Быть музыкантом — это обязанность. Ты обязан расширять свои горизонты и нести послания, написанные другими людьми. Я лишь интерпретатор, но без интерпретаторов место партитур было бы в музее…» Знаменитый скрипач, лауреат премии «Грэмми» и номинант ICMA рассказывает о своем юношеском увлечении Польшей, любви к Тувиму и трагедии в музыке Мечислава Вайнберга.

Гидон Кремер (1947) — латвийский скрипач и дирижер, основатель оркестра «Кремерата Балтика». Окончил Московскую консерваторию (класс легендарного Давида Ойстраха). Один из ведущих интерпретаторов музыки Мечислава Вайнберга, которому он посвятил много студийных записей. Две из них: «Symphonies Nos. 2 & 21» и «Chamber Music», выпущенные в 2019 году компанией Deustche Grammophon при поддержке Института Адама Мицкевича, удостоены номинации на премию ICMA, а первая номинирована также на премию «Грэмми».

Девятого декабря 2019 года в Музее Полин в Варшаве Гидон Кремер представит свой проект «Хроника текущих событий». Днем позже он выступит в Национальной филармонии вместе с пианистом Георгием Осокиным и виолончелисткой Гиедре Дирванаускайте. С Гидоном Кремером беседует Филип Лех.

Филип Лех: Когда вы впервые услышали о Мечиславе Вайнберге?

Гидон Кремер: Не помню точной даты, это происходило постепенно. Я был студентом в классе Давида Ойстраха, когда Вайнберг пришел к нам играть Скрипичную сонату Дмитрия Шостаковича. Это было ее первое исполнение, еще до премьеры, только для студентов [композиция была посвящена Давиду Ойстраху, впервые исполнившему ее 3 мая 1969 года в Большом зале Московской консерватории — прим. ФЛ]. Помню, как он сопровождал моего учителя, но у меня лично с ним не было никаких контактов. Я очень об этом жалею. Тогда я еще не понимал его гениальности.

Позже Иосиф Фейгельсон, мой друг и прекрасный виолончелист, восторженно отзывался о произведениях Вайнберга, а точнее, о цикле «24 прелюдии». Это было в 1980-е. Я хорошо помню этот разговор, но я по-прежнему мало интересовался музыкой Вайнберга.

И наконец, семь или восемь лет назад я открыл для себя Вайнберга — безусловно, слишком поздно, но лучше поздно, чем никогда. Я подбирал репертуар для моего оркестра, «Кремерата Балтика», которым руковожу уже 23 года. Мы играли Десятую симфонию, в то время я уже любил «Трио для скрипки, альта и виолончели», «Сонатину». Мир Вайнберга медленно открывался передо мной. Чем больше его сочинений я узнавал, тем отчетливее понимал, что передо мной по-настоящему великий композитор.

Сегодня, в сотую годовщину со дня рождения Вайнберга, я рад, что наша работа с «Кремератой Балтика» приносит плоды. Мы записали все камерные симфонии. В этом году мне удалось сделать много записей Вайнберга — не только «24 прелюдии» для издательства Accentus, но и «Трио для фортепиано», Скрипичную сонату и две симфонии, которые мой оркестр записал совместно с CBSO и Миргой Гражините-Тила для Deutsche Grammophon. Эту лучший способ отметить такую дату — наконец-то люди начинают считать Вайнберга важным композитором ХХ века.

Вайнберг и Шостакович

ФЛ: Расскажите, пожалуйста, о связи музыки Шостаковича и Вайнберга?

ГК: Они пользовались похожим языком. Это породило множество мифов и недоразумений: якобы Вайнберг был вторичен по отношению к Шостаковичу, дескать, он только его ученик или подражатель. Ни то, ни другое не верно.

У Вайнберга — свой узнаваемый стиль. Они с Шостаковичем были настолько близкими друзьями, что влияли друг на друга. Следы Шостаковича можно обнаружить в партитурах Вайнберга, а следы Вайнберга у Шостаковича. Каждый из них был независимым композитором, у каждого свое авторское лицо в музыке.

ФЛ: Как бы Вы определили его музыкальный язык?

ГК: Я не музыковед, я всего лишь исполнитель, который пытается озвучить жизнь. Скажу одно: музыка Вайнберга не просто серьезная и глубокая, но и очень честная и искренняя. В его музыке нет никакого обмана. Она очень основательна. Я не пытаюсь сравнивать Вайнберга с Шостаковичем и не говорю, что музыка последнего менее глубокая. В истории музыки хватит места для многих композиторов, а Вайнберг, несомненно, один из лучших творцов ХХ века.

ФЛ: Какое из произведений Вайнберга вы считаете лучшим?

ГК: Музыка — это не олимпийские игры, здесь нет победителей и проигравших. Я не могу с математической точностью сказать: это произведение в моем репертуаре на 14-м месте, а это стоит на подиуме.

ФЛ: Разумеется. Но меня интересуют ваши личные, эмоциональные предпочтения.

ГК: К сожалению, многих произведений Вайнберга я не смогу сыграть, поскольку они написаны для другого инструмента или же это симфоническая, оперная музыка. В ноябре я смотрел оперу «Идиот» в Мариинском театре в Санкт-Петербурге. Это нечто потрясающее. «Пассажирка» — несомненно, одно из наиболее выдающихся его произведений. «Фортепианный квинтет» — пример совершенной камерной музыки, как и «Трио для скрипки, альта и виолончели», «Концертино для скрипки и струнного оркестра». Симфония № 21 «Кадиш» — одна из самых сильных симфоний ХХ века. Он нее дух захватывает! Это почти как если бы Малер написал XI симфонию. Вайнберг оставил после себя так много опусов, например, «Цыганская библия», «Еврейские песни», «Детские песни» — все они замечательные. Столько сонат — Сонаты для виолончели, Скрипичные сонаты, Сонаты для фортепиано, для фортепиано и виолончели, для фортепиано и скрипки… Это очень плодородная почва, которая породит еще много открытий!

ФЛ: Какое произведение вы любите исполнять больше всего?

ГК: Я горжусь, что исполнил около двадцати произведений Вайнберга. Как скрипач могу сказать, что его «Соната для скрипки соло № 3» практически не уступает в силе «Сонате для скрипки соло» Бартока, которую я считаю памятником скрипичной музыке ХХ века. Сейчас я разучиваю первую и вторую сонату. Хочу их сыграть. Я часто играю «Сонату для скрипки и фортепиано» № 5 и № 6 с выдающимися пианистами, такими, как Марта Аргерих, Даниил Трифонов и Георгий Осокин. Мы сыграем «Сонату № 6» с Осокиным в Варшаве. «Фортепианное трио» просто невероятное, я очень рад, что оно только что вышло в записи вместе с «Сонатой № 6» и «Тремя пьесами для скрипки и фортепиано», которые Вайнберг написал, когда ему было всего пятнадцать лет, еще в Варшаве.

ФЛ: Есть ли в его музыке нечто исключительно еврейское?

ГК: Не только еврейское! Он следовал в музыке за своими генами, кровью, традицией семьи и трагедией, с ней приключившейся. Но в его творчестве можно обнаружить идиомы не только еврейской музыки, но и молдавской, и даже узбекской. Вайнберг цитировал многие вещи, услышанные им в жизни, включая фрагменты Шопена в его «Симфонии № 21». Он во многом чувствовал себя поляком, сочинял музыку на слова польских поэтов. Одним из его самых любимых поэтов был Юлиан Тувим. Этот факт — который я обнаружил недавно — дал мне понять, как мне близка душа Вайнберга. Тувим был одним из моих любимых поэтов в молодости.

Я задумался: почему Вайнберг мне так близок? Почему я так одержим его музыкой? Главное здесь — качество его партитур, но кроме того, биографии его отца и моего очень схожи. Мой отец потерял тридцать пять родственников в рижском гетто. То же самое случилось с Вайнбергом в Варшаве. Может быть, все дело в этой трагедии. С детских лет я знал обо всем этом от отца. Я не хотел себя с этим идентифицировать. Хотел быть обычным ребенком, не чувствовать тяжести трагических воспоминаний отца. Я всегда старался отвлечь его от ужасных воспоминаний, говорил: слушай, все это уже в прошлом. Теперь я понимаю, что нельзя смириться со столь страшным опытом. Музыка Вайнберга говорит о трагедии не только еврейского народа. Я не смотрю на мир сквозь призму еврейства (хотя у меня есть еврейские корни), мне кажется, что с Вайнбергом дело обстояло точно так же.

Наш инструмент — музыка. Исполняя Вайнберга, мы можем показать, как важно оставаться человеком, как важно служить человечеству и как важно служить забытым и недооцененным в истории музыки композиторам. Вайнберг один из них. Я мог бы рассказать о многих других, я часто исполнял музыку недооцененных композиторов, но этот год — год столетнего юбилея Вайнберга — особенный, и очень важно показать, что он был выдающимся композитором, да, он был гением. И что он должен занять прочное место в истории польской музыки.

ФЛ: В музее «Полин» вы представите «Хронику текущих событий» — спектакль, посвященный Вайнбергу.

ГК: Я работал над ним целый год. Название отсылает к самиздатовскому бюллетеню, выходившему в 70-е годы в СССР. Мы с окрестром хотели создать представление, которое расскажет о жизни Вайнберга с помощью музыки. Я связался с режиссером Кириллом Серебренниковым, который в то время находился под домашним арестом. Мы так и не встретились, но много переписывались, обменивались идеями. К сожалению, сам он присутствовать при создании спектакля не мог, но нам помогали его близкие знакомые: автор окончательного сценария Валерий Печейкин и режиссер видео Артем Фирсанов. Я передал им партитуру с пятнадцатью фрагментами музыки Вайнберга, соединенными в единое целое. На основе партитуры Фирсанов записал видео: он использовал не только собственные, но и архивные материалы — они не связаны с жизнью Вайнберга, но создают мост между его музыкой и нашей действительностью. Этот мост построен без слов, он основан на музыке. В отличие от немого кино, где музыка — только фон, здесь ей отведена главная роль, а видео — лишь дополнение. Музыка — душа всего, а образ — лишь свободная фантазия, аллюзия на энергию, которую передают звуки.

О сколько нам открытий чудных…

ФЛ: Какие у вас контакты с другими польскими композиторами?

ГК: В молодости я играл музыку Гражины Бацевич. Затем огромный след в моей жизни оставил Пендерецкий. Впервые я слушал «Плач по жертвам Хиросимы», когда дирижировал Витольд Ровицкий.

Недавно я начал открывать еще одного забытого польского композитора. Возможно, его значение не столь велико, как Вайнберга, и все же он очень оригинален и практически неизвестен в польской музыкальной истории. Я говорю о Милоше Магине. Мы только что записали диск с его музыкой. Его мы открыли благодаря  Люка Дебаргу  — молодому французскому пианисту и прекрасному музыканту, именно он первым познакомил меня с Магином. В будущем году мы выпустим диск и вновь удивим мир новым именем в истории польской музыки.

Еще меня интересует Анджей Чайковский. Я читал его переписку с Алиной Яновской — это потрясающее свидетельство искренности и открытости, доказательство того, что великий артист может и должен оставаться настоящим человеком. Я рад находиться на этой земле. В молодости я восхищался польскими режиссерами. Помню, как студентом московской консерватории я бегал на фестиваль польского кино. За две недели посмотрел 35 польских фильмов!

ФЛ: Когда это было?

ГК: Точно не помню, но, должно быть, в 1960-е. 1966? 1967? Примерно тогда. Все эти фамилии — Полански, Хас, Мунк, Кавалерович и другие — со мной до сих пор. Не о каждой стране я могу сказать столько хорошего. Мастера кино, музыки, театра (а Кантор!)…

Я всего лишь интерпретатор…

ФЛ: А что скажете о польских музыкантах?

ГК: Я очень тесно сотрудничал с Кристианом Цимерманом. В нашем классе в Москве была польская скрипачка, Кайя Данчановская. У меня всегда были польские друзья. Теперь мой близкий друг Андрей Борейко стал художественным руководителем Национальной филармонии в Варшаве.

ФЛ: Вы упоминали, что любили стихи Тувима.

ГК: Я никогда не читал их в оригинале, потому что не говорю по-польски, но зато читал в прекрасных переводах: Тувима, в частности, переводила Анна Ахматова. Его стихи для детей, его чувство юмора просто замечательные. Несмотря на все трагедии, он сохранил оптимизм, и это вдохновляет.

ФЛ: Что значит быть музыкантом?

ГК: Для меня это обязанность. Ты обязан расширять свои горизонты и нести послания, написанные другими людьми. Я всего лишь интерпретатор, но, несмотря на это «всего лишь», следует признать, что без интерпретаторов место партитур было бы в музее. Мы их оживляем. Я старался вдохнуть жизнь во множество хороших партитур. Служу многим композиторам, и это наполняет меня энергией. Надеюсь, у меня еще в запасе есть время, чтобы продолжить этот путь. У своих младших коллег, в том числе и в «Кремерате», я вижу стремление продолжать борьбу за подлинные ценности и желание посвятить себя музыке. Вопреки повсеместной моде на саморекламу и неправильное обращение с музыкой.

Я мог бы говорить долго, но мне надо идти репетировать «Скрипичную сонату» Вайнберга… Вам решать, говорю ли я правду.

Источник публикации Culture.pl, 06.12.2019, Philip Lech (интервью)