Учите идиш: не пожалеете

— Для начала поговорим о парадоксах вашей биографии. Московский мальчик из интеллигентной ассимилированной семьи самостоятельно изучает идиш и даже начинает сочинять на этом языке стихи. Это всё откуда?

Ребенком каждый год я проводил лето на даче с бабушкой и дедушкой по материнской линии. Они разговаривали на идише, я время от времени спрашивал у них, что означает то или иное выражение. Когда был в раннем подростковом возрасте, к нам чуть ли не каждый год приезжала двоюродная тетя из Енакиева. Она очень хорошо владела разговорным идишем и пела еврейские песни — «Варничкес», «Ломир але инейнем», «Ицик хот шойн хасене гехат». В ее репертуаре были и песни на русском языке с вкраплениями еврейских выражений. Например, песня про каховского раввина: «Приехал хазер и натворил такое, а маке им ин понэм ун кое-что еще». Я всё это слушал, и мне захотелось выучить идиш. Этому способствовало и то, что в конце 80х в СССР начали появляться разные национальные движения. Я дружил с грузинами и армянами, мне было завидно и стыдно, что мои друзья знают языки своих народов, а я нет. Вы, конечно, можете спросить: «Почему именно идиш, а не иврит?»

— Спрашиваю.

Поначалу я думал так: сперва выучу идиш, а потом перейду к ивриту. Но чем больше я изучал идиш, погружаясь в культуру и литературу, тем больше это увлекало и затягивало. Время от времени я берусь за иврит, но до настоящего изучения руки еще не дошли.

Я бы хотел воспользоваться возможностью и сказать читателям «Еврейского журнала», что идиш должен быть неотъемлемой частью еврейского образования. И в Москве, и в Санкт-Петербурге есть люди, прекрасно знающие идиш. Они наверняка могли бы преподавать его детям в еврейских школах. Это сотрудники Учебно-научного центра библеистики и иудаики РГГУ Александра Полян и Галина Элиасберг, в Петербурге — например, Валерий Дымшиц, Исроэл Некрасов и переехавший несколько лет назад из Нью-Йорка Йоэль Матвеев. В Нью-Йорке есть уроженец Биробиджана Николай Бородулин, он активно преподает идиш по интернету.

— Сначала вы выучили еврейский алфавит, после того как родители посетили израильский стенд на Международной книжной выставке и принесли календарик с еврейским алфавитом. Затем вам попалась пластинка оперы «Черная уздечка белой кобылицы» с либретто на идише и русском. Следующим этапом стал самоучитель Шимона Сандлера. Вам советская тематика в текстах не мешала, все эти «колхоз — колвирт, колхозник — колвиртник»?

Абсолютно не мешала. В СССР в свое время идиш был очень развит, и советская литература на этом языке стала неотъемлемой частью идишской литературы. Более того, мне до сих пор интересно читать советские тексты на идише — с исторической и психологической точек зрения, просто чтобы представлять, как мыслили и что чувствовали евреи, владевшие идишем и жившие в Советском Союзе. В те годы не только для советских, но и для немалого числа западных евреев приверженность языку идиш сочеталась с приверженностью к коммунистической идеологии. Это неотъемлемая часть нашей истории.

— Вам, музыканту, склонному к импровизациям, не мешала зубрежка правил и грамматических таблиц?

Никакого противоречия в этом никогда не было. Мне очень хотелось выучить этот язык. В музыке тоже приходится зубрить технически трудные места, отрабатывать пассажи.

— Идишская литература в сравнении с русской — самостоятельное явление или немножко эрзац, подделка под то, что есть у других?

Это самобытный голос, хотя, конечно же, разные культуры влияли и влияют друг на друга. В ХХ веке, когда по-настоящему расцвела идишская поэзия, тематика произведений вышла далеко за пределы местечек и нередко даже выходила за пределы еврейства. Например, у Лейвика, одного из величайших идишских поэтов, есть цикл стихов о любви Абеляра к Элоизе.

В идишской поэзии много авторов высочайшего уровня. Яков Глатштейн, Лейвик, Ицик Мангер, Давид Гофштейн, Перец Маркиш, Самуил Галкин, Кадя Молодовская, Рохл Корн… Это великие, гениальные авторы. Читая литературу на идише, я вижу, что в переводах многое теряется, несмотря на то что есть прекрасные переводы на русский. Как человек, изучивший, продолжающий изучать, а теперь и пропагандирующий идиш, я говорю: «Учите идиш! Обещаю, гарантирую: не пожалеете! Будете очень рады приобщиться к этой богатейшей интереснейшей культуре».

— К вопросу о парадоксах: вы перевели на идиш «Балладу о борьбе» Высоцкого. Простота его мелодий вам, человеку, воспитанному на классической музыке, не мешает?

Конечно же, у Высоцкого главное не музыка, а тексты. Именно тексты его я очень люблю и всегда любил, а музыка — только сопровождение. И у Галича, например, я гораздо больше люблю читать тексты песен, чем слушать.

— На идише вы пишете и стихи, и прозу…

И дневники тоже. Два с лишним года назад я вел дневник во время гастрольной поездки по Азии, затем был дневник во время отдыха в Марианске-Лазне. Эти два дневника вместе с парой рассказов выйдут отдельной книгой. Когда началась пандемия, я стал вести коронавирусный дневник, мой литературный учитель Борис Сандлер сейчас публикует с продолжениями его в интернет-журнале «Идиш-бранже».

— Еще вы сочиняете музыкальные произведения. Механика творческого процесса как-то отличается, когда речь идет о нотах?

Сначала приходят в голову общие идеи, а потом я должен сосредоточиться, чтобы их развить и воплотить, найти наилучшее сочетание звуков. Стихотворение может иногда вырасти из отдельно взятой рифмы. Самое последнее стихотворение, которое я написал много лет назад, началось с рифмы «кон их», что означает «я могу», и «койэх», сила. Что касается прозы, поначалу приходит сюжет, потом его надо развивать.

— Что означает «приходит»? Озарение?

Как в любой творческой работе — сочетание вдохновения и труда как такового.

Нет хороших и плохих народов

— Получение вами израильского гражданства в 2013 году было демонстративным актом?

Это было и политическим жестом, и в то же время удовлетворением внутренней потребности. Я захотел именно так публично выразить солидарность с Израилем. Что совершенно естественно, потому что я всю сознательную жизнь идентифицировал себя с Израилем. Именно еврейское государство я могу считать в полной мере по-настоящему своим.

— Как вам кажется, сионистскому проекту удалось сформировать новый тип еврея — землепашца, солдата, мачо?

Сложный вопрос. Я знаю, что в самом Израиле существует очень много разных типов евреев. Сидел я как-то в вестибюле иерусалимской гостиницы King David с женщиной, которая организовала мой концерт. Ее привезли в Израиль в шестимесячном возрасте, она в молодости была помощницей Моше Даяна, а потом стала крупной бизнесвумен. Вдруг подошла к нам какая-то незнакомая женщина, между ними завязался разговор на иврите, и вдруг организаторша концерта мне говорит: «Минуту назад она не знала о концерте, а теперь билет просит. Это так по-израильски!». Но вспоминая тот случай, я думаю: а действительно ли это является типично израильской чертой, а не еврейской вообще?

Да, в диаспоре евреи не ассоциировались с военной доблестью, хотя в армиях разных стран, в том числе и в Красной армии, они воевали очень достойно. Просто до возникновения Израиля евреев не ассоциировали именно с этой деятельностью. Параллельно мне кажется, что для некоторых израильтян еврейство не так важно, как для нас, живущих в диаспоре. Когда я получал почетную докторскую степень Еврейского университета в Иерусалиме, одна из студенток взяла у меня интервью. Говорю ей, как это для меня важно и дорого, а она продолжает спрашивать с глуповатой интонацией: «А, да? Почему?» У меня было странное ощущение: неужели я, еврей, должен в Израиле это объяснять? Оказалось, должен.

С другой стороны, когда я впервые приехал с концертами в США, у меня взял интервью знаменитый музыкальный критик «Нью-Йорк Таймс» Гарольд Шонберг. Помню, он задал вопрос о русской пианистической традиции. Для меня этот вопрос был совершенно неожиданным: живя и учась в России, впитывая эту традицию, я о ее существовании не задумывался. Потом Шонберг написал: «Мистер Кисин скептически относится к русской пианистической традиции, но, несмотря на это, она существует, а Кисин является ее типичным представителем». Видимо, то же самое происходит и со многими израильтянами, которые родились, выросли и живут в еврейском государстве и потому меньше задумываются о своем еврействе.

— Произраильские взгляды могут вызвать отторжение среди западной аудитории, значительная часть которой находится на леволиберальном фланге.

Не знаю, какой процент людей, приходящих на мои концерты, придерживается тех или иных взглядов, но я сознательно размещаю на сайте своего фан-клуба произраильские материалы, чтобы ознакомить читателей со своим подходом. Более того, я написал Натану Щаранскому в письме, в котором просил об израильском гражданстве: «Если в том же Лондоне враги Израиля устраивают провокации на выступлениях израильских артистов, я хочу, чтобы они делали то же самое и на моих выступлениях». Но пока что ничего подобного не произошло.

— То есть бойкота и пикетов вы не боитесь?

Если бы вдруг такое произошло, я был бы только рад. Если бойкотируют других израильтян, пускай бойкотируют и меня. Я этого абсолютно не боюсь, даже наоборот. Израильские проблемы — это мои проблемы, израильская боль — это моя боль.

На самом деле антисионизм и антисемитизм иногда не совпадают друг с другом: есть правые политики, которые поддерживают Израиль и не любят евреев, есть левые, которые любят евреев и недолюбливают Израиль. Увы, могу свидетельствовать в отношении двух великих городов: Лондона, где я прожил девять лет, и Парижа, где жил 11 лет, — ситуация с антисемитизмом и отношением к Израилю там не самая лучшая. Не катастрофа, но гораздо хуже, чем 20 лет назад.

— Не слишком ли вы идеализируете евреев и израильтян в частности?

Возьмем классическую литературу на идише, тех же Менделе Мойхер-Сфорима, Шолом-Алейхема, Переца. Там столько отрицательных персонажей. Ну и что? Среди моих знакомых евреев самые разные люди. Для меня всегда было очевидно, что нет хороших и плохих народов: есть хорошие и плохие люди. А большинство людей вообще не являются однозначно хорошими или плохими.

— Переехать в Израиль не планируете?

Хотелось бы часть времени жить в Израиле. Не всё время — я очень плохо переношу жару, тем более в сочетании с влажностью. Надеюсь, моя мечта когда-нибудь осуществится. Сейчас мы с женой не можем себе этого позволить: у нас пожилые мамы, мы, естественно, должны быть рядом с ними.