В понедельник, 21 мая, Мосгорсуд отклонил жалобу на продление домашнего ареста художественному руководителю «Гоголь-центра» Кириллу Серебренникову. Суд отказал режиссеру в просьбе ходить на работу, общаться с коллегами по творческим вопросам и пользоваться интернетом. Напомним, срок домашнего ареста истекает 19 июля. В настоящий момент все следственные действия по делу завершены, обвиняемые знакомятся с материалами, которые насчитывают 258 томов. «Театрал» публикует сегодняшнее обращение Серебренникова к суду.

– Сегодня мы в очередной раз рассматриваем вопрос о законности моего нахождения под домашним арестом. Уже много раз, в том числе и в этом зале, я говорил о неопровержимых вещах, которые, как мне кажется, делают очевидным его незаконность.

Через два дня будет год, как начался этот бред и кошмар, когда ко мне в 44-метровую квартиру пришли люди с собачкой, которые сказали: «Чего-то вы тут украли у нашего замечательного Министерства культуры. И вот почти год я сижу под домашним арестом, уже почти год государство обвиняет меня в воровстве, а театральный проект «Платформа», который мы делали и про который знает все образованные зрители в России и за рубежом, называет «преступной группой», которую я придумал, чтоб украсть деньги Министерства культуры.

Уже почти год длится этот садистский абсурд, уже почти год наши аргументы, объяснения, доказательства не берутся в расчет, уже год следствие ведет исключительно обвинительную тактику – им во что бы то ни стало надо назвать меня вором, который как они опять написали в своем пресс-релизе, «купил квартиру в Берлине во время совершения преступления», притом что мы неоднократно всему миру и следствию тоже предоставляли банковскую справку о том, что эта квартира куплена на заработанные и накопленные много лет назад средства. Но следствие это не волнует, им надо доказать, что «все это современное искусство» – ширма для воровства и безобразий, а Серебренников – просто жулик, который придумал, как ограбить Министерство культуры.

Нас всех обвиняют в абсурдном – что мы украли практически все деньги, выделенные на проект «Платформа». Все мероприятия проекта, между тем, задокументированы, описаны, сняты на фото и видео. Это в основном сложносочиненные и сложнопостановочные, трудозатратные мероприятия. И легко увидеть, что проект «Платформа» – это не два стула на пустой сцене. Было показано 340 представлений, участие в проекте приняли более 600 человек, проект посмотрело более 80 тысяч зрителей. Проект имел успех, получал награды, признавался государством, которое раньше им гордилось и собиралось развивать его дальше. «Платформа» была сделана на деньги, которые выдавались безвозмездно и невозвратно. На них просто надо сделать оговоренную программу – и всем очевидно, что проект полностью состоялся и что государство получило именно то, что хотело. Но следствие этого не хочет видеть.

Мне предъявили обвинение в том, что я якобы похитил 133 миллиона рублей. Это почти 70 процентов того, что государство выделило на проект «Платформа» в 2011-2014 годах. Это должно означать, что мы сделали проект «Платформа» только на 30 процентов. Это абсолютная и легко опровергаемая ложь. Невозможно сделать 340 мероприятий за три с половиной года за 30 процентов бюджета проекта. «Платформа» ежемесячно платила зарплату штатным артистам, техникам, администраторам, всего около 60 человек. За три года только на это было потрачено около 60 миллионов рублей.

Все три с лишним года мы делали сложнейшие выставки, всем известные спектакли и масштабные концерты, те самые мероприятия, которых якобы не было или которые стоили не тех денег. Но если 70 процентов денег якобы украли, а 30 заплатили в качестве заработной платы только сотрудникам «Седьмой Студии», то на какие средства был весь этот праздник современного искусства в течение более трех лет?

Я был художественным руководителем проекта, и я не занимался финансами, договорами, покупками, отчетами, бухгалтерией. Я делал мероприятия, я их придумывал, ставил, репетировал. Моей подписи нет ни под одним финансовым документом, кроме рамочных соглашений, которые я по просьбе Министерства культуры и по доверенности подписал. Но главное не в том, что у меня не было никакой административной должности и функции. Главное в том, что мы этот проект сделали и сделали честно.

Все, кто работал над проектом, не сомневались в том, что они делают нужное и важное для России дело. Что мы не преступная группа, а группа единомышленников, для которых нет ничего важнее, чем искусство, чем наша работа.

У нас в деле есть потерпевший – Министерство культуры. Сначала оно, Министерство, не знало, что оно потерпевший, потому ему рассказали об этом следователи и появился иск на 133 миллиона рублей. Сначала Министерству культуры поддержало продление ареста Малобродскому и домашнего ареста мне и моим товарищам по несчастью, а потом стало уверять всех, что это не оно, а сотрудник, который не имел никаких полномочий поддерживать арест. Теперь Министерство культуры выражает официальную радость по поводу того, что освободили Малобродского. Это действительно большая радость. Хорошо, что освободили. Но тогда пусть на волне радости Министерство ответит, что в 2018 году не понравилось им из того, что было показано в 2011-2014 году, чему рукоплескали зрители, за что мы получали призы и признание не только в России, но и за рубежом.

Чего не хватило в 2018 году Министерству культуры из того, что мы сделали для развития современного искусства в России в 2011-2014? Может Министерство культуры, наконец, сформулировать свои претензии и сообщить их и нам и всем?

Обычно потерпевший является инициатором расследования. Он приходит в милицию и говорит о совершенном преступлении, но Министерство культуры никуда не приходило. Ему сообщили о якобы совершенном преступлении следователи. Министерство культуры не пыталось понять, а был ли какой-то вред и, если он был, то в чем он состоял и в какой сумме исчисляется. О том, на какую сумму якобы причинен ущерб, Минкульту сообщили следователи.

Еще раз хочу сказать, я очень рад, что наконец-то Алексей Малобродский освобожден из-под стражи и сидит тут с нами на вот этом полумягком стуле, а не в клетке. Принимая решение об изменении ему меры пресечения, Следственный комитет заявил, что после «завершения всех следственных действий и закрепления доказательственной базы совершение обвиняемым действий, направленных на уничтожение или сокрытие имеющих значение для дела доказательств, стало уже невозможным». Это значит, что сам Следственный комитет признал, что отпало одно из оснований для продления срока домашнего ареста. Полагаю, что отпало, вероятно, самое главное основание.

Для меня очевидно, что следствие не располагает и не может располагать никакими доказательствами, которые бы подтверждали мою вину или вину других моих товарищей. Ложь Масляевой я в учет не беру. Я был с ней на очной ставке и слышал все, что она врала. Мне после этого стало только легче. Правда! Я понимаю и все понимают, как следствием были получены эти псевдообвиняющие показания. Но в любом случае следствие признает, что ничему помешать мы уже не можем. Я прошу Вас учесть это при вынесении решения по нашей жалобе. Я не собирался скрываться и не скрывался от следствия. Я всегда прибывал по первому же вызову следствия, в том числе и из командировок, находясь на отдыхе или снимая кинофильм. У следствия нет и не может быть доказательств того, что я собираюсь скрыться. Во всяком случае Вам, Ваша честь, их не представили.

Для меня очевидно, что в настоящее время нет никаких оснований содержать меня под домашним арестом далее. Ну, во всяком случае, нет никаких оснований для содержания под домашним арестом с такими жесткими ограничениями, которые действуют сейчас. Уже девять месяцев мне запрещено покидать место жительства, кроме как для прогулок в течение двух часов. Я прошу суд изменить это ограничение, связанное с запретом покидать квартиру, и разрешить мне работать – посещать «Гоголь-центр». Я прошу Вас, Ваша честь, разрешить мне покидать квартиру для работы в период, ну, хотя бы с двух до восьми вечера каждый день.

Мне запрещено общаться с участниками уголовного дела. Если следствие считает проект «Платформа» формой совершения преступления, то, насколько я себе представляю, участниками дела являются все участники проекта «Платформа». Мы знакомимся с делом, прочитали уже более 80 томов, но не видели еще ни одного допроса. Никакого. Ни участников «Платформы», ни каких-то других лиц. Но в любом случае следствие их уже допросило и, как я уже говорил, признало, что мы не можем ничего в этих допросах изменить. Значит и не должно быть запрета на общение с этими лицами, с участниками уголовного дела. А такое общение необходимо нам для работы!

У меня на самом деле никогда не было никакого желания и необходимости общаться с Масляевой или кем-то другим, кто занимается финансами, бухгалтерией. Нет его и сейчас.
Мне не нужно общение по этому делу вообще ни с кем. Мне нечего обсуждать, не о чем просить, уговаривать, не на чем настаивать. Любой участник «Платформы» придет к следователям или в суд и честно расскажет, что и как там происходило, какие деньги и за что платились. Главное, чтобы следователи захотели их послушать и услышать. Пока им это было не интересно…

Ваша честь, большую часть проекта «Платформа» составляли артисты «Гоголь-центра». Мои ученики. Мне нечего обсуждать с ними по делу, но я должен общаться с ними в связи с их работой в театре, работой в спектаклях. Поэтому я прошу, чтобы Вы разрешили мне общаться с сотрудниками «Гоголь-центра» исключительно по вопросам, связанным с творчеством.

Мне запрещено пользоваться интернетом. У меня нет объяснения обоснованности этого запрета. Меня лишили возможности простого общения с миром, общения для работы, а не для ухода от мифической ответственности. Меня лишили возможности работать, пусть и удаленно, с теми постановками, которые идут в Европе, с теми постановками, которые только предполагаются, только придуманы, находятся в замысле, требуют обсуждения, творческого поиска, который невозможно проделать в одиночку без доступа к информации, которую дает интернет.

Ваша честь, прошу Вас дать мне возможность общаться, дать мне возможность работать, для меня это означает возможность жить.

Источник публикации Театрал, 21.05.2018, Сatрerina Gordeeva, Facebook