Министр культуры Владимир Мединский стал одним из самых обсуждаемых членов правительства третьего срока Владимира Путина. Он рассказал Русской службе Би-би-си о том, почему считает себя похожим на историка Василия Ключевского и где собирается работать дальше.

Назначение министром культуры бывшего пиарщика и депутата-единоросса Владимира Мединского после президентских выборов 2012 года стало одним из самых неожиданных в правительстве, которое возглавил Дмитрий Медведев.

Его называли креатурой Владислава Суркова, который до 2011 года отвечал за внутреннюю политику в администрации президента, и режиссера Никиты Михалкова – одного из самых влиятельных людей в российской культурной индустрии.

Согласно опросу ВЦИОМ, в конце прошлого года граждане оценивали его работу на 3,2 балла – выше, чем у большинство его коллег. А возглавляемое им ведомство каждый месяц оказывается в центре скандала.

Новый кабинет министров будет сформирован через несколько месяцев: после выборов президента.

Би-би-си: Давайте мысленно вернемся на шесть лет назад, когда вы стали министром культуры.

Владимир Мединский: Чуть меньше.

Би-би-си: Вы и сами можете помнить, что ваше назначение было воспринято в культурной среде с удивлением, потому что вы не были человеком из культурной индустрии, до этого не работали в исполнительной власти, а были, скорее, известны, как писатель, пиарщик, депутат…

В.М.: У вас как компания называется? Би-би-си? Я восемь лет был депутатом Государственной думы, а до этого достаточно много лет занимался политической работой, например, был одним из руководителей московской организации правящей партии.

Скажите, человек, который восемь лет был MP (Member of Parliament, членом парламента. – прим. Би-би-си.) в Британии, а до этого был главой лондонского отделения Консервативной партии, считается новичком в политике?

Би-би-си: То есть это было чисто партийное назначение?

В.М.: Я задаю вам вопрос. Это новичок или нет? Наверное, нет. Более того, это самый логичный путь для любого политика, который работает в партии, работает два полных срока в парламенте, причем на завершающем этапе я был председателем комитета по культуре в Госдуме. Недолгий срок, но тем не менее. Я оказался на этой должности, потому что активно работал над многими культурными законопроектами.

Би-би-си: Вы хотели стать министром культуры?

В.М.: Нет. Я даже не думал об этом никогда. Предложение было для меня неожиданным. Но безусловно, мне представлялось, что это одна из самых интересных работ, которые могут быть в мире.

Би-би-си: А от кого предложение было? Лично от Медведева? Как происходил процесс назначения?

В.М.: Давайте детали процесса я буду описывать в мемуарах на пенсии. А так у меня было, естественно, детальное собеседование, подробное, очень внимательное, с руководителем правительства и с президентом. И, конечно, для меня было огромной честью, что мне сделали подобное предложение с большим авансом, который я старался все эти годы оправдывать. И стараюсь по сей день.

Би-би-си: А вы бы сами себя на это место назначили?

В.М.: Я даже в кошмарном сне не могу сам себя представить на таких сверхответственных и сверхтяжелых должностях. Поэтому этот вопрос совершенно нелепый.

Би-би-си: А вы сами как считаете, вам какое министерство или ведомство больше подходит? Условно, если бы вы могли любое кресло занять, сейчас или тогда, вы бы какое выбрали?

В.М.: Я совершенно не готов занимать любое кресло. Потому что любая из работ в правительстве требует высокой степени профессионализма и специализации. Поэтому человек, политик, который готов занять любое кресло, должен быть очень уверен в своих силах. Я – нет.

Би-би-си: Хорошо. Прошло шесть лет. Назовите три своих удачи и три неудачи. Что получилось, а что – нет?

В.М.: У меня гораздо больше трех удач, как и у любого работающего управленца. И, наверное, гораздо больше трех неудач. Какой у них рейтинг, мне тяжело объяснить. Я считаю всегда большой неудачей невозможность зачастую объяснить, что мы делаем хорошего. Потому что это никому не интересно. Ведь людей интересует, не когда человека укусила собака, а когда человек укусил собаку.

Я могу вам сейчас долго рассказывать об огромных успехах министерства в части повышения посещаемости музеев, о росте музейных коллекций, учете музейных фондов. У нас, например, не были учтены музейные фонды шесть лет назад. Я могу долго рассказывать о том, что за эти пять-шесть лет министерством был создан единый реестр…

Я, кстати, недавно об этом журналистам рассказывал. Мне задали два вопроса, что у вас с реестром памятников, и что-то спросили про фильм “Смерть Сталина”. Я долго рассказывал про реестр памятников, что было изначально 300 памятников в реестре, а за пять лет нам удалось создать систему, и сейчас в реестр внесено 143 тысячи памятников, то есть практически все.

А потом одной фразой ответил, что по этому кинофильму у меня нет комментариев. Там была группа журналистов. Вторую фразу написали все, а потом ее многократно, не раз перепутав по ходу дела, повторили. А про первую написали одну заметку, и никто ни разу ее не перепечатал. То есть, к сожалению, в чем-то Трамп прав. СМИ не интересуют хорошие правдивые новости. Это проблема.

Би-би-си: Ну вот представьте, что вы сейчас смотрите на последние пять лет глазами стороннего наблюдателя. Одним предложением как бы вы описали это время, эту культуру и себя?

В.М.: Не хочу это описывать одним предложением. Давайте лучше оценки будете давать вы. А яркие фразы приятно придумывать потом, когда пишешь мемуары. Как известно, 90% афоризмов Черчилля придумано им впоследствии или придумано за него.

Би-би-си: А вы уже пишете мемуары?

В.М.: Нет. Времени нет. Это вы такие вопросы задаете, что по-другому и не ответишь.

Про российское кино и “Смерть Сталина”

Би-би-си: Вот вы сами и произнесли название фильма “Смерть Сталина”.

В.М.: Я скажу так, что никакого внимания общественного к этой теме нет вообще. Мы даже проводили небольшие замеры социологические – людей эта тема не интересует в принципе. Эта тема интересует узкую группу перевозбужденных журналистов. Даже не журналистов, журналист – это профессионал.

Каждый же, кто завел аккаунт в “Фейсбуке” и научился тыкать пальцем в клавиатуру, считает себя, как минимум, выпускником журфака университета. Что не так. Вот эта вот братия, как Николай Гоголь говорил, бумагомараки, щелкоперы. А сейчас, наверное, – какие-то клавишевтыкатели.

Я думаю, что они комментируют это все от излишней праздности. Час назад меня замучили необходимостью прокомментировать, как грозное Министерство культуры перенесло прокат какого-то очередного голливудского фильма, какой-то марвеловский комикс. Я даже сам заинтересовался, что же такого мы учудили. Оказалось, никто ничего не переносил. С самого начала с “Диснеем” договорились об определенной дате проката, но разве кого-то интересует дата? Не было факта переноса, не было даже заявки на дату.

Это я про новую историю, называется “Мстители”. Они в разных странах, как и любые премьеры, выходят в разные даты. Разные рынки – разные даты. На одних рынках “Мстители” выходят 3 мая, а на российском рынке, поскольку обычно 9 мая и предшествующие дни – эта такая неделя памяти, компания-прокатчик очень разумно премьеру назначила на другую дату, чуть попозже. И все: “Министерство культуры уничтожает “Марвела”.

Би-би-си: Все-таки давайте вернемся к “Смерти Сталина”.

В.М.: Вот видите опять. Вот вы не можете задать вопрос, как растет популярность филармонии в России? Хотите расскажу?

Денис Мацуев говорит, что когда дает концерты в Европе, что его аудитория 60 плюс, а когда дает концерты в России – то самая разная аудитория, и больше всего молодежи в России. Это взгляд со сцены, не из кабинетов минкульта. И у нас посещаемость филармонических концертов за пять лет выросла почти на 30%.

Если речь идет о театрах, то это порядка 40 миллионов билетов в театры в год, это рост приблизительно на 15% по стране. В музеях где-то около 60% рост посещений за пять лет. Вот об этом пишите.

А вы все: “Смерть Сталина”. Кого в стране это интересует?

У нас в музеи ходит больше людей, чем на футбол, в абсолютных цифрах. Только российское кино за прошлый год – 55 миллионов зрителей, рост продаж российского кино за пять лет – плюс 120%. Это самый большой рост продаж в истории российского кино. Не знаю, может, во времена Эйзенштейна было больше, база была меньше.

Би-би-си: А с чем вы достижения сравниваете? С уровнем советского кинематографа?

В.М.: Невозможно себя сравнивать с уровнем советского кинематографа, потому что он работал в условиях полного отсутствия конкуренции. Как сравнивать?

Би-би-си: То есть сейчас наша культура лучше, потому что она развивается в условиях конкуренции?

В.М.: В условиях абсолютно свободной, незащищенной конкуренции, избыточного открытого рынка. Если мы посмотрим европейский пример, как в Европе защищают культуру, то там гораздо жестче протекционизм, чем в России.

Би-би-си: Вы поэтому просили вице-премьера Ольгу Голодец поддержать вашу инициативу о том, чтобы ограничить число показов иностранных фильмов и дать свободу отечественным?

В.М.: Поясняю. Некоторые журналисты не могут фразу до конца расшифровать, им что-то говорят, а другие потом повторяют. Речь идет не о поддержке российского кино, а об ограничении количества сеансов одного фильма – любого, российского, голливудского – в кинотеатре в данный момент. У нас если кинотеатр одно- или двухзальный, и выходит какая-то голливудская новинка, то дистрибьютор продавливает благоприятствование этой новинке, и она под себя забирает до ⅔ сеансов. Человек приходит в кинотеатр, а выбрать нечего.

Би-би-си: Вот так же было с фильмом “Крым”, например.

В.М.: Нет. Давайте посмотрим. (Открывает электронную базу) Я думаю, максимум он имел процентов 25. В то время как голливудские фильмы, у них просто ресурс давления другой. Один из голливудских фильмов в день премьеры в отдельные моменты имел до 70% сеансов. Это неправильно.

Вот “Крым”. Семь тысяч сеансов в день. Ну, я могу сказать, что это не больше 25%. Если бы все фильмы имели до 30%, хотя бы выбор из трех фильмов был, а не из одного.

Би-би-си: Вы давно про эту идею говорите, почему она так и не реализована?

В.М.: Я не очень давно об этом говорю, я первый раз об этом сказал в декабре. С тех пор мы пытаемся этот законопроект согласовать с ведомствами. Не получается пока, не поддерживают, не знаю.

Индустрия как раз поддерживает эту идею, потому что производители не могут попасть на экран. Все равно что приходишь в магазин, а там только “Кока-кола”, даже “Пепси-колы” нет.

Би-би-си: А как же та самая Ассоциация владельцев кинотеатров, которая выступала с обвинениями во вмешательстве в их деятельность? Они явно будут недовольны.

В.М.: Ассоциация владельцев кинотеатров – это голый, чистый бизнес. Им все равно, что продавать, им лишь бы поуспешней. В данном случае мы защищаем интересны кинопроизводителей, которые хотят получить доступ к экрану, и защищаем интересы зрителей, которые должны иметь выбор.

Би-би-си: Ассоциация владельцев кинотеатров вас недавно обвинила в цензуре.

В.М.: Серьезно?

Би-би-си: Да. И вы им даже ответили: “У нас кого ни тронь, все начинают орать про цензуру”. И за последние несколько лет количество обвинений в ваш адрес от разных людей растет.

В.М.: И?

Би-би-си: Как вы на это реагируете?

В.М.: Как я могу реагировать, это же неправда. А еще я пью кровь младенцев по утрам. Это обвинения из той же серии.

Би-би-си: То есть вам все равно?

В.М.: Ну это просто ложь. Какая цензура? Что такое цензура? Вы мне на вопрос ответьте. Цензура – это предпросмотр произведения с целью принятия решения органом цензуры. У нас в стране таких предпросмотров не существует, поэтому никакой цензуры нет. Поэтому все остальные разговоры от Лукавого.

Би-би-си: А как же история с прокатным удостоверением фильма “Смерть Сталина”?

В.М.: Вы что-нибудь знаете, кроме “Смерти Сталина”?

Би-би-си: Министерство культуры смотрит фильм “Смерть Сталина” и говорит, все в порядке, нарушений закона нет, выпускайте. После чего выступает какая-то группа общественных деятелей, и министерство культуры выдает противоположное решение. Вот что вообще произошло? Почему за три дня кардинально поменялась оценка одного и того же произведения?

В.М.: Есть прокатный отдел: одна-две тетушки в департаменте кино, которые практически на ускоренной перемотке (это я немного утрирую) просматривают несколько фильмов в день и смотрят, есть ли там нарушения законодательства – порнография, экстремизм и так далее. Кое-что они иногда могут проглядеть. Они посмотрели этот фильм и сказали, что, вроде, все нормально. Но поскольку к тому времени вышли тизеры, к нам пошел поток обращений: “Требуем более тщательного разбирательства”.

Можно было бы посадить двух-трех человек и еще раз посмотреть, но я сказал – это история шумная и публичная, и я приглашаю общественный совет, депутатов комитета по культуре, Союз кинематографистов, ветеранов, еще кого-то. Пришло человек 200. Ни один из них после просмотра не сказал, что фильм безупречен. Все сказали, что это спорное произведение, в нем много того, что может оскорбить наших ветеранов. Выход фильма в канун 75-летия Сталинградской битвы может быть воспринят как вызов, троллинг по отношению к памяти войны.

Би-би-си: То есть это фильм экстремистский, он может подпасть под статью об экстремизме?

В.М.: Все сказали, что вопрос не должен решать отдел проката, а фильм надо отдать на дополнительную юридическую экспертизу. И мы сказали: “Хорошо”. Поэтому мы отдали на дополнительную юридическую экспертизу, когда она будет сделана – примем окончательное решение.

Би-би-си: А вы на суд не собираетесь по этому фильму?

В.М.: Мне что делать больше нечего? Давайте больше про это не будем говорить. Хотите про филармонию? Не хотите? Хотите про реставрацию?

Би-би-си: Общественность возмутилась против “Смерти Сталина”, и вы его отложили. Но при этом почти весь прошлый год люди молились против фильма “Матильда”, общественность присылала вам запросы. В чем разница? Почему в одном случае вы прислушались к общественности, а в другом- нет?

В.М.: Был точно такой же общественный просмотр. Такое же обсуждение, и буквально один-два человека были против того, чтобы фильм выпускали в прокат. Все остальные пожали плечами и сказали, что спорить не о чем. Кроме того, была даже не одна, а несколько юридических экспертиз, и все они сказали, что нарушения закона нет. Абсолютно такая же процедура, как и с упомянутым фильмом. Ничего в подходе министерства культуры не изменилось, это не было волюнтаристским подходом одного чиновника. Просто с фильмом “Матильда” это произошло заранее, и у нас было больше времени для разгона.

Про медведей и “Калашников”

Би-би-си: В последнее время российское политическое руководство сокрушается, что Россию на Западе воспринимают не так, как им бы хотелось: все еще как медведя, но если не с балалайкой, то с автоматом. А вы говорите, что “Калашников” – это российский бренд, ставите памятники тиранам.

В.М.: Каким тиранам? Есть бюст Ивану Грозному на Аллее правителей, но там все правители, там нет исключений. Мы не считаем, что не нужно вычеркивать какие-то элементы истории, мы должны свою историю знать и извлекать свои уроки из нее. Я просто вспомнил памятник Кромвелю напротив парламента, вот уж тиран был, что вы не сносите? Он вырезал, по-моему, значительную часть ирландцев. То, чему преступный режим Кромвеля подвергал Ирландию, затмевает 1937 год в России.

Би-би-си: На образ России за рубежом тратят довольно много денег, начиная от телеканала Russia Today и заканчивая гуманитарными инициативами. Но при этом вы заявляете, что авангардное искусство не российский конек, и Россия культивируем какие-то спорные моменты биографии лидеров, и Калашников у стоит с автоматом в центре Москвы. Вам не кажется, что вы сами культивируете образ этого медведя с балалайкой?

В.М.: One moment (один момент. – Би-би-си.). Россию везде воспринимают по-разному. Кому-то близок образ с балалайкой, а кому-то – маэстро Гергиев с дирижерской палочкой, кому-то – образ спортсменов, кому-то – нашего президента. Вот никаких комплексов неполноценности быть не должно. Вы говорите, Россия тратит много денег на свой образ за рубежом, я считаю, что Россия тратит исключительно мало денег на свой образ за рубежом – должна тратить гораздо больше и денег, и усилий. Именно с целью донесения правдивой информации о нашей стране, культуре ее и политике.

О том, какое искусство близко русскому человеку

Би-би-си: В своей лекции на Культурном форуме в Петербурге вы сказали, что русскому человеку чуждо авангардное искусство, что оно в России отмирает, что русскому человеку нравится все красивое и традиционное.

В.М.: Когда в ЦДХ проходили выставки классического искусства – Серов, Айвазовский – знаете, что там творилось? Это просто стало феноменом. Группа “Ленинград” перепела собственную песню: “Ходили я и Вова, на выставку Серова”. Было по полмиллиона [человек] на каждой выставке. А вот сейчас на тех же площадях завершилась выставка Московского биеннале современного искусства, и как-то нет большого ажиотажа.

Би-би-си: А в “Гараже” видели какой ажиотаж был?

В.М.: Ну нельзя сравнивать “Гараж” и “Третьяковку” по той причине, что “Гараж”, гораздо меньше. “Третьяковку” надо сравнивать с “Третьяковкой”. Вот когда там был Айвазовский, посещаемость и ажиотаж вокруг был в сто раз тысяч раз больше, чем на неплохом биеннале современного искусства. Я современное искусство не люблю, хотя должен. Но это говорит только об одном, что наш зритель – он так воспитан, он консервативен, он приемлет классические ценности в искусстве. Это возвращаясь к лекции, там я говорил, наверное, об этом. Хотя мы открываем наши двери и для одного, и для другого.

Би-би-си: Вопрос в том, почему вы в своей лекции взяли и смели всех в одну кучу, всех россиян, что они все такие традиционные?

В.М.: Ну что вы из меня монстра делаете, никого я не сметал. Я вам про статистику говорю. Мы уделяем внимание и одному, и другому. Но в приоритете у нас, безусловно, то, что является каноном, что уже доказало свое право на госсубсидирование. Но мы всегда оставляем нишу для экспериментов.

О судьбе Исаакиевского собора

Би-би-си: Вопрос про традиционные ценности – Исаакиевский собор. В начале того года вокруг собора был жуткий скандал после сообщений о его передаче РПЦ, все переживали, но прошел год, и ничего не случилось. Вы все еще ждете заявки на собор или вы уже об этом не думаете?

В.М.: Я ничего не жду, никакой заявки. Потому что Исаакиевский собор – это музей в подчинении города Санкт-Петербурга, это региональный музей. Этот вопрос рассматривает правительство города Санкт-Петербурга.

Би-би-си: Вам все равно, отдадут его или не отдадут церкви?

В.М.: Конечно, не все равно. Мы свою позицию изначально высказали. Принципиальным вопросом является не кто балансодержатель здания, а на каких условиях осуществляется правовладение, правосодержание этого здания, кто несет ответственность за реставрацию, режим работы, сохранность музейных ценностей, оплату коммунальных услуг, допуск посетителей. Надо обсуждать вот эту историю.

Би-би-си: Но в течение года этого так и не обсудили. Скажите, об этом вообще еще идет речь?

В.М.: Не знаю, не могу даже сказать. Просто на мой взгляд надо обсуждать не форму, а содержание.

Би-би-си: А ваш рецепт какой? У кого что должно быть на балансе, кто что должен содержать?

В.М.: А я не готов сейчас дать рецепт. Это очень серьезный вопрос, затрагивающий интересы миллионов людей. И щелчком готовый рецепт предлагать неправильно. Мы когда рассматриваем любой имущественный вопрос, мы исходим из того, что будет лучше людям.

Би-би-си: Но прошел год, и у вас были возможности начать этот диалог и начать эту дискуссию.

В.М.: Сторонами дискуссии является правительство Санкт-Петербурга и общественная организация Епархия по Петербургу. (имеется в виду епархия Русской православной церкви. – Би-би-си.)

Би-би-си: То есть ваше мнение не будет учитываться?

В.М.: Секундочку. Диалог должен быть между ними.

Би-би-си: И вас в этом диалоге не будет, если он состоится?

В.М.: Мы высказываем свою позицию, но это их имущественные отношения. Но на данном этапе дискуссии между ними нет. Может, решили отложить или интерес потеряли, я не знаю. Нет смысла это сейчас обсуждать.

О “духовнике” культуры

Би-би-си: Влияние РПЦ на культуру стало своеобразным трендом прошлого года. Была история с “Матильдой”, даже в деле Серебренникова, по слухам, фигурировал Тихон Шевкунов, который якобы просил о его аресте. Недавно министерство подписало вполне официально соглашение с патриаршим советом по культуре.

В.М.: Про Серебренникова – это вранье. Тему закроем. Точку надо поставить. С “Матильдой” – церковь не высказывала своего официального отношения никакого. Были обращения отдельных граждан.

Би-би-си: Митрополит Иларион, критиковавший фильм, для вас не церковь?

В.М.: Владыка Иларион – один из высших иерархов церкви, который высказывал свою личную позицию. И, кстати, не призывал ни к какому запрету.

Би-би-си: Владыка Тихон призывал. Он сказал, что если бы мог запретить, он бы запретил.

В.М.: Тоже один из высших иерархов церкви, который тоже высказывал свою личную позицию. Никаких официальных обращений церкви в наш адрес, никакого давления или вмешательства не было. Это была абсолютно светская юридическая тема. Церковь в этом отношении всегда ведет себя исключительно тактично.

Би-би-си: Какие у вас отношения с Шевкуновым? Как вы часто общаетесь?

В.М.: Часто ли общаемся? Это один из самых глубоких и образованных людей, которых я знаю!

Би-би-си: Вы считаете себя людьми, которые мыслят в одном русле?

В.М.: Да.

Би-би-си: Насколько епископ действительно близок к Путину, как вы думаете?

В.М.: Не ко мне вопрос. Но надо понимать, что он возглавляет совет по культуре РПЦ. На светском языке – он является министром культуры Русской православной церкви.

Би-би-си: Совет по культуре очень много мелькает в новостях в последний год, и возникает ощущение, что это нечто сросшееся с министерством культуры.

В.М.: Нет, просто они много работают.

Би-би-си: Вы были знакомы с владыкой Тихоном до министерского поста?

В.М.: Я был с ним знаком до министерского поста, но не близко. Сейчас, конечно, чаще работаем вместе. Я могу, как человек увлекающийся историей, привести пример светского проекта, который курирует патриарший совет по культуре. Это проект “Россия – моя история”. Мне он очень нравится. Популярно, интересно, просто, ярко. Берешь детей и ведешь на урок истории туда – великолепно.

Би-би-си: А минкульт принимал участие в этом проекте?

В.М.: Да, на самом старте принимали небольшое участие в организации первых выставок в Манеже. Потом владыке удалось найти внебюджетное финансирование, и больше мы уже бюджетными средствами не помогали.

Би-би-си: Бизнесмен Сергей Пугачев в фильме “Дождя” рассказывал, что он общается с Тихоном и как-то говорил с ним по телефону, и тот ему ответил: “Прости, не могу сейчас говорить, меня Мединский три часа уже в коридоре ждет”. Правда было такое, что вы по три часа ждете владыку?

В.М.: Так хочется сказать: “Здоров ли он?” (Сергей Пугачев – Би-би-си.)

Би-би-си: А кто кого ждет в коридоре? Вы Тихона или он вас?

В.М.: Никто никого не ждет в коридоре. Никогда. Я вообще стараюсь, чтобы меня поменьше ждали.

О деле Серебренникова

Би-би-си: После того, как Серебренникова арестовали, многие деятели культуры говорить о том, что заниматься “чисто и прозрачно” искусством в России очень сложно: законы плохие, денег нет.

В.М.: Да что вы? Не может быть.

Би-би-си: Авдотья Смирнова говорила об этом, и Владимир Толстой рассказывал, что деятели культуры часто вынуждены идти на мелкие нарушения. Вопрос: почему многие деятели культуры нарушают закон, а сидит под домашним арестом только руководство “Гоголь-центра”?

В.М.: Сложно получать бюджетное финансирование, особенно федеральное, в силу того, что контроль за бюджетными деньгами очень высокий и многоуровневый. Это требует большого внимания и специальных финансовых знаний. Вы получите грант на миллион рублей, и вот такую стопку бумаг отчетных напишете.

Мне сегодня директор департамента кино со смехом рассказал, как один известнейший тележурналист получил в прошлом году большой грант на съемку документального фильма. И вот сейчас он эти деньги возвращает, всю сумму. Фильм он снял, но деньги возвращает, какие-то другие деньги нашел. Мы говорим: “Ты можешь не возвращать”. А он говорит: “Так я отчитаться не могу. У меня жена бухгалтер, мы посмотрели на это все, да ну его”.

К сожалению, насколько я знаю ситуацию Кирилла Серебренникова, у него было отношение к этому спустя рукава. Отчетности, мягко говоря, не было.

Би-би-си: То есть у всех остальных все хорошо, а у него – нет.

В.М.: Нет, что вы! Я вам только что привел пример не менее известного, чем Серебренников, человека, который вообще решил не связываться с этим. Ему проще деньги вернуть, потому что сложная отчетность. Кирилл, к сожалению, этим не заморачивался.

Би-би-си: А если бы сейчас к вам Серебренников пришел с проектом, вы бы дали денег?

В.М.: Надо было бы смотреть. Я особо не вникал в детали этого проекта [“Платформа”], я посмотрел по отчетам, что они делают. Мне показалось, что у нас есть более актуальные приоритеты. Проект дорогой. Только маленький проект “Седьмая студия” стоил министерству культуры столько же, сколько вся годовая поддержка фестиваля “Золотая маска” – десятки спектаклей, огромная работа, конкурсы, призы. Это очень большой проект. “Золотая маска” и “Седьмая студия” – денег это стоило одинаково.

Би-би-си: Можно ли из ваших слов сделать вывод, что вы не следите за делом Серебренникова? Что для вас это какая-то отчетность у какого-то режиссера?

В.М.: Я тщательно слежу за этим делом, потому что все наши сотрудники по сей день ходят на допросы, дают показания следователям.

Би-би-си: А вас вызывали?

В.М.: Меня – нет. Но всех, кто имел к этому какая-то отношение – всех вызывали. Я иногда вызываю к себе сотрудника, а мне говорят: “Он у следователя”. Ну, конечно, слежу.

Би-би-си: Если следите, можете ли вы назвать это дело политическим?

В.М.: Нет. Там нет политики.

Би-би-си: Если вас в суд вызовут, вы придете?

В.М.: Если вызовут – приду.

Би-би-си: А самому не интересно, сходить посмотреть?

В.М.: Мне интересно. Но так как я встаю всегда в шесть, а ложусь в час в идеале, и у меня маленькие дети. Я плохой посетитель судов, театров, просто сил нет.

Би-би-си: Многие СМИ писали, что решение о том, арестовывать Серебренникова или нет, принималось на самом высоком уровне. И были люди, которые были против этого решения. В том числе говорят, что вы были против того, чтобы дело заводилось и ходили просить об этом президента. Так ли это?

В.М.: Не собираюсь это комментировать вообще никак.

Об отставке

Би-би-си: Периодически появляются слухи о том, что вы не продолжите работу на посту министра. Последние – как раз в связи с делом Серебренникова.

В.М.: Слухи о моей отставке появились в июне 2012 года, и с тех пор не прекращаются. Последние слухи были вчера. Но это неотъемлемая часть моей работы.

Би-би-си: И как вы выносите эту атмосферу ненависти?

В.М.: Атмосфера ненависти – вещь относительная. В каких-то группах в “Фейсбуке” меня действительно хейтят без остановки, что бы я ни сделал. Иногда читаю, порчу себе настроение. А когда я приедешь в регионы, где у людей выросла зарплата (а моей задачей было, чтобы у библиотекарей и музейных работников выросли зарплаты), там хейта нет даже близко. А когда в провинцию приедешь, там вообще на руках готовы носить, потому что мы сильно переориентировали министерство культуры в регионы.

Би-би-си: Как вы думаете, у вас в культурной индустрии больше сторонников или больше противников?

В.М.: Я не думаю, я знаю. 99,99% – мои сторонники, а остальное – локальные “Фейсбуки”.

Би-би-си: Тех деятелей культуры, которые подписали личные поручения за Серебренникова, вы можете назвать своими соратниками?

В.М.: Слушайте, пока Серебренников находится, к сожалению, под арестом, его балет вышел в Большом театре.

Би-би-си: Вам он понравился?

В.М.: Ну, вполне. Я не могу давать негативные оценки, но что касается балета – вполне понравилось.

Би-би-си: Вы явно гордитесь своими успехами. Но когда вы читаете “локальные Фейсбуки”, вам за что больше всего становится обидно? Где вы чувствуете несправедливость? На какую историю вы эмоциональней всего отреагировали?

В.М.: Очень расстраиваюсь из-за всего, потому что это все страшно несправедливо. Я на все эмоционально реагирую. Ты работаешь-работаешь, а люди пишут, не думая. Но я перед собственной совестью чист.

Би-би-си: А после истории с диссертацией* вы говорили, что хотели уйти в отставку. Было такое?

В.М.: У меня была другая идея. Я хотел, когда вот весь чудовищный бред начался, показать, что бред заказанный и проплаченный.

* – Мединский защитил докторскую диссертацию по истории в 2011 году. В 2015 году активисты сообщества “Диссернет” обвинили министра в ненаучном подходе к проблемам объективного освещения истории России. В 2017 году экспертный совет ВАК (Высшей аттестационной комиссии) рекомендовал президиуму ВАК лишить министра ученой степени. Сам Мединский заявил, что “идеи и мифы – тоже факты” и “достоверного прошлого не существует”. В итоге президиум ВАК не стал лишать министра степени.

Би-би-си: Кем?

В.М.: Это вопрос к правоохранительным органам. Но когда десятки людей, активисты “Диссернета”, приезжают за непонятно какой счет на мероприятие, селятся в пятизвездочной гостинице, снимают бизнес-зал для переговоров… Когда звезды зажигаются – это кому-то нужно, понимаете. Там очень странная история.

Би-би-си: То есть это была кампания против вас?

В.М.: Ну, конечно.

Би-би-си: И кому это могло быть выгодно?

В.М.: Кому выгодно – вы сами догадывайтесь. Но у меня нет времени об этом думать. У меня было желание просто отказаться участвовать в этих разборках.

Думаю, сейчас докторский диплом положу в конвертик, отправлю в ВАК, и скажу: “Знаете, коллеги-критики, любая моя книжка по истории издана тиражом в 10 раз превосходящим все, что вы написали все вместе взятые за всю свою жизнь”.

Би-би-си: Так они же научные труды пишут, а у вас – популярная литература для масс.

В.М.: Ну да, и что? Их труды народ не читает, а мои читает. Вот вам разница.

Вот вам разница. Задача историка – помимо всего прочего, просвещение. Я свою задачу, как популяризатор истории, видел в том, чтобы у людей вызывать интерес к истории. Как Карамзин: он взял и написал историю интересно. А до него, может кто-то и писал, но никто ничего не читал. Ключевского и Соловьева мы почему с вами помним? Не потому что их исследования как-то качественно отличаются, а потому что они гениальные популяризаторы, у них блестящий стиль.

Был у меня посыл такой в начале – все это рассказать. Но я посоветовался с товарищами, и они сказали: “Зря ты это делаешь, потому что они только этого и ждут. Ведь никто не будет вникать в суть вашего спора, а все подумают, что ты испугался и не стал защищаться”. Поэтому я стал защищаться, вот и все.

Би-би-си: Были ли другие моменты, когда вы сами хотели уйти в отставку?

В.М.: Прочитаю какую-нибудь очередную гадость в “Фейсбуке” и сразу хочу. Потом чашку кофе выпью – и не хочу, надо работать. Минут на пять негативных эмоций хватает, потом я беру себя в руки.

О будущей карьере

Би-би-си: А у вас есть мечта, в каком кресле вы бы хотели быть через год, через пять лет?

В.М.: Мечта и кресло – разные вещи. Мне жалко людей, у которых мечта ассоциируется с креслом.

Би-би-си: Карьерная мечта есть у вас?

В.М.: Нет.

Би-би-си:Премьером хотите быть?

В.М.: У, нет! Нет! Упаси господи. Знаете, какая это работа, ужас. Не принадлежишь себе вообще.

Би-би-си: То есть вы не строите планов?

В.М.: Нет. Никаких планов. Планы – это разочарование.

Би-би-си: А вы бы хотели, чтобы ваше имя было в учебнике истории? Вы себя считаете историческим деятелем?

В.М.: Не думал об этом. Историческим деятелем не считаю. Если только по количеству историй, в которые меня “Фейсбук” вляпывает. А так – нет.

Би-би-си: Есть мнение, что у российского президента сейчас действительно есть большой интерес к истории, он хочет историческую правду, и поэтому от него есть моральная поддержка вашей деятельности, министерства культуры. Это действительно вещь, которая волнует президента так сильно? Это правда какое-то личное отношение к истории?

В.М.: Могу сказать одно. Я не перестаю поражаться объему знаний, информации и умений, которыми владеет президент. Это для меня загадка. В том числе и касательно истории. У него совершенно другой объем ответственности и другой объем информации, которая через него проходит, по сравнению с любым простым смертным.

Я не думаю, что у него есть какая-то задача переписать историю. Президенту не надо переписывать историю, он ее просто творит. Знаете, как Черчилль говорил: “История будет ко мне благосклонна, потому что я намереваюсь ее написать”.

Источник публикации Русская служба BBC, 16.02.2018, Анастасия Голубева, Елизавета Сурначева