Юрист Карина Кондрашова анализирует инциденты в театрах, когда детей не пускали на вечерние спектакли, соотнося бытовые ситуации с новым законодательством. Представляет ли деятельность театра художественную и культурную ценности для общества или является исключительно распространением информационной продукции?
Может, не так страшны дети в театре?
Если строго следовать оценкам классификации по возрасту, то популярные детские сказки «Колобок», «Маугли», «Конек-горбунок», «Муха-Цокотуха» и прочие — никак не могут быть показаны детям моложе 12 лет (а то и 16-ти): в каждой из них один из главных героев погибает, причем насильственной смертью. Как классифицировать по букве закона «Царевну-лягушку», даже подумать страшно.
Информационной волной принесло очередной скандал: мама жаловалась в социальных сетях, что ее пятилетнюю дочку отказались пустить на «Лебединое озеро» в Большом театре. Такая история — не первая и не последняя. Как всегда при конфликте, рано или поздно, обе стороны ищут участия юриста.
Юристу есть что сказать по этому поводу. Но вопрос «кто прав?» — последний из тех, на которые, на мой взгляд, здесь нужно отвечать. Тем не менее, начну с него.
Часть первая, юридическая.
Первый вопрос: «Может ли театр запретить детям прийти на взрослый спектакль? У них же есть билет!». Похожий вопрос: «Ну и что, что я пришел через 15 минут после начала спектакля: я купил билет в середину партера, по какому праву вы сажаете меня на дешевое место на балкон?».
Полагаю, в обеих этих ситуациях театр имеет полное право отказать зрителю в предоставлении услуги. Можно со значительной степенью уверенности сказать, что, приобретая билет, зритель заключает с театром договор (оказания услуг по показу спектакля) в порядке присоединения (ст. 428 ГК РФ). Театр заранее определяет условия, на которых оказываются услуги по показу спектакля, зритель вправе либо согласиться с этими условиями и пойти на спектакль, либо не согласиться и не посещать театр. Вопрос только в том, определил ли театр условия договора, была ли у зрителя возможность с ними ознакомиться? Частично, эти условия традиционно указываются на обороте самого бланка билета («вход в зал после третьего звонка запрещен», «на вечерние спектакли не допускаются зрители моложе 18 лет»). Но многие театры, желая усилить свою позицию, утвердили собственные правила посещения театра, в которых определено также и право театра не пустить в зал или посадить на место с краю опоздавшего зрителя и — отказать в посещении спектакля слишком юным зрителям. Можно с уверенностью утверждать, что при условии, если на билете (в том числе, изготовленном билетными агентами) указано: «приобретая билет, зритель тем самым соглашается с правилами посещения театра (далее — ссылка на сайт в интернете)», а сами правила доступны и в кассовом зале, и на сайте театра, — театр юридически защитил себя от претензий со стороны зрителей.
Второй вопрос звучит несколько неожиданно: «А имел ли право Большой театр пустить на «Лебединое озеро» пятилетнего ребенка?». Ответ на этот вопрос неоднозначен.
Речь идет о соблюдении Федерального закона от 29 декабря 2010 г. N 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью или развитию». Напомню, в соответствии с этим законом, театр проводит «зрелищное мероприятие — демонстрацию информационной продукции в месте, доступном для детей, и в месте, где присутствует значительное число лиц, не принадлежащих к обычному кругу семьи». Вся информационная продукция должна быть классифицирована ее производителем по возрастным категориям «0+», «6+», «12+», «16+», «18+».
В связи с этим возникает сразу несколько проблем. Первое, что приходит в голову: мы же театр, мы же учреждение культуры, мы занимаемся искусством, а не распространением информационной продукции. Нас этот закон не касается. И, вроде бы, действительно, ст. 1 ясно определяет: «Настоящий Федеральный закон не распространяется на отношения в сфере: (…) 3) оборота информационной продукции, имеющей значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества».
Однако практика показывает, что органы, контролирующие соблюдение закона, не готовы принимать на себя ответственность за решение о том, что информационная продукция театра представляет собой значительную художественную и культурную ценность. Иначе говоря, до тех пор, пока не доказано иное (в суде, так как больше негде), считаем, что спектакли художественной и культурной ценности не представляют. Во всяком случае, я держала в руках (и думаю, не я одна) предписание прокуратуры незамедлительно устранить нарушения закона и произвести классификацию спектаклей. Учитывая, что сначала учреждение будет привлечено к ответственности, а уже потом в суде будет доказывать (с неизвестным результатом) неправомерность этого, все же приходится вынужденно соглашаться с тем, что деятельность театра не представляет художественной и культурной ценности для общества и является исключительно распространением информационной продукции.
Следующий вопрос: «Каковы критерии классификации и кто должен классифицировать продукцию, не предназначенную для детей определенного возраста?».
В соответствии со ст. 6 Закона 436-ФЗ «Классификация информационной продукции осуществляется ее производителями и (или) распространителями самостоятельно (в том числе с участием эксперта, экспертов и (или) экспертных организаций, отвечающих требованиям статьи 17 настоящего Федерального закона) до начала ее оборота на территории Российской Федерации».
Соответственно, театр должен сам осуществить классификацию спектаклей до того, как начать рекламу, продажу билетов и показ. Лицо, осуществляющее распространение продукции, которая была произведена другим лицом, самостоятельно отвечает за ее классификацию и правильность ее выполнения, даже если производитель продукции сам ранее произвел эту классификацию (об этом, подробнее, — в постановлении Орловского областного суда от 5 августа 2016 г. по делу N 4-А-157/2016).
Критерии оценки при классификации по возрасту определены в ст. 7–10 Закона 436-ФЗ. Они достаточно подробны, но при этом расплывчаты и неоднозначны. Если строго следовать им, то популярные детские сказки «Колобок», «Маугли», «Конек-горбунок», «Муха-Цокотуха» и прочие — никак не могут быть показаны детям моложе 12 лет (а то и 16-ти): в каждой из них один из главных героев погибает, причем насильственной смертью. Наличие романтической влюбленной пары автоматически относит произведение в категорию не ниже 12+ («эпизодические ненатуралистические изображение или описание половых отношений между мужчиной и женщиной, за исключением изображения или описания действий сексуального характера»). Как классифицировать по букве закона «Царевну-лягушку», даже подумать страшно.
Понятно, что в таких условиях театру проще поставить «18+» на все спектакли и не пускать детей вообще. Театру, работающему с детской аудиторией, остается надеяться на здравый смысл и на традиционное: «строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения». Однако, следует помнить, что в ходе приведенного выше судебного разбирательства как раз рассматривался вопрос о том, правильно ли распространитель продукции произвел классификацию, и суд, опираясь на мнение эксперта, не согласился с произведенной оценкой.
Следующий вопрос: «Каковы обязанности театра, установленные этим законом? Обязан ли театр не пускать слишком юных зрителей и несет ли он ответственность, если кто-то из детей проникнет на спектакль „не по возрасту“?».
Обязанность театра — не допустить детей на спектакль — предусмотрена только в том случае, если спектакль классифицирован как «18+», т.е., запрещен для детей. Ст. 11 закона: «Оборот информационной продукции, содержащей информацию, запрещенную для распространения среди детей (…) в местах, доступных для детей, не допускается без применения административных и организационных мер (…) защиты детей от указанной информации».
В остальных случаях в обязанности театра входит только предупредить о наличии возрастных ограничений, ст. 11 Закона:
«До начала демонстрации посредством зрелищного мероприятия информационной продукции ей присваивается знак информационной продукции. (…) Указанный знак размещается на афишах и иных объявлениях о проведении зрелищного мероприятия, а также на входных билетах, приглашениях и иных документах, предоставляющих право его посещения.
Демонстрация посредством зрелищного мероприятия информационной продукции, содержащей информацию, предусмотренную статьей 5 настоящего Федерального закона, предваряется непосредственно перед началом зрелищного мероприятия звуковым сообщением о недопустимости или об ограничении присутствия на такой демонстрации детей соответствующих возрастных категорий».
Таким образом, прямого запрета нет. Вместе с тем, в п. 5 той же статьи 11 содержится условие, некое исключение из правила: «В присутствии родителей или иных законных представителей детей, достигших возраста шести лет, допускается оборот информационной продукции, предусмотренной статьей 9 настоящего Федерального закона» (12+). (Замечу что исключение предусмотрено только для детей старше 6 лет и продукции «12+». Т.е., ребенок 3 или 5 лет не может быть допущен даже с согласия родителей к продукции «6+» или «12+», а ребенок 15 лет — к продукции «16+»). Получается, что правила нет, а исключение есть, из чего можно сделать вывод, что правило все-таки предполагается. К сожалению, подобная неоднозначность закона может привести к нежелательным последствиям для учреждения, поскольку условия привлечения к ответственности, установленные Кодексом об административных правонарушениях, тоже довольно расплывчаты.
Какая ответственность предусмотрена для театра?
Ответственность (за нарушения, не связанные с изготовлением и распространением порнографической продукции, пропагандой нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних, распространением информации о запрещенных организациях, которые являются самостоятельными правонарушениями) установлена п. 1 ст. 6.17 Кодекса об административных правонарушениях:
«1. Нарушение установленных требований распространения среди детей информационной продукции, содержащей информацию, причиняющую вред их здоровью и (или) развитию (за исключением случаев, предусмотренных статьями 6.20, 6.21, частью 3 статьи 13.15 и частью 2 статьи 13.21 настоящего Кодекса), если это действие не содержит уголовно наказуемого деяния, –
влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от двух тысяч до трех тысяч рублей с конфискацией предмета административного правонарушения; на должностных лиц — от пяти тысяч до десяти тысяч рублей; на лиц, осуществляющих предпринимательскую деятельность без образования юридического лица, — от пяти тысяч до десяти тысяч рублей с конфискацией предмета административного правонарушения или административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток; на юридических лиц — от двадцати тысяч до пятидесяти тысяч рублей с конфискацией предмета административного правонарушения или административное приостановление деятельности на срок до девяноста суток.»
Как видно, ответственность установлена не за конкретное деяние (невыполнение требования о классификации продукции, о наличии звукового сообщения), а за некое «нарушение установленных требований», которое при желании может быть истолковано достаточно широко. Понятно, что вряд ли прокуратура или Роспотребнадзор рискнут приостановить деятельность Большого театра на 90 суток, но наложение штрафа вполне возможно. Также понятно, что сначала будет вынесено постановление о привлечении к административной ответственности, а потом театр может сколь угодно долго и успешно доказывать в суде незаконность этого привлечения. С учетом того, что сам факт наличия штрафа в нынешних условиях способен отрицательно отразиться на оценке эффективности деятельности учреждения (а, следовательно, на премии руководителя, и, возможно, на размере субсидии учреждения), учреждение поставлено в крайне жесткие рамки.
Таким образом, вывод для театра из всего вышесказанного довольно неутешителен: гораздо спокойнее совсем не пускать юных зрителей на спектакли.
Часть вторая, лирическая.
В обсуждении темы много раз прозвучало: дети — зло, дети шумят, плачут, мешают, детям надо ходить на детские утренники и нечего делать на «Лебедином озере». Не знаю, не знаю. Вспоминается несколько историй. Уже приглушенный к началу концерта свет в зале «Филармонии-2», оркестр и дирижер на сцене готовы играть. Но дирижер никак не начинает. Вместе с оркестром, со зрителями он внимательно слушает телефонный разговор какой-то дамы в амфитеатре. В «Филармонии-2» прекрасная акустика, слышны не только слова дамы, но и ответы ее собеседника. Разговор продолжался, пока дирижер со сцены не попросил его прекратить.
Еще вспоминается, как охрана театра, чудом, почти в полете, успела поймать какого-то особо влюбленного в театр зрителя, который собирался прыгнуть с балкона прямо на сцену. Или — две почтенные дамы, решившие перекусить в антракте принесенными из дома бутербродами прямо на бархатных креслах зрительного зала.
Про невовремя зазвонившие телефоны, хруст обертки от конфет, храп, кашель или шепот соседа, наверное, можно не рассказывать. И все это устраивают вполне взрослые и на вид вменяемые люди. И почему-то не слышно предложений продавать билеты в театр как, например, оружие: после предоставления справки о состоянии здоровья и — сдаче экзамена по этикету. И даже мобильные на входе в зрительный зал никто отбирать не предлагает. Просто потому, что правила и ограничения для всех не устанавливаются из расчета некоторых исключений и отклонений. Так может, не так страшны дети в театре? Не каждый первый гарантированно срывает спектакль? И если мама считает, что для ее ребенка важно увидеть «Лебединое озеро» именно сейчас, и ребенок к этому готов, может, стоит поверить маме, и не считать ее дочку заранее, безо всяких к тому причин, неразумной и невоспитанной особой? Иначе мне просто видится, что дети всегда виновны лишь в том, что не относятся к категории «молодых белых здоровых мужчин» и потому являются удобным объектов для вымещения личных проблем обвиняющего.
И еще одна история. Год назад мы с восьмилетним сыном в компании трех или четырех его соучеников по школе искусств и их родителей в воскресный день рисовали одну из скульптур в зале «Третьяковской галереи» в Лаврушинском переулке. Не в самом популярном и в довольно просторном зале. Часа через полтора появился охранник, а следом за ним, еще кто-то из сотрудников — и устроили довольно скандальное и оскорбительное разбирательство на тему, что рисовать у них можно только в рабочее время по понедельникам по запросу из образовательного учреждения, и потому не могли бы мы немедленно прекратить безобразие. Наверное, «Третьяковка» вправе установить такое правило, правда, для нашей компании это означает запрет на рисование в этой галерее. Образовательная программа в ДШИ не предполагает походов в музеи, к тому же, по понедельникам все мамы работают, ну да ладно. Дело не в этом. А в том, что прошел уже год, и с тех пор в Лаврушинском мы не были, хотя рисовать по музеям ходим регулярно. Потому что при слове «Третьяковка» дети наши сразу вспоминают: «да ну, там ругаются». Теперь это для них — место, куда лишний раз лучше не заходить. Невелика потеря для «Третьяковки», конечно. Но почему-то кажется, что подобное отношение к детям — серьезная потеря для культуры.
Чем видит себя театр или музей — неотъемлемой частью повседневной жизни, местом, куда хочется приходить снова и снова, безо всякого специального повода, или же храмом искусства, куда надо идти по праздникам, с трепетом, на поклон или «для галочки»? Если музей или театр — храм именно в таком смысле, в нем уместны и прихрамовые старушки, умело гоняющие всех и каждого за то, что не так стоят, не так смотрят и выглядят не по форме.
Источник публикации Culttrigger
