Светлану Виноградову знает вся страна — не только Россия, весь Советский Союз. Более полувека назад началась ее музыкально-просветительская деятельность. Филармония, Большой зал консерватории, Колонный зал, зал им. Чайковского, Большой театр и кремлевский Дворец съездов, радио, пионерские лагеря «Орленок», «Артек», Третьяковская галерея, Политехнический музей, телевидение, где Виноградова долго служила музыкальным комментатором и главным редактором музыкальных программ… Вот далеко не полный перечень «аудиторий» замечательного лектора-музыковеда, педагога-просветителя.

Светлана Викторовна Виноградова после окончания Центральной музыкальной школы, в 1944 поступила на композиторский факультет Московской консерватории, ее учителями были В. Шебалин, Ан. Александров, Д. Шостакович, В. Цуккерман, И. Бэлза. Глубокое образование, широчайшая эрудиция, большой артистический талант, сострадательность, свойственная истинным интеллигентам — эти качества Светланы Виноградовой привели ее на филармоническую сцену, а в ее аудиторию — миллионы слушателей, которые полностью доверились замечательному лектору. И в своем доверии не ошиблись. Виноградова сумела привить детям такую любовь к музыке, что, став взрослыми, они остались верными этой любви.

А что касается содержательности ее концертов и циклов, то мысли, которые она посылает слушателям, неизменно заставляют их ДУМАТЬ и глубоко ЧУВСТВОВАТЬ. Список исполнителей и композиторов, с которыми она работала и работает, авторитетен и внушителен: Д. Шостакович, К. Кондрашин и Д. Ойстрах; Г. Свиридов, Т. Хренников, Е. Светланов и Э. Гилельс; Д. Кабалевский, Кара Караев, Р. Баршай и А. Рудин; И. Архипова, В. Атлантов, Е. Образцова и А. Ведерников; А. Пахмутова, А. Эшпай, В. Гаврилин, Э. Артемьев, Ю. Темирканов… А ее цикл «Знакомство с оперой» вот уже несколько десятилетий хранится в благодарной памяти телезрителей. И сегодня выдающийся ^Лектор-музыковед, член Союза композиторов, заслуженный деятель искусств РСФСР, кавалер ордена Дружбы, лауреат Премии Москвы Светлана Виноградова продолжает активно работать в Московской государственной академической филармонии. Ярким подтверждением слушательской любви явился и состоявшийся 5 февраля концерт С. Виноградовой в переполненном Концертном зале им. П.И. Чайковского. В цикле «Третьяковская галерея» Оркестр кинематографии под управлением С. Скрипки, виолончелист В. Тонха и молодые, но уже хорошо известные нашим читателям музыканты А. Коробейников и Н. Борисоглебский «раскрывали» тему «Женщина Серебряного века».

Сразу после этого концерта со Светланой Викторовной встретились корреспонденты «МО».

— Как лектор-музыковед Вы — легенда. Через ваши выступления, лекции прошли многие поколения, и сейчас на ваших концертах видим людей от 4-5 до самых преклонных лет. Вы привлекли огромное количество людей в мир музыки. В чем секрет вашего воздействия? Ведь музыковедов, вообще-то, много… Но все ли могут работать в сфере музыкального просветительства? Расскажите о своей профессии.

— Знаю по своим коллегам, что рассказывать о музыке могут только очень увлеченные ею люди — подобно рапсодам Древней Греции или современным бардам. Мы пришли в профессию не по расчету. Это — призвание. Интересно, что сейчас, принимая от нас эстафету, «заговорили», подобно Бернстайну, на своих концертах и некоторые дирижеры.

«Служенье муз не терпит суеты». Но для защиты своих слушателей от «попсы», мы, видимо, начали объединяться.

Для меня все начиналось в раннем детстве с песни Сольвейг, которую пела моя мать.

Следующим памятным знаком стал авторский концерт С.С. Прокофьева с Персимфансом, где исполнялись Классическая симфония, Скифская сюита, «Поручик Киже» и 3-й фортепианный концерт. Прокофьев сам и дирижировал, и играл. Далее — К.Н. Игумнов в Большом зале консерватории — «Времена года» Чайковского, позднее — в ЦМШ, где учитель литературы Д.И. Сухопрудский читает нам лекции о запрещенных символистах, а потом идет с нами в Третьяковскую галерею и в Музей западноевропейской живописи. Все это — важнейший подготовительный материал для моих сегодняшних выступлений.

Любить музыку нас учила война: пальцы примерзали к клавиатуре; еда — маленькая пиала с клейстером (разведенная кипятком мука — трижды в день). Ночью — дежурства в военном эвакогоспитале — в операционной и перевязочной. А в остальное время — лекции В. Фермана и Т. Ливановой по западноевропейскому искусству. И ты можешь прийти в класс к А.И. Ямпольскому и слушать его занятия с Леней Коганом и Игорем Безродным. Таким был мой десятый класс в эвакуации ЦМШ в Пензе. Честнейшие и умнейшие в мире люди-музыканты, охраняя нас, детей, направляли в будущее. И на всю жизнь у меня осталось точное знание: каков бы ни был возраст человека — взрослый он или младенец, — ему все доступно, потому что он приходит на землю, неся в себе пра-памятъ, которая ему дает возможность попадать в резонанс явлений. Я знаю по себе, что эти инъекции культуры остаются в человеке на всю жизнь, как урановые стержни в реакторе, и становятся его движителями. Страшно, когда это явление связано с пошлостью. Вот это первое знание меня держит.

Второе. Полюбив музыку на всю жизнь, я захотела, чтобы и другие ее полюбили очень сильно. Еще. Война, через которую прошли люди моего поколения, отняла у нас семью, нас не растили взрослые. И еще, о чем люди не говорил: женщины военных поколений порой выходили замуж не за своих мужей: наши мальчики были убиты на фронте. Мы не знаем многих вещей, которые называют «Промысел Божий», законы судьбы. Но это все существует в судьбе России. И только сейчас мы начинаем понимать взаимосвязь явлений. Надо увидеть мощь духовных проявлений в стране, целомудренную застенчивость России. Сейчас нет таких слов в лексиконе.

Самое главное мое чувство, связанное с музыкой, — это чувство благодарности к слушателям, удивление от того, что они приходят.

В зал приходят родители и дети, и когда они все вместе переживают очень высокие чувства, то это помогает им. Когда дети детей уже начнут расти, эти совместно пережитые мгновения помогут им не потерять друг друга. Доверие цементирует семью! Я чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что музыка очень помогает людям. Она для этого и дана Небом. Быть рядом со слушателями — это чудо, к которому также нельзя привыкнуть.

— Как начиналась Ваша лекторская профессия, какие случались на Вашем пути знаменательные события — именно в профессии?

— Когда я окончила консерваторию, мой замечательный учитель В.А. Цуккерман мне позволил приходить к нему готовиться к выступлениям. А однажды он так со мной позанимался, что я отказалась выступать. Это была вечерняя скрябинская программа в Большом зале! И стало невозможным выходить на люди после того, как Виктор Абрамович мне рассказывал, кидался к роялю и все сам играл: хочешь — симфонии, хочешь — концерт… И с его восторгом блистательного аналитика он мне все так доложил, что я позвонила и отказалась.

Несколько лет спустя К.П. Кондрашин играл симфоническую программу из сочинений Скрябина. И тут я люто подготовилась. И вот, перед моим выходом на сцену он подошел и сказал: «Светлана, тубист выпил, играть не может, держись на сцене 40 минут». И это при том, что я собиралась говорить лишь 10 минут! И я все эти 40 минут, как он сказал, «держалась». Значит, не случайно судьба подготовила такую ситуацию. И все больше и больше я думаю, что наши судьбы — это очень долгоиграющая система различных комбинаций, которые порою входят в противоречие друг с другом, но бояться этого не нужно, потому что рано или поздно эти противоречия сфокусируются и вытолкнут тебя на новый порядок.

«Держаться» приходится очень часто: страшно выходить на сцены Большого зала консерватории или Большого театра; страшно не суметь удержать доверие детей в Колонном зале на «Пионерских собраниях» или «Ровесниках».

Но, прежде всего: как суметь соответствовать музыке и ее автору?..

Самое главное событие моей жизни, думаю, — 25-летие Сталинградской битвы в Волгограде с В. Дударовой и ее оркестром: каждый вечер Шостакович выходит в ответ на овации слушателей — участников битвы… Воочию там соединялись смерть и бессмертие…

И еще, если позволите. В начале своей рабочей судьбы, в Тбилиси, я вхожу за сцену к Марии Вениаминовне Юдиной. Она встречает меня вопросом: «Я получила гонорар, вам не нужны деньги»? (Сейчас уже мало кто помнит, как нуждалась великая пианистка. А я была в ее жизни всего лишь маленький эпизод).

В эти дни, готовя проекты нового сезона, заранее радуюсь вместе с арт-директором Большого зала консерватории В.С. Орловой и нашими слушателями тому, что грозный и бескомпромиссный Владимир Николаевич Минин, кажется, снова дал согласие выступить в абонементе «Красная книга № 6», теперь уже в теме «Пушкин-37».

— В чем Вы видите разницу между серединой XX века и началом XXI?

— В наши дни забыли, что «быть знаменитым некрасиво», один наш прославленный исполнитель прямо с экрана говорят, что он лучший в мире, самый гениальный… Вот удивительна фигура Альфреда Шнитке: он за свою жизнь ни о ком не сказал ни одного плохого слова. По сегодняшнему раскладу это показалось бы парадоксальным. А Рихтер, Гилельс? Гилельс, Великий пианист, перед которым преклонялся весь мир, на вопрос: «Почему вы не играете?» отвечал: «Меня не приглашают». Он не придет ни просить, ни обличать, ни, тем более, говорить, что он гениальный. У Рихтера было то же самое: например, он проводил фестиваль в маленькой Тарусе, а не в больших столичных залах…

Кстати, о фестивалях и об исполнителях. Мне не понять, почему очень многие люди искусства разных степеней известности, устраивают себе свои «именные» фестивали или стараются в них «засветиться» под именем другого человека. Или проводят ошеломительные многодневные юбилеи… Когда человек прекрасен, и все это знают и поклоняются ему — разве этого не достаточно? Я думаю, что все это — момент реакции на некую сумму социальных явлений.

И, видимо, это наступает в наше время тогда, когда человек увлечен идеей «звездности», и начинает в концерте не заметным ни для себя, ни для публики образом направлять на слушателей захватывающую идею собственной значительности. Ведь искусство несет не поддающиеся конкретизации, но вместе с тем определенные нравственные послания. И человек, который слушает музыку, весь «прозвучен», как ветрами, как волнами, как стихиями. И должно происходить не только нравственное, духовное, но даже и физическое очищение.

Вот почему религия без музыки невозможна (во всяком случае, в том направлении, которое нам ведомо). Я вообще думаю, что все мироздание начиналось с музыки: мир возник из звука, и, конечно, он был протяженный, а значит, — музыкальный. Не только у Аристотеля и Платона, но и в более древние времена, у древних китайцев, которые говорят: «Музыка — дар неба». И в смутные времена высокая музыка становится спасением. Человек-то ведь и сам музыкальный инструмент, — мы забываем, что на раду с легкими, сердцем, у нас есть поющая гортань. Человек — самовоспроизводящий, самосовершенствующийся музыкальный инструмент. И недавнее прошлое России подтверждает это. Еще в XIX веке Гоголь сказал: «Под песни баб пеленается, женится и хоронится русский человек».

Очень важная часть специфики музыкального искусства состоит в том, что оно позволяет любому исполнителю наполнить себя тем содержанием, которое несет именно это сочинение. И количество посланий в произведении так же безгранично, как число исполнителей, прибавив к этому еще и восприятие слушателя, тренированного или нет. Замечаю и такие концерты, где люди слушают музыку так, что они перестают не только двигаться, но и дышать, и в зале образуется совсем иное пространство, иное время, «новое измерение», как в «Мастере и Маргарите» Булгакова, — оно образуется, если публика пришла слушать «своего» артиста. То есть то, о чем мечтал Скрябин — изменить жизнь на планете, опираясь на мощь музыки, — не такая уж это утопия.

— А кто Ваши самые любимые композиторы?

— Мои самые любимые личности — Григ, Мусоргский, Чайковский, Равель. Это те, для кого абсолютно воедино слиты позиции человеческая, профессиональная, гражданская. Чайковский — «Желал бы всеми силами души, чтобы музыка моя распространялась и чтобы в ней находили утешение и ПОДПОРУ». Мусоргский —отдает все свое состояние в пользу крестьян! Гвардейский офицер нищим остается! Равель, крохотный полутораметровый мужчина уходит на войну, сражается в битве под Верденом, работает водителем грузовика, санитаром в госпитале и — отказывается от ордена Почетного легиона. Григ — живет вопреки всем медикам: сгнило одно легкое, на его место ушло сердце, жил до последней минуты, пока Норвегия не получила от Дании независимость, и когда это произошло, он умер.

Когда я начала читать лекции, то 15 лет не позволяла себе говорить о Шостаковиче, потому что есть явления, к которым ты долго не можешь подойти, — ты не готов к этому. Вообще, спорно все, что ты делаешь, а если еще начинаются споры с самим собой, то это уже совсем нехорошо…

Так и живешь: «Покоя нет, покой нам только снится…»

Р.5. «Нет, нет, — как говорил Лис, — главное глазами не увидишь». Помните, он говорит о цвете пшеничного поля (это у Экзюпери)? У нас в Московской филармонии тоже появился Цвет: и у рекламистов, и в освещении залов, и в картинах маленьких художников, и в нарядах слушателей концертов, и, наконец, — на больших новых экранах, установленных в Концертном зале имени Чайковского. Там мы демонстрируем репродукции картин из Третьяковской галереи. Мы не сдаемся, мы — слуги большой Музыки.