Британская премьера Симфонии № 21 Вайнберга в ноябре 2018 года в лондонском Symphony Hall стала переломным моментом для Вайнберга и его музыки. Этот концерт доказал две вещи, которые я не осмелился бы предсказать заранее: что одна из его самых длинных симфоний (длительностью 55 минут, в шести частях без перерыва, написанная в 1991 году) может держать в напряжении аудиторию полностью заполненного большого концертного зала от первой до последней ноты; и что во второй своей половине она может выдержать сравнение с Пятнадцатой симфонией Шостаковича.

Появление этой записи на крупном престижном лейбле, несомненно, стало одним из самых ярких событий в год столетия со дня рождения Мечислава Вайнберга.

Эта симфония имеет многогранную предысторию. Она посвящена жертвам Варшавского гетто, где, как не раз говорил Вайнберг, погибли родители и сестра композитора (хотя где они на самом деле погибли, не совсем ясно). Симфония имеет подзаголовок «Каддиш» в честь еврейской молитвы, традиционно читаемой в память об умерших.

Ее композиция перекликается с музыкой Вайнберга к фильму Бориса Ермолаева «Отче наш», в котором рассказывается о еврейской матери и ребенке. Они пытаются избежать отправки в гетто, блуждая по ночному зимнему городу (в том числе заходят в церковь, где нараспев читается молитва «Отче наш»). Утром их замерзшие тела находят и равнодушно бросают в кузов грузовика.

Вайнберг взял скрипичные соло, сопровождающие эту ужасную Одиссею, в качестве одной из главных линий симфонии, и черновик партитуры показывает, что они происходят от малеровской «Das irdische Leben» (на словах «Мама, мама, я голоден; дай мне хлеба, или я умру: в разделе Андантино также цитируется ответ матери «Подожди немного, подожди немного», на глухо звучащем ксилофоне).

Исступленное звучание, имитирующее  клезмерский ансамбль, замогильная цитата из первой баллады Шопена (столь же мучительно символичная, как и появление того же фрагмента в фильме «Пианист» Романа Полански), ангельские вокализы сопрано и несколько автоцитат из сочинений самого Вайнберга довершают картину произведения, наполненного семантическими  аллюзиями.

Чтобы все это не воспринималось просто как «оппортунистическое» манипулирование аудиторией, следует сказать, что связующая ткань музыки Вайнберга беспощадно строга и художественно контролируема, что делает кумулятивный эффект еще более глубоким. Не для Вайнберга — гламурные опыты Пендерецкого в публичном сострадании. И трудно представить себе, чтобы 21-я симфония Вайнберга была приспособлена для документального кино на манер Третьей симфонии Гурецкого (надо сказать, что Гурецкий в этом не виноват).

Для того чтобы эта музыка удержала аудиторию, ее требуется исполнять с яростной концентрацией и абсолютной самоотдачей. Первая запись Сибирского (Омского — «МО») симфонического оркестра была смелым, благородным начинанием, но новая запись ее, несомненно, превосходит. Да и как же этому не случиться, если Симфонический оркестр Бирмингема с Миргой Гражините-Тила, недавно назначенным дирижером с темпераментом шаровой молнии, объединился с оркестром Kremerata Baltica, придавая необычайную глубину и мощь звучанию струнных и превращая пассажи, которые сибирякам были не под силу, во взрывы страстного протеста.

Добавьте Гидона Кремера — не меньше! — для скрипичных соло; самого дирижера, ведущего сопрановые линии с чистым невибрирующим пронзительным причитанием (в концерте они были разделены, довольно неловко, между сопрано и мальчиком-солистом); некоторые великолепно проведенные фортепианные, кларнетные и контрабасовые соло — и вы получите исполнение, для которого «неотразимость» едва ли является адекватным описанием.

Едва ли отыщется нечто, более далекое от всех этих кровоточащих стенаний и жестокости, нежели неоклассическая сдержанность и прозрачность Второй симфонии, написанной для струнного оркестра в 1946 году. Тем не менее, сопоставление этих двух симфоний выявляет сходство материала обоих произведений (источником его служит «еврейское» скерцо из Струнного квартета № 4 1945 года). Kremerata Baltica придает исполнению даже больше эмоциональной тонкости, чем в превосходном, но в настоящее время труднодоступном в звукозаписи исполнении Московского камерного оркестра под руководством Рудольфа Баршая, затмевающем достойную шведскую альтернативу, теперь вернувшуюся в каталог на лейбле Alto.

Не говоря уже о полном погружении в материал, Гражините-Тила обладает потрясающим чувством протяженной структурно-драматической линии, что не только привносит в произведение новые нюансы и детали, но и открывает общую перспективу.

Появление этих двух симфоний на знаменитом лейбле — еще один явный признак «возвращения Вайнберга». Неудивительно, что глубина и реалистичность записи DG превосходны, а такая важнейшая деталь, как пространственная дистанция между солистами в симфонии «Каддиш», прекрасно схвачена в записи. В общем, это должен быть один из самых важных симфонических релизов года.

Дэвид Фаннинг