С мечтой о независимости

Джон Ноймайер о своем балете «Татьяна». Беседа с Андре Подшуном
С мечтой о независимости

АП | Что подвигло вас на работу с материалом пушкинского «Евгения Онегина»?

ДН | Уж точно не надежда, что я сумею создать балет лучше, чем у Джона Кранко. Я, наверное, один из немногих действующих хореографов, который видел премьеру «Онегина» Кранко в Мюнхене в апреле 1965 года и был свидетелем рождения этого балета. Я испытываю огромный пиетет перед этим произведением. Кранко развивает сюжет абсолютно четко и последовательно. Сам я долгое время не имел желания обращаться к этому материалу. Впервые интерес к нему был пробужден оперой «Евгений Онегин» в мюнхенской постановке Рудольфа Нольте 1977 года с Юлией Варади в роли Татьяны. В этот момент пушкинский сюжет неожиданно захватил меня.

Благодаря зальцбургской постановке «Онегина» я понял, что речь здесь идет не о каких-то событиях, оставшихся в прошлом и вроде бы не касающихся нас

Еще более значимой для меня оказалась постановка этой оперы Чайковского, которую осуществила Андреа Брет на Зальцбургском фестивале в 2007 году. Она меня просто поразила. Интересно и то, что ее спектакль «Чайка» по Чехову, который я увидел 1 января 1996 года в берлинском театре «Шаубюне», в свое время неожиданно навел меня на мысль переработать «Чайку» для балета. Благодаря зальцбургской постановке «Онегина» я понял, что речь здесь идет не о каких-то событиях, оставшихся в прошлом и вроде бы не касающихся нас. Особенность ее трактовки была в том, что она взорвала историческое обрамление, в которое до этого момента был для меня заключен сюжет. Андреа Брет перенесла действие в восьмидесятые годы XX века. На меня произвело большое впечатление то, как кинематографично был представлен пушкинский сюжет. На вращающейся сцене поместилось множество дверей, которые создавали изумительные ракурсы и перспективы. Это была в высшей степени удачная и умная постановка, и я должен признаться, что в тот момент мне и пришла впервые мысль когда-нибудь самому переработать пушкинский материал.

К тому же, с момента постановки Кранко прошло достаточно времени. Его и мою версии разделяет почти полвека, пришло время для новой трактовки. Но мне также было ясно, что я не могу работать с уже существующей музыкой. И я сразу же подумал о композиторе Лере Ауэрбах. После нашей с ней совместной работы, прежде всего, над «Русалочкой», а также потому, что она по происхождению русская, мне показалось, что она будет идеальным партнером в работе над этим проектом. Мы назвали его «Проект X», чтобы до поры до времени, насколько это было возможно, уберечь от пристального внимания общественности. Изначально предполагалось, что проект будет называться «Евгений Онегин», но потом я пришел к названию «Татьяна», что подтверждает в известной мере и великолепная «Пушкинская речь» Достоевского.

АП | Вы сказали, что задача по переработке музыки была возложена на Леру Ауэрбах. Как бы вы описали звуковой язык этого русско-американского композитора и как можно представить вашу совместную работу?

ДН | Когда я рассказал Лере о моей идее, она была заметно взволнована и тронута. Приезжая в Россию, замечаешь, что все русские не просто знают «Евгения Онегина»: они имеют и о самом произведении, и о его персонажах собственное мнение. Лера знает это произведение чуть ли не наизусть. В детстве она с матерью читала много русской поэзии и хорошо ее знает. Я догадываюсь, что пушкинский роман в стихах способен полностью раскрыться в литературном плане лишь на языке оригинала. Поскольку я не знаю русского языка, у меня есть только опосредованное понимание этого произведения. С другой стороны, мне было важно самому написать либретто. Одно дело, какие именно эмоциональные пласты, конфликты или описания я извлекаю из музыки, а другое дело, как я – как хореограф – обращаюсь с тем, что я отметил и записал, не нуждаясь в объяснениях соавтору, что из чего вытекает.

Когда я работал над либретто, я черпал знания у Леры. Разумеется, у нее свое мнение о материале, не обязательно совпадающее с моим. Было очень увлекательно слышать многое по-другому, не так, как ожидал, и разбираться в этом. Во всяком случае, эта вовсе не та музыка, которая движется всегда точно в том направлении, которое я хотел бы задать. Она скорее призывает меня вести с ней диалог и прилагать больше хореографических усилий, чтобы ей соответствовать.

АП | Почему главной героиней оказалась Татьяна? Чем примечательна ее личность?

ДН | После многократного, очень подробного чтения этого произведения становится понятно, что все развитие заключено в ней. Поначалу она тесно связана с миром грез и мечтаний, она парит в другом пространстве, где герои прочитанных ею романов играют важную роль. Такая направленность мысли, тесно связанная с процессом взросления Татьяны, позволяет позже развиться ее невероятной самобытности, удивительно увлекательной и обладающей невероятной напряженностью. Шаг за шагом она отрывается от героев своих романов и достигает поразительной, требующей отваги независимости. Ее поступкам присуще большое мужество.

Шаг за шагом Татьяна отрывается от героев своих романов и достигает поразительной, требующей отваги независимости. Ее поступкам присуще большое мужество

Началом служит пространное письмо к Онегину. Уже в нем заложена огромная сила, которой Онегину никогда не достичь. Но она не останавливается, она развивается дальше. Она знает, инстинктивно или нет, что для женщины подтверждением ее статуса является брак. Она принимает такое положение вещей, обнаруживая при этом мастерство рационального анализа. Она предвидит, какие сети готовит ей судьба и понимает, что ей не избежать своего рока. Таким образом, она действует не по велению чувств, а пытается привести свой эмоциональный настрой в согласие с рацио. Впечатляет их последняя встреча с Онегиным. Реакция Татьяны на его признание насквозь пронизана очень ясным аналитическим взглядом на жизнь. В этот момент она вспоминает свою няню, ее «смиренное кладбище», воображение рисует ей «дикий сад», напоминающий ей детство. И тогда она, как бы между прочим, говорит: «Я вас люблю (к чему лукавить?)». В конце своего монолога она роняет эту фразу, которая не оставляет Онегину сомнений. Повторю: Онегин не демонстрирует такой силы ни в одной ситуации. Онегин скорее является тем, кто реагирует. Действий у него немного, за исключением того, что он кого-то там убивает, и я до сих пор не вполне понимаю, зачем он это делает.

АП | Прежде чем мы перейдем к вашей трактовке дуэли, скажите несколько слов об Онегине и Ленском. Как вы видите их дружбу или как оцениваете ее? По сути ведь эти двое мужчин представляют собой совершенно разные типы.

ДН | Я ценю их дружбу весьма высоко, доверяя в этом отношении Пушкину. Ни Кранко, ни Чайковский не прорабатывали в достаточной степени этот аспект, исходя в первую очередь из различий обоих героев. Часто можно наблюдать, что два противоположных характера очаровываются друг другом, влекомые силой притяжения. Это прежде всего касается Онегина. Свою жизнь он рано стал считать пустой, даже при том, что он пытался писать что- то или с головой уходить в книги. Но он не в состоянии обнаружить в своей жизни того, что пробудило бы его увлечение или страсть.

Пушкин дает нам понять, что Ленский поэт плохой. Но это не важно. Важно то, что он способен любить

У Ленского, напротив, такой эмоциональный спасательный круг есть, независимо от того, хорошим он является поэтом или нет. Пушкин дает нам понять, что Ленский поэт плохой. Но это не важно. Важно то, что он способен любить. Ленский может прибегнуть к одной из жизненных основ, дающей мощные эмоции – а Онегин ищет этого всю свою жизнь. Великая трагедия в том, что человек, который ищет смысл жизни, убивает того, кто этот смысл нашел. Эта страшная минута будет преследовать Онегина постоянно. Тень Ленского будет витать над ним каждое мгновение.

АП | Ленский, таким образом, знает, зачем он живет. Он даже может выразить свою страсть языком искусства. У Пушкина Ленский – поэт, у Вас – композитор, работающий над оперой «Ольга». Почему?

ДН | Чтобы придать персонажам Кости и Тригорина в «Чайке» более балетный профиль, я представил их хореографами. В «Татьяне» я хотел большее внимание уделить музыке. Прекрасно было бы создать ощущение, что Ленский сам сочинил часть музыки Леры Ауэрбах, и незаметно вплести его видение Ольги в музыкальную ткань композиции Леры. Мы не только знаем, что он пишет, но и получаем непосредственное впечатление от его искусства. Мы видим его сидящим за фортепиано и работающим с листами нотной бумаги, и можем связать увиденное с прямым впечатлением от «его» музыки. То, что мы слышим, могло бы быть его эстетически сублимированным воодушевлением.

Таким образом, Ленский является своего рода поэтом-певцом, фигурой орфической. Любовь уводит его в далекие сферы. Когда судьба Ленского приобретает законченные очертания, Онегин тоже пытается выйти за очерченные пределы. Он провоцирует событие, которое объяснить невозможно.

АП | Что вы думаете о дуэли Онегина с Ленским?

ДН | Возможно, пониманию этого события помогает знание того факта, что Пушкин сам умер от ранения, полученного на дуэли. Иногда события и ситуации как-то развиваются, а то, что они означали, становится понятным лишь потом. Каким образом дело доходит до дуэли, понять трудно. Но это событие играет важную роль в дальнейшем развитии действия, именно потому, что оно переворачивает все вверх дном. Я хотел бы вернуться к Татьяне. Мне пришло в голову, что именно герои романов, витающие в ее голове, и подсказали ей то, что она написала в письме к Онегину. С некоторым преувеличением можно сказать, что именно героини романов сочинили то письмо или надиктовали его. Стиль и содержание письма она неосознанно переняла из прочитанного ею. Например, она копирует Юлию Вольмар из романа в письмах Руссо «Новая Элоиза». Эти нюансы помогли мне при постановке балета.

АП | Ленский и Ольга составляют у Пушкина вторую пару. Как бы вы охарактеризовали их отношения?

ДН | Это не так просто. Сравнивая эти две пары между собой, точно нельзя говорить о «связи» или «не-связи» в противоположность «идеальной связи». Без сомнения, «связь» или «не-связь» Татьяны и Онегина таит в себе больше сложностей, потому что у нее совершено другие ожидания от партнера, чем у него. Ленский похож на Татьяну тем, что способен на беззаветную любовь. Конечно, Ольга тоже любит. Но Пушкин пишет, что после смерти Ленского она недолго горевала и вскоре вышла замуж за другого. Отношения в обеих парах для меня носят шекспировские черты – в итоге они так и остаются непрозрачными.

АП | Можно ли точно определить время, в котором разворачиваются события в вашем балете? Пушкин в своем романе описывает события, происходящие в 1810-20-е годы.

ДН | Тут у меня точного ответа нет. Как я уже говорил, постановка Андреа Брет освободила меня от мысли, что следует непременно соблюдать исторические рамки. Одновременно, посмотрев множество экранизаций романов Джейн Остин, я убедился, что возможно поместить материал в какое-то определенное время и тем не менее создать ощущение настоящего. Время, в которое Пушкин сочиняет свой роман, в известном смысле на сцене присутствует или ощущается, прежде всего, в ритуале дуэли, как я его вижу. В Советском Союзе тридцатых годов дуэль была невозможна. Такой персонаж, как Зарецкий, принимающий на себя роль секунданта в дуэли Онегина с Ленским, у меня одет в костюм эпохи, когда дуэли в России еще были возможны, то есть до революционных потрясений начала двадцатого века. Герои романов Татьяны, напротив, одеты в костюмы пушкинского времени.

Во время моего пребывания в Москве весной этого года я посвятил много времени изучению киноархива Российской Федерации. И у меня родилась идея, что в некоем роде должно быть расхождение между фигурой Татьяны и атмосферой Советского Союза после плодотворных в плане искусства двадцатых годов. Ведь в тридцатые годы упор делался уже не на авангард в искусстве и литературе, а на так называемый социалистический реализм. Именно советская культурная продукция того времени и нужна мне как фон, чтобы контрастно представить такую движимую мечтами фигуру, как Татьяна. Отсюда рождается «пружина» всей постановки, которая связывает тридцатые годы советского времени с атмосферой олигархически обусловленной современности, что выражено в роскоши петербургского бала у князя Н. во второй части спектакля. В пушкинском романе интересно подлинное дыхание времени, которое не играет существенной роли ни в опере Чайковского, ни в балете Кранко. У Чайковского кажется, что события развиваются в течение нескольких дней, как в «Ромео и Джульетте» Шекспира – до такой степени спрессовано повествование, хотя судя по репликам героев, есть перерыв в несколько лет. У Пушкина все длится гораздо дольше, он дает происходящему больше пространства. Для меня в этом, однако, и состоит сложность, потому что продолжительность балетного спектакля ограничена максимум тремя часами. Может быть, тут поможет способность думать на нескольких уровнях.

Так, например, уровень сна (мечтаний) для Татьяны очень важен. Не случайно Пушкин помещает длинный сон Татьяны в середину романа. В центральной точке повествования оказывается предсказание грядущего. Это, кстати, было одной из моих первых идей для либретто: балет начинается с трех спящих фигур. В прологе я вижу спящих Татьяну, Ленского, Онегина – эти три перспективы я понимаю как серию снов, перетекающих из одного в другой. В моем либретто речь идет о так называемых «островах». Каждый остров сопряжен с каким-то символом: у Татьяны это окно, у Ленского – фортепиано, у Онегина – кровать. Все три знака говорят о жизни, наполненной иллюзиями. По сути, это состояние «подвешенности» героев над реальной жизнью освободило меня от необходимости придерживаться каких-то определенных временных рамок, от привязки к конкретному времени, в котором разыгрывается пьеса. Помещать все действие целиком в тридцатые годы XX века в Советском Союзе было бы наверняка неправильно, так как задачи использовать реалистичный язык не стояло. Для балета реалистичными должны быть эмоции и демонстрация их интенсивности.

АП | Пушкин назвал «Евгения Онегина» романом в стихах. Здесь заложено противоречие. Он пытается соединить поэзию и прозу, лирику и реалистичность, и добивается таким образом настроения, которое ни с чем нельзя спутать. Старались ли вы ухватить это в вашем спектакле?

ДН | «Евгений Онегин» написан с таким искусством, что перевести его на другой язык практически невозможно. Перечитывая заново роман, я все более и более ясно понимал, насколько свободно и виртуозно Пушкин обращается с языковыми средствами. Его стиль обладает юмором, почти иронией, автор включает в игру собственную персону, совершает неожиданные исторические и литературные экскурсы, никак напрямую не связанные с повествованием, и при этом остается в рамках строгой формы. Весь русский народ представлен в этом произведении. Для моей версии балета я нахожу стихотворную форму романа очень подходящей, потому что роман в стихах рассказывает – и рассказывает средствами стиха. Именно эту реалистичность в лирической форме я и попытался воплотить в моем балете.