В Большом никогда не ставились оперы Дворжака. Пришлось дожидаться начала XXI века, чтобы имя этого замечательного композитора наконец украсило нашу афишу. И, конечно, знакомство с ним начинаем с его самого популярного сочинения – «Русалки», настоящего хита современного мирового оперного репертуара. Во всем есть свои плюсы: пусть Большой и «Русалка» шли навстречу друг другу почти сто двадцать лет, зато соединятся они под чутким руководством одного из самых интересных оперных режиссеров, чей талант в полной мере мог раскрыться именно в наши дни. 

И это – Тимофей Кулябин. «Русалка» – его вторая работа в нашем театре. Первым спектаклем, который он поставил в Большом, был «Дон Паскуале». Сюжет популярной оперы Г. Доницетти был мастерски встроен в реалии современной жизни, что «вытянуло» на поверхность скрытый драматизм этой комической истории. Уже на той постановке сложилась команда Тимофея Кулябина, которая собралась вновь, чтобы дать жизнь нашей «Русалке». Это сценограф Олег Головко, художник по костюмам Галя Солодовникова и драматург Илья Кухаренко. Музыкальным руководителем постановки стал Айнарс Рубикис, тоже человек еще очень молодой и в то же время зарекомендовавший себя как профессионал высокого класса (в 2018 г. он получил пост главного дирижера берлинской Комической оперы/ Komische Oper).

Тимофей Кулябин:

– Предложение поставить «Русалку» Дворжака показалось мне очень заманчивым и очень своевременным. На Западе «Русалка» имеет длинную историю постановок и записей и считается вполне кассовым репертуарным названием, а вот в России у нее такой «истории успеха» нет. Насколько я знаю, это будет первая постановка в Большом за всю его историю.

Мое отношение к «Русалке» субъективно, но это, наверное, и хорошо. Во-первых – в этой музыке очень много красоты. Не только в смысле «красивости», но и в смысле соразмерности сюжета и музыкального материала, это очень убедительная партитура, заставляющая тебя не только наслаждаться дворжаковскими мелодиями, но и верить в чувства героев, которые поют на сцене. У меня практически ни в одной сцене нет недоверия к музыке, нет ощущения, что я не смогу это хорошо поставить, потому что там есть неоправданные оперные длинноты, повторы. Сюжет, при всей его лирической окраске, развивается довольно стремительно.

Сюжет же, при всей внешней фольклорности, очень романтический. А с этой эпохой у меня давние отношения. Я ставил Шиллера, Вагнера, Верди и там везде действовали герои, одержимые романтическими, наивными мотивами в ситуации мистического, почти сказочного двоемирия. Русалка, вот, хочет стать человеком и обрести бессмертную душу. И вырваться из мира духов в мир людей. Эти герои, как правило, радикальные идеалисты, они верят в возможность идеальной любви, не знающей преград и так далее. Этот мир романтиков-идеалистов меня очень интересует, поскольку я живу сегодня в мире противоположном. Моя действительность очень прагматична, да и сам мир устроен по-другому, он разобран на части и не предполагает таких устремлений, да и таких жестко очерченных границ.

Это, конечно, вызов – как рассказать современную историю (а я всегда ставлю спектакли о современных людях), в которой убедительно действуют, что уж там говорить, вполне сказочные персонажи: Водяной, Ежибаба, лесные нимфы, Русалка и т.д. И все они должны стать в моем спектакле современными людьми. Этот вызов мне нравился.

Надо сказать, что я далеко не первый: за последние 30 лет Дэвид Паунтни, Роберт Карсен, Мартин Кушей, Вилер и Морабито, Штефан Херхайм ставили «Русалку» совсем не в сказочных обстоятельствах и все эти постановки имели большой успех у публики и критики. Мне очень многое нравится в этих спектаклях, это все большие мастера, и многие проблемы этого либретто они решили очень убедительно. Но во всех этих спектаклях я вижу, как во имя удачного решения режиссеру так или иначе приходится жертвовать очень существенными поворотами сюжета, игнорировать обстоятельства, которые мне кажутся слишком важными, чтобы их не замечать.

Сюжет «Русалки» почти всегда провоцирует или социальную аналогию: бедные/богатые, оккупанты/порабощенные, титульная нация/беженцы и так далее; либо аналогию с границами сознания/подсознания, социальной нормы/тайных желаний, сном/явью.

Но на мой взгляд каждая из этих схем слишком многим жертвует в партитуре. Мне интересно было работать над решением, которое позволяет не потерять ни волшебной природы, ни остроты социального драматизма.

Кроме того, есть много вопросов к тому, как написаны главные герои. Одна из главных – фигура Водяного. С одной стороны, кроме очень красивой, но сюжетно статичной арии во втором акте, он все время поет на разные лады лишь одну фразу: «Бедная, убогая Русалка! Беда, беда!» Но каждый раз произносит это в самые важные моменты. Мне очевидно, что Водяной важнейший персонаж в этой истории, которого при этом композитор написал, как бы одной краской. И очень важно было убедительно разработать его линию, и даже в каком-то смысле уравнять с самой Русалкой: в процессе работы я понял, что эта история может быть не столько про Русалку и Принца, сколько про Русалку и отца.

Вторая проблема связана с самой Русалкой. Несмотря на фантастически красивую музыку и всю историю испытаний – а она проходит через осуждение лесных собратьев, превращение, предательство, проклятие и финальное прощение и обретение души – героиня с первой до последней реплики в этой опере обречена. Ей все время плохо, сначала от того, что ее не понимает отец, потом от того, что она многим жертвует ради превращения, потом от того, что принц как-то не так ее полюбил и в итоге бросил, потом ей плохо от того, что она проклята. Она жертва обстоятельств и все время страдает. Это тоже делает ее очень статичной. Мне было важно придумать такой рисунок, чтобы Русалка могла быть в спектакле максимально разной, чтобы ее характер развивался и очень сильно менялся от действия к действию. В результате, в этом спектакле появились три очень разных акта. И эта разность не только в декорациях, не только в приеме смены реальностей, или природе актерского существования. Эта разность прежде всего в том, насколько разная в каждом из этих актов Русалка.

В премьерной серии показов (6, 7, 8 и 9 марта) заняты ведущие солисты оперной труппы Большого и приглашенный солист – известный венгерский певец Миклош Себестьен.

Экскурс в историю

«На родине Андерсена, датском острове Борнхольм, где я проводил каникулы в 1899-м, я вспомнил свое детство и сказку о русалочке, которая из любви к человеку жертвует своим прекрасным голосом, а когда возлюбленный бросает ее, подвергается проклятию, которое можно смыть только его кровью. Я начал разрабатывать эту тему в стиле баллад Эрбена и хорошо известного в то время «Потонувшего колокола» Гауптмана…»

Ярослав Квапил, чешский драматург, поэт и либреттист «Русалки» — именно его воспоминания процитированы выше — не случайно ссылается на баллады Карла Яромира Эрбена. Это были чрезвычайно популярные и близкие каждому чеху стихи. Написанные в народном духе, они пользовались всеобщей любовью и служили образцом для подражания. Восхищался ими и Дворжак, незадолго до «Русалки» создавший «по мотивам» баллад Эрбена пять симфонических поэм. Стилизованное под чешскую сказку либретто Квапила (оно написано рифмованными двустишьями) очаровало композитора своей поэтичностью и музыкальным слогом, как, впрочем, до него очаровывало и других чешских музыкантов — Йозефа Фёрстера, Оскара Недбала, Карела Коваровича, Йозефа Сука… Однако всякий раз находилось какое-либо препятствие к сочинению оперы, и в том, что либретто Квапила обрело свою музыкальную плоть и кровь именно в руках Дворжака, отчетливо видна воля судьбы. Дворжак познакомился с уже готовым текстом, попросив автора либретто внести лишь некоторые незначительные изменения.

Что касается сюжета, реминисценции из Андерсена возникают сами собой. Но у этих «Русалки» и «Русалочки» был и другой предшественник — сказочная новелла «Ундина» Фридриха де ла Мотт Фуке. Написанная на заре романтизма (1811 г.) по мотивам средневековых легенд о водной нимфе, принимавшей образ прекрасной девы Мелузины, она знаменита еще и тем, что положила начало обширной династии оперных и балетных ундин. В XIX веке на либретто Фуке писали оперы Эрнст Теодор Амадей Гофман (1814) и Альберт Лорцинг (1845), время от времени на сцене появлялись менее успешные, а ныне и совсем забытые героини Игнаца Зайфрида, Кристиана Гиршнера, Иоганна Хартмана. После того, как повесть была переведена Василием Жуковским, появились русские «Ундины» Алексея Львова и Петра Чайковского (обе — на либретто Владимира Соллогуба). Опера «Мелузина» Конрадина Крейцера на тот же сюжет, поставленная в Берлине в 1833 г., вдохновила в свою очередь Феликса Мендельсона на создание концертной увертюры «Сказка о прекрасной Мелузине».

Балеты на популярный сюжет о несчастливой русалке, полюбившей человека, создавали хореографы Жан-Жозеф Перро («Наяда и рыбак»), Паоло Тальони («Коралия») — оба на музыку Цезаря Пуни, в XX веке за эту тему взялся Ханс Вернер Хенце («Ундина»; в 2016 г. этот балет был поставлен и до сих пор идет в Большом театре), всех ускользающих представительниц многочисленного рода водных дев не перечесть.

Антонин Дворжак наверняка присутствовал в пражском Национальном театре на премьере «Русалки» Александра Даргомыжского, написанной по драме А. Пушкина. Ее давали в 1889 г. на чешском языке. (При совпадении заглавий содержанием эти оперы весьма разнятся).

«Русалка» Дворжака явилась на самом рубеже XIX и XX веков (либретто было окончено в 1898 г., опера сочинена и поставлена в 1901-м). «Обстоятельства времени» упомянуты отнюдь не случайно: либретто Квапила имеет много общего упомянутой им символической драмой-сказкой «Потонувший колокол» Герхарта Гауптмана (1896) и пьесой Мориса Метерлинка «Пеллеас и Мелизанда» (1892). А финальный «поцелуй смерти» Русалки заставляет вспомнить и героинь Оскара Уайльда – пройдет всего каких-то четыре года – и на оперную сцену выйдет «Саломея» Р. Штрауса (1905).

Уже на первом представлении – 31 марта 1901 г. – в Национальном театре Праги «Русалка» имела огромный успех. Однако практически сто лет и понадобилось этой опере, чтобы стать мировой знаменитостью. О ее сегодняшней популярности говорит факт, на который обратила внимание Рене Флеминг, легендарная исполнительница заглавной партии, участвовавшая в семи постановках «Русалки» (!). Она отметила, что в 2003-м «Русалка» исполнялась уже столько же раз, сколько и «Аида» Дж. Верди.

Источник публикации Большой театр, 05.03.2019