Книга Андрея Хржановского «Дорогие мои… хорошие…»

Коньяк в кофейной чашечке
Книга Андрея Хржановского «Дорогие мои… хорошие…»

Руку Андрея Бондаренко узнаешь сразу (еще в конце 90-х было понятно, что это гениальный художник книги: вспомним двухтомник Владимира Сорокина, выпущенный издательством Ad Marginem). Книга Андрея Хржановского, оформленная Андреем Бондаренко, красива до невозможности. Непонятно только, что с этой увесистой красотой делать. Листать дома? Ну, разве что. Иллюстративного материала уйма. Подбирал сам автор. Он же снабдил книгу несколькими автошаржами. С иронией к себе человек, не поспоришь.

Книга о «дорогих» и «хороших» — во многом книга о самом Андрее Хржановском, дорогом и хорошем, учтиво и улыбчиво раскланивающемся со всеми, кто его замечает, скажем, на концертах академической музыки – куда еще не так давно Андрей Юрьевич с готовностью устремлялся (возможно, в отдельных случаях эта практика сохраняется и сегодня). Большой и маститый режиссер и человек.

Заглядывая в именной указатель (а еще не читая, но уже понимая объем работы, сложно не заглянуть в конец книги), видишь: мало кого в этом гигантском томе нет. Здесь и Жан Габен, и Карл Черни, и Хорхе Луис Борхес, и Дмитрий Александрович Пригов, и София Губайдулина, и Анатолий Собчак, и многие-многие другие. Скорее вдумчиво и спокойно, весомо (что опять-таки в родстве с визуальным образом автора) написано более-менее обо всех, но случаются и всплески:

«Нет, нет, вы не могли меня заподозрить в симпатии к тому “крупному менеджеру”, в любви к которому расписалась половина нашей страны. Речь пойдет как раз о том великом грузине, чьи родственники сами пострадали от убийственной, в прямом смысле этого слова, деятельности вышеупомянутого “менеджера”».

(Текст о Мерабе Мамардашвили «Мой любимый грузин с трубкой»)

Хржановский А. Ю. Дорогие мои… хорошие… / Андрей Хржановский
М.: Рутения, 2020. – 744 с., ил.

Множество страниц посвящено, и это понятно, Альфреду Шнитке, с которым Андрей Хржановский близко дружил и вместе работал.

«На Садовом кольце был такой островок, чтобы съесть по бутерброду и выпить по чашечке… Почему-то тогда в кофейные чашечки наливали коньяк… В большом воодушевлении мы возвращались на студию, и я говорю: “Альфред, вы знаете (мы тогда были на “вы” еще), мне кажется, вы могли бы писать для кино примерно такую музыку, которую писал один из моих самых любимых композиторов… И вообще, я считаю, что вот такое напряжение и такую монтажную свободу и многообразие переходов, если добиться этого в музыке… мне кажется, это вам по силам”.

Он говорит: “Кто? Кто?” Я говорю: “Малер”. Он говорит: “Что-о-о?”

Он иногда удивленно так расширял глаза, в том смысле, что — как, и вы думаете о том же самом, о чем думаю я? — как бы расшифровал он. Ну и после этого как-то, видимо, он ко мне проникся особым расположением, а я к нему…

В этой ситуации нам не хватало только раскурить совместно трубку. И хотя я никогда до этого не видел Альфреда курящим, я достал пачку сигарет и на всякий случай протянул ему.

Альфред растерялся не более чем на 1/24 секунды, затем осторожно достал сигарету из пачки и стал ждать, когда и я выну свою и чиркну спичкой. И вот тут-то и произошло нечто, навсегда мне запомнившееся: красноречивее – в подтверждение врожденной его деликатности — и придумать ничего нельзя. Дождавшись, когда разгорится спичка, Альфред, держа сигарету, как положено, между указательным и средним пальцами, выдвинул ее на уровень живота, подставляя под огонь, — очевидно, полагая, что для процедуры закуривания вовсе не обязательно приближать сигарету к лицу, тем более брать ее в рот, затягиваться и т.п. Я понял, что он взял в руки сигарету первый раз в жизни, но, чтобы не обидеть друга, приготовился вытерпеть за свою деликатность примерно то же, что терпел Пушкин, угощаясь чаем в калмыцкой кибитке…»

Эта скорее занятная, чем скучная, «теплая» мемуаристика вполне может увлечь и людей, условно, «не круга Хржановского», ежедневно следующих за «караванами историй». Кто-то даже искренне видит в производстве сюжетов той или иной увлекательности, либо в их пересказе, главную задачу литературы. Но, во-первых, перед нами все же не литература. Во-вторых, Андрей Хржановский и вправду неплохой рассказчик. Даже хороший. И дорогой.

«Любимым анекдотом Мейерхольда был анекдот про посетителя дорогого ресторана и официанта.  Посетитель делает заказ, предвкушая изысканную трапезу, и подробно диктует официанту — а тот все записывает, — как приготовить мясо: из какой части следует вырезать кусок, как его надо обработать… на каком огне, на какой сковороде, на каком масле и сколько минут жарить, какими специями приправить… Официант понимающе кивает, все аккуратно записывает и лестными словами оценивает гастрономические пристрастия клиента и его вкус… Затем удаляется, идет на кухню и от дверей кричит, обращаясь к повару: “Сенька! Антрекот — раз!..”»

Антон ДУБИН