– Вас не смутило предложение поработать в «легком» жанре?
– Конечно, смутило или скорее вызвало некоторое недоумение. Но громадное уважение к Борису Александровичу Покровскому и благодарность ему за многие часы разговоров (практически уроков) о «Кармен», «Войне и мире», вообще об опере не позволили мне отказаться. Но и конечно, что тут хитрить, пусть Камерная сцена, но все-таки Большого театра.
Что касается «оперетты», это мой первый опыт, а мне нравится пробовать. И кстати, сам Шостакович говорил, что избавился от «снобистского» отношения к искусству и любит музыку всех жанров, лишь бы это была настоящая музыка.

– Что, по-вашему, самое главное в работе над опереттой?
– Как раз «соблюсти» жанр. Этот «легкий» жанр трудно поддается. Мне кажется, что самое главное в музыкальном театре – добиться единого целого, ансамбля совершенно разных элементов (музыкального, драматического, изобразительного, хореографического). Что бы ничего не «торчало», ничего не «тянуло одеяло на себя». Пытаемся. Сражаемся. Стремимся.

– А типично советский сюжет для вас, как иностранца, представлял трудности?
– Я давно живу и работаю в России…

– Это будет взгляд через призму сегодняшнего дня?
– Нет, герои остаются в хрущевской эпохе. Это конец пятидесятых, когда стало чуточку легче дышать. Совсем недавно умер Сталин, и даже запах крови еще не успел развеяться, а что говорить о памяти ужасов войны, репрессий, голода, страха… Конечно это все никуда не делось, но не смотря на этот страх, люди в «Москва, Черемушки» живут в такой радостной, в какой-то степени наивной истории времен оттепели – периода надежд и света. Мне кажется, сегодня этого не хватает.

– В вашем спектакле вообще не будет политики?
– Вообще. Получаю удовольствие от музыки: хулиганская, искрометная, светлая, безумная музыка. Кто-то скажет, что это не тот Шостакович! Да, не тот – другой, но все-таки Шостакович!

– Как складывалось ваше сотрудничество с маэстро Павлом Клиничевым?
– Мы много времени провели, обсуждая постановку, и, на мой взгляд, нам удалось достичь взаимопонимания, создать альянс. Я очень рад этому, потому что одна из основных проблем в опере, соответственно в маленькой опере тоже – отсутствие «сговора» между дирижером и режиссером. Это влечет за собой разрыв или раскол между драмой и музыкой. Не могу знать, чем закончится наша история с Павлом Евгеньевичем и Дмитрием Дмитриевичем, но процесс движения к цели радует.

– В оперетте очень много действующих лиц, помимо основных, есть еще строители, новоселы и даже балет! Не тесно ли им будет на Камерной сцене?
– Нам тесно, но мне интересно. Много людей на маленьком количестве квадратных метров с низкими потолками и есть один из образов нашего «квартирного вопроса».

Интервью Марине Колосовой

«Черемушки» родились благодаря «неотступным, настоятельным просьбам» главного дирижера Московского театра оперетты Григория Столярова. К сочинению Шостакович приступил в сентябре 1957 г., однако вскоре работа прервалась из-за его большой загруженности. По мере готовности композитор передавал отдельные номера в театр. Он неоднократно переписывал музыкальный текст, «подгоняя» его под вокальные данные исполнителей и создавая по несколько вариантов одного и того же номера. Вносились коррективы и в либретто. Наконец, в октябре 1958 г. сочинение было готово.

Артист Московского театра оперетты Григорий Ярон вспоминал: «Я, как и все, ждал сложнейшую «шостаковичевскую» музыку, с острейшими гармоническими комбинациями,— а это была сама простота! Но сколько в этой простоте было вкуса и благородства! Труппа с первого дня полюбила эту музыку. Настоящий фурор она вызвала внутри театра, когда актеры услышали ее в исполнении оркестра. Музыка Шостаковича улыбалась, хохотала, танцевала, издевалась, шалила, а иногда чуть-чуть грустила…»

Самим же композитором перед премьерой владели совершенно иные настроения. «Горю со стыда, — писал он своему другу Исааку Гликману. — Если ты думаешь приехать на премьеру, то советую тебе раздумать. Скучно, бездарно, глупо».

Премьера состоялась 24 января 1959 г. в Московском театре оперетты. Постановку осуществили режиссеры Владимир Канделаки и Арон Закс. Дирижировал Григорий Столяров. Прием был самый теплый и у публики, и у критики. Так, газета «Известия» назвала «Черемушки» одной из главных удач театрального сезона. Вскоре последовали спектакли в Ростове-на-Дону, Одессе, Свердловске, Братиславе, Праге, Магадане, Загребе, разных городах ГДР и Чехословакии. А через два года на основе оперетты был снят фильм «Черемушки» (режиссер Герберт Раппапорт).

Возвращение композитора в музыкальный театр после «антиформалистической кампании» 30-х годов и, к тому же, его дебют в «легком» жанре ожидались с большим нетерпением. По воспоминаниям Григория Ярона, «сообщение о том, что Шостакович пишет оперетту, было встречено с огромным интересом. Как? Композитор, написавший Седьмую симфонию, а недавно — Одиннадцатую, и вдруг сочиняет оперетту?!! Где бы я ни появлялся, первый вопрос, который я слышал от людей знакомых и незнакомых, различных возрастов и профессий: «Какова оперетта Шостаковича?»

Сам композитор по поводу своего столь «сенсационного» обращения к жанру оперетты говорил: «Я считаю, что настоящий композитор должен попробовать свои силы во всех жанрах. В популярных сочинениях нельзя видеть ничего плохого или тем более опасного. Моцарт и Бетховен тоже писали легкую музыку, и никто их в этом не упрекает». К тому же, для Шостаковича это было уже не первое обращение к этому жанру. В конце 30-х годов он начал работу над опереттой «Двенадцать стульев» по одноименному роману Ильфа и Петрова, но замысел так и остался неосуществленным.