11 июня отмечает юбилей Екатерина Михайловна Царева — выдающийся музыковед, ученый-просветитель, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств России, профессор Московской консерватории.

Родилась в г. Москве. Училась в школе при Музыкальном училище Московской консерватории (класс фортепиано О. Ф. Мухортовой). В 1951-1955 гг. обучалась в самом училище (класс фортепиано М. Я. Сивер).

В 1960 г. окончила теоретико-композиторский и фортепианный факультеты Московской консерватории. Педагоги: А. А. Егоров и Л. М. Левинсон (фортепиано), Р. И. Грубер, Н. С. Николаева (научный руководитель дипломной работы и кандидатской диссертации), И. В. Нестьев, Ю. В. Келдыш, А. И. Кандинский (история музыки), В. О. Берков, С. С. Скребков (гармония), В. В. Протопопов (полифония), Л. А. Мазель (анализ музыкальных произведений), И. А. Барсова (чтение партитур), Ю. А. Фортунатов (инструментовка).

В 1963 г. окончила аспирантуру Московской консерватории. Рано, еще в годы учения на фортепианном отделении училища, сделав выбор в пользу музыковедения, Царёва не забывает своей первой специальности и по сей день выступает в качестве пианистки в ансамблях с певцами и инструменталистами.

В течение многих лет занимается просветительской деятельностью, организует лекции-концерты в Университете музыкальной культуры, выступает на радио и телевидении, с открытыми лекциями и докладами в Москве, Санкт-Петербурге, Смоленске, Перми, Клину, Краснодаре, Минске, Кишиневе, Тбилиси, Бишкеке. Осуществила ряд аудиозаписей бесед о творчестве различных композиторов.

Педагогическая деятельность:

С 1964 г. преподает на кафедре истории зарубежной музыки Московской консерватории, с 1992 г. — профессор.

Ведет общие курсы истории зарубежной музыки, читает спецкурс истории зарубежной музыки XIX века.

В 1990-е гг. стала одним из инициаторов обновления спецкурса, введения в него фигур так называемого «второго ряда», организации авторских курсов. В 2000 – 2006 гг. читала курсы «Поэзия Гёте и Гейне в немецкой песне XIX века», «Неизвестный XIX век» и другие.

С 1960 г. также преподает музыкальную литературу в Музыкальном училище при Московской консерватории, заведует цикловой комиссией по этому предмету.

Один из наиболее авторитетных в стране преподавателей музыкальной литературы (в ее классе прошли обучение свыше 400 учащихся-музыковедов). Советами и консультациями Царёвой пользуются педагоги школ и училищ разных городов России.

Эта статья была опубликована в газете Музыкальное обозрение, № 6 (270) 2006. Записала Катерина ЗАМОТОРИНА

Екатерина ЦАРЕВА: «Все, что в музыковедении уходит от музыки, мне чуждо»

11 июня отметила свой юбилей Екатерина Михайловна Царева – известный музыковед, крупный специалист по зарубежной музыке (в частности, по творчеству Брамса), профессор Московской консерватории и Академического музыкального училища при МГК. В преддверии юбилея с Екатериной ЦАРЕВОЙ побеседовала обозреватель «МО» Катерина ЗАМОТОРИНА.

Любовь к музыкальной литературе

Скажу сразу: я очень люблю свою профессию. И каждый раз, встречаясь с коллегами, мы обязательно поднимаем за нее тост. А еще выражаем восторг и счастье, что мы ею занимаемся. И никогда не возникало желания, если начать все сначала, заниматься чем-то другим. Хотя я иногда завидую музыкантам в хорошем оркестре, да и вообще хотелось бы поработать с первоклассным дирижером или аккомпанировать певцам вроде Фишера-Дискау или Шварцкопф… Пожалуй, это единственное, на что я поменяла бы свою профессию. Но и то не уверена, что, если бы мое желание исполнилось, я сумела бы сохранить столь же яркие ощущения.
Что такое музыковедение «в чистом виде» – по правде говоря, не знаю. На первое место в своей деятельности я ставлю педагогическую работу. Моя профессия – педагог. Педагог, связанный с музыкой. Мой любимый предмет – все равно музыкальная литература, где я имею возможность непосредственного общения с музыкальными произведениями. И все, что в музыковедении уходит от музыки, мне чуждо.

Я понимаю, что нужны и важны различные расширения в профессии, и они плодотворны в тех областях, которые близки данному человеку. Мой второй, а может, и первый интерес (это очень трудно определить), – то, что звучит на наших конференциях: «Слово и музыка». Это название как нельзя лучше передает связку, которая во мне находится: я не представляю себя без литературы, без поэзии.

Музыкальная же литература оперирует именно произведениями как целостной данностью, и их можно «взять в руки» – услышать в аудио- или видеозаписи и, конечно, обязательно видеть ноты, которые можно самому воспроизвести. Этот предмет предоставляет широчайшие возможности работать в «свободном поле», развивать разные аналогии, проводить параллели, совершать экскурсы в смежные области искусств и, конечно, анализировать музыку, ее устройство.

История музыки – другое, это осознание и понимание исторических процессов на различных этапах, и каждый из этих этапов претендует на погружение, что в условиях обучения абсолютно нереально: только погрузился, а уже пора выныривать и переходить дальше. Возможность углубления дают различные семинары, авторские курсы. А в нашей традиции, и я ее всячески поддерживаю и приветствую, – необходимость академического образования, связанного с более или менее ровными представлениями обо всех периодах.

Не все легенды нужно разрушать

В современных исследовательских направлениях мне близко желание максимально что-то прояснить или уточнить. То есть избавиться от неправильности, причем не идеологического, а фактологического порядка. Это относится и к тексту музыкальных произведений, и к биографическим сведениям о композиторах – хочется, чтобы все было, что называется, «по правде».

В свое время было выдвинуто понятие «разрушение легенды». Я положительно отреагировала на это, хотя, с другой стороны, мне кажется, что все легенды разрушать не нужно, потому что по истечении некоторого количества лет они тоже являются своего рода историческими фактами. Здесь случаются перекосы, когда начинают сокрушать легенды слишком решительно и выставлять композиторов (да это касается всех великих людей вообще) в несколько странном свете. Тут к высоконаучной цели невольно примешивается человечески-обывательский элемент: ведь интересно посмотреть, что и великий человек не лучше простых смертных. Конечно, факты фактами, но они требуют деликатности, это сомнению не подлежит.

Еще: сейчас на Западе довольно сильна тенденция к социологизации и политизации истории, причем нам иногда смешно – мы проходили это уже давно и знаем все опасности, подстерегающие на этом пути. А теперь модно рассуждать о политических взглядах того или иного композитора XIX века, о направленности его музыки на какие-то слои населения… Такие серьезные, но довольно забавные изыскания тоже не всегда радуют.

Что же в наибольшей степени исторично? Фиксация того, как люди в то или иное время воспринимали музыку и как на нее реагировали, судя по имеющимся в нашем распоряжении фактам. А самое главное заключается в том, что глубины смысла, которые содержит нотный текст со всеми авторскими обозначениями, равно как и его различные интерпретации, тоже являются историей. Например: «Жизнь за царя» и «Иван Сусанин». Ну, сейчас можно заняться тем, чтобы все аккуратно говорили «Жизнь за царя», – да, мы очень многое найдем, если возьмем за труд изучить первые издания, варианты, но и многое потеряем, потому что та эпоха, когда опера называлась «Иван Сусанин» с текстом Городецкого, никуда уйти не может. Она навсегда останется частью истории, связанной с именно этим сочинением, а не только с советским государством.

А вообще… Что мне не очень свойственно или чего я не люблю? Бесплодных сожалений. Что было, то прошло. И вместе с тем – осталось. Прошлого ни в коем случае не вернешь. «Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию – были». Это относится не только к ушедшим людям, но и к процессу жизни в целом. Чем больше человек помнит, тем лучше. И для меня, скажем, 60-е годы XX столетия – такое же прошлое, как и моя любимая эпоха, каковой является начало XIX века. Самый драгоценный момент – возможность ощутить единство истории, всех времен, народов.

Время для нового взгляда

Думаю, сегодня навряд ли может идти речь о создании каких-то принципиально новых монографий, в равной степени удовлетворяющих и знатоков, и любителей, поскольку в научной сфере процесс «брожения идей» должен устояться. Что толку, если некий бодрый человек надергает разные интересные, с его точки зрения, детали, может, съездит в какой-нибудь архив, заглянет одним глазом в рукопись и потом выдаст нам все это за новое прочтение? Пусть уж лучше совсем этого не будет.
На данный момент главное – справочная литература, которая, предоставляя необходимые сведения, поможет ученым по-новому осмыслить то или иное явление. Некоторые считают, что понятие «новое» связано с обязательным придумыванием чего-то. Так вот, придумывать ничего не надо, следует просто изложить все с позиции сегодняшнего дня. Помню, В. Васильева при постановке «Щелкунчика» спросили, что же будет современного в его трактовке, и он ответил: «Я живу сейчас, значит, моя постановка уже современна». Совершенно верно! Ведь каждые пять-десять лет меняются и сознание, и восприятие. Любой труд отражает именно то время, ту эпоху, когда он создавался, и ту личность, которая его писала. Естественно, претендовать на раскрытие истины невозможно. В этом и заключается отличие гуманитарных наук от точных, а тем более – науки об искусстве. Все равно, что сказать пианисту: «Не играй это сочинение, потому что уже есть запись образцового исполнения». У нас-то все то же самое!

А идея состоит в наращивании слоя мыслей, и оно происходит постоянно. Этот процесс я представляю себе зрительно, графически. В центре находится, скажем, творчество Моцарта или Пушкина, а вокруг располагаются некие слои – один ближе, другой дальше, они отражают время, прошедшее с тех пор. И вот в каком-то слое вдруг находится одна ма-аленькая мысль, но она остра и точна, поэтому проходит насквозь и попадает прямо в центр, расположившись на «теле». Эти мысли могут «пробиться» с разных точек зрения, и тогда вдруг одно частное замечание изменяет ракурс целостного взгляда на ту или иную проблему.

Главное в обучении – общение

Мне хотелось бы сказать, прежде всего, о людях, которые были рядом со мной и у которых я училась, а не которые меня учили. Потому что в словах «научить» и «научиться» заключается большая разница.

Таких людей очень много и всех невозможно перечислить. Есть два человека, с которыми я постоянно мысленно советуюсь, – Надежда Сергеевна Николаева и Вера Семеновна Галацкая (все мои представления о музыкальной литературе как о предмете вообще и предмете для совершенствования были связаны с ней). В «первую линию» входит и педагог по музыкальной литературе в училище Рахиль Ароновна Пескина. Всегда в памяти и фортепианные педагоги, особенно моя первая учительница Ольга Федоровна Мухортова и последняя – на долгие годы – Лия Моисеевна Левинсон. А дальше нужно говорить о массе людей – это, конечно, и Лео Абрамович Мазель, и Юрий Александрович Фортунатов, и Юрий Николаевич Холопов, и Владимир Васильевич Протопопов… Из более поздних времен – Александр Викторович Михайлов, оказавший на меня огромное влияние в отношении к слову и музыке. И никак не могу не назвать Михаила Васильевича Плетнева, который своим исполнением музыки открыл мне необыкновенно многое…
Вообще, здесь должна идти речь и о коллегах, и об учениках, которые потом тоже начинают входить в число учителей, о каких-то случайно встреченных людях, о художественных впечатлениях, оказавших в какой-то момент жизни сильнейшее воздействие… Все это формирует человека. Конца «обучению» быть не может, потому что одна из главных способностей, дарованных человеку, – уметь учиться. И главный талант – способность не пройти мимо.

Конечно, передается опыт – исторический, социальный, психологический, просто личностный взгляд, мировоззрение. Но это должно происходить ненавязчиво. Необходима соответствующая атмосфера, а она иногда зависит от случайностей, ведь студенческие составы формируются стихийно. Значение для создания ауры в коллективе имеет все, вплоть до того, кто сидит рядом за партой. Процесс передачи – и не только того, что в современном языке называется информацией, – происходит все время, и важнейшим фактором в обучении и воспитании «словом и музыкой» является Общение.

С полной убежденностью могу утверждать, что за последние 10-15 лет в Московской консерватории появилось много талантливых музыковедов, совершенно не уступающих лучшим представителям предыдущих поколений. Процент «случайных» людей сократился до минимума. В нынешних условиях все отдают себе отчет и в мере труда, который должны вложить, и в характере перспектив. Теперь никому не приходит в голову заниматься на нашем факультете «просто так», поэтому концентрация талантов стала значительно выше. Конечно, за какое-то время мы потеряли некоторое количество способных людей – в основном, на почве экономического неблагополучия представителей нашей профессии; это слишком серьезный вопрос, и его всуе лучше даже не поднимать. Но – на самом деле никогда ничего не теряется, потому что мир очень велик. Мне хорошо известно, насколько высоко оцениваются люди, окончившие не только консерваторию, но даже и училище, в тех немузыкальных сферах деятельности, где потом начинают работать. Ведь все равно они несут в себе элемент культуры, высокого искусства, и оставляют его частичку в стиле, принципе работы, в людях, с которыми общаются. Не надо быть эгоистами! Если посеянные зерна истинны, то пропасть они не могут. Поэтому единственное, во что я верю, – в сохранение энергии и ее перераспределение.

«Неизвестный XIX век»

Когда-то давно, после защиты диссертации, я сказала в одном интервью: «Теперь мой долг перед Брамсом связан с публикацией его писем». Этот долг отдал за меня мой ученик Сергей Роговой. И это совершенно естественно, поскольку он провел в Германии такое количество времени, какое я не смогла бы выделить. В результате избранная переписка Брамса издана, и это осуществлено на высоком научном уровне. Теперь есть материал для создания новой книги о Брамсе. Кто и когда ее напишет? Время покажет.
У меня же материала для нового капитального труда сейчас нет, а ответственность перед печатным словом возрастает с каждым днем, может, с каждым часом. Ведь чем больше человек понимает, тем серьезнее требования он предъявляет, в первую очередь, к самому себе. Поэтому возникают только «миниатюры».

А другие сферы моей деятельности… Говоря словами П.И. Чайковского, я желаю всеми силами души, что бы наконец осуществилось издание Энциклопедии «Чайковский», работа над статьями занимала меня немало лет. Кстати, если ко мне обращаются с просьбой что-то написать или рассказать о Чайковском, я никогда не отказываю, – это просто МОЕ в высоком моральном смысле.

Осенью должен выйти новый учебник по музыкальной литературе для училищ с моей главой о Брамсе. В консерватории, в продолжение серии «Музыка Австрии и Германии XIX века» (а теперь, как я шучу, «Музыка не Австрии и не Германии»), готовится книга о Польше и Венгрии. Я с огромным удовольствием занималась Листом – как личностью, фигурой, как явлением, писала про его творческий путь и творческий облик… Это требует большого труда, а я все делаю медленно.

Но, повторю, важнее всего для меня педагогическая деятельность. Две мои студентки только что защитили очень интересные дипломные работы, и я горжусь тем, что нам удалось найти новые повороты в восстановлении исторической справедливости. Хотя время, как правило, разбирается со всеми явлениями, верно, есть некоторые не совсем правильно оцененные фигуры. Так, одна студентка писала про Петера Корнелиуса и его оперы «Багдадский цирюльник» и «Сид», а работа другой называлась «Иоганн Фридрих Райхардт и его песни на тексты Гете» – это тоже моя любимая эпоха, перелом XVIII-XIX века.

Я веду авторский курс «Неизвестный XIX век» (это самое обобщенное название), он приносит мне значительное удовлетворение. Там речь идет о вопросах восприятия музыки, о камерных, вокальных жанрах, их развитии… Но еще более приятными для меня являются консерваторские курсы повышения квалификации, связанные с этой же тематикой, поскольку старший возраст и практический опыт слушателей замечательно подходит для выражения близких мне идей. Особенно удачными получились последние курсы: лекции посвящались немецким песням от Леве до Малера, слушателями были педагоги вокального ансамбля и концертмейстерского класса. Необычайно интересная и полезная встреча – то, что я рассказывала, было им важно для практической деятельности, да и я очень многое от них получила. Общение с отзывчивыми людьми – для меня высшее счастье.