От иудеев до талибов

Тема запретов в музыке жива, злободневна, востребована властью и пугает художников не одно тысячелетие. Еще древние евреи запретили музыкальные инструменты в службе. Их примеру последовали православная и католическая церковь. Но в средние века в католическом храме появился орган, а ближе к Новому времени разрешалось звучание других инструментов. В православной церкви инструменты запрещены до сих пор (да и концерты не слишком желанны).

Фашисты объявили музыку, не вписывавшуюся в рамки официального «искусства Третьего рейха», дегенеративной (Entartete Kunst — «Дегенеративное искусство» — термин, употреблявшийся в фашистской Германии по отношению к искусству авангарда и модернизма). Некоторые ее авторы успели либо умереть (Шрекер в 1934), либо бежать из Германии и оккупированных стран (Хиндемит, Шенберг, Кшенек); те, кто не успел ни того, ни другого — окончили жизнь в концлагерях (Ульман, Шульхоф, Хаас, Краса).

***

Известно, что после прихода к власти в Афганистане в 1996, исламские фундаменталисты движения «Талибан» предприняли операцию по поиску и уничтожению музыкальных инструментов и кассетных плееров, которые изымали у населения и публично сжигали на кострах. Деревянные столбы украшались огромными мотками магнитной ленты из конфискованных аудио- и видеокассет. Музыкантов, пойманных «на месте преступления», избивали их же инструментами и сажали в тюрьму на 40 дней.

«…изломав те бесовские игры велеть жечь»

Как указывает доктор искусствоведения, профессор Марина Рыцарева, Россия за свою историю накопила целый свод табу в музыке.

А начинались они со скоморохов. Н.Ф. Финдейзен в статье «Скоморошье дело на Руси» приводит любопытные сведения и документы.

Например, он пишет, что духовная власть приравнивала скоморохов «к разбойникам, татям и волхвам, как видно из приговорной грамоты Троице-Сергиевского монастырского собора 31 окт. 1555 г., о недопущении вредных людей иметь пристанище в Присецкой волости:

“Не велели есмя им (крестьянам присецким) в волости держати скоморохов, ни волхвей, ни баб ворожей, ни татей, ни разбойников, а учнутъ держати и у которого сотского в его сотной выйдут скомороха… взяти пени десять рублев, а скомороха, или волхва, или бабу ворожею, бив да ограбив да выбити из волости вон; а прохожих скоморохов в волость не пущать…”».

***

«…забыть Бахов, Бетховена, Моцарта или Вагнера»

С началом Первой мировой войны цензурным запретам в России подверглись сочинения немецких композиторов — представителей вражеской державы. В программах концертов и в афишах оперных театров их, из патриотических побуждений, заменяли произведениями русских авторов.

Вот что писала «Русская музыкальная газета» Н. Финдейзена в 1914–1915:

«Дирекция Петроградских императорских театров решила заменить вагнеровский цикл операми Римского-Корсакова (“Садко”, “Сказание о граде Китеже”, “Снегурочка”, “Майская ночь”)» (1914, № 49).

«При ноябрьской постановке оперы “Фауст” Шарля Гуно в театре Зимина в Москве из четвертой картины исключаются шествие немецких войск и марш». (1914, № 46).

Бойкот композиторов — представителей стран антироссийской коалиции — продолжался и в дальнейшем.

***

«Эта музыка народу не нужна»

«Искусство, в его абсолютном смысле, как его понимает либеральная демократия, не имеет права на существование, — ответил Йозеф Геббельс на просьбу дирижера Вильгельма Фуртвенглера проявить умеренность в политике в отношении искусства. — Любая попытка пропагандировать такое искусство, в конечном итоге, приведет к тому, что люди потеряют свою внутреннюю связь с искусством, а художник изолирует себя от движущих сил эпохи и запрется в безвоздушной камере ради того, чтобы создавать “искусство для искусства”. Искусство должно быть прекрасным, но, что более важно, оно должно осознавать свою ответственность, быть авторитетным, близким к людям и боевым по духу».

Спустя 15 лет А. Жданов с трибуны совещания в ЦК ВКП (б) провозглашал: «Композиторы, у которых получи­лись непонятные для народа произведения, пусть не рассчиты­вают на то, что народ, не понявший их музыку, будет «дорастать» до них. Музыка, которая непонятна народу, народу не нужна. Композиторы должны пенять не на народ, а на себя, должны критически оценивать свою работу, понять, почему они не угодили своему народу, почему не заслужили у народа одобрения и что нужно сделать, чтобы народ их понял и одобрил их произведения».

В идеологическом «котле» советских времен под зачистку попадало все, что было непонятно не только глазу, но и слуху тоже. Все, что «наверху» считалось «антинародным». Все, что имело несчастье не нравиться начальству. Все, что не соответствовало моменту.

Один из примеров — «Сказание о невидимом граде Китеже…» Римского-Корсакова. После Октября и вплоть до 50-х годов опера не раз попадала под запрет: за «мистицизм», «религиозные тенденции», которые «в нашем быту поднимают голову» (об этом пишет М. Раку в книге «Музыкальная классика в мифотворчестве советской эпохи»).