Московские театры ждут революционные перемены: свобода, а не анархия

Александр Кибовский: «Деньги у театра будут независимо от того, нравится мне худрук или нет»
Московские театры ждут революционные перемены: свобода, а не анархия
Фото ru.wikipedia.org

Столичные театры переходят на новую экономическую жизнь — грантовую, которая, по сути, является революционной. Только не все это пока поняли. Она будет справедливая и прозрачная, — так обещают в Департаменте культуры. Систему мониторят уже год, перспективы для храмов Мельпомены самые радужные. В чем её революционность, чем гранты отличаются от субсидий, какие экономические свободы гарантируют и убережет ли она мастеров культуры от финансовых нарушений — об этом обозревателю «МК» рассказал глава столичного Департамента культуры Александр Кибовский.

— Александр Владимирович, многие годы у театров были субсидии, теперь — гранты. В чем разница или просто термин изменили?

— Не просто слово — система поменялась. Субсидия — это когда Департамент дает деньги и заказывает театру что-то. Скажем, «Геликон-опере» Дмитрия Бертмана определенное количество спектаклей, на которые должно за сезон придти определенное количество зрителей и т.д. А грант — совершенно другая история: я художнику ничего не заказываю, я уважаю его, знаю его творческий потенциал и поэтому даю деньги. Я его назначил, значит, я ему доверяю. А раз так, то пусть он сам и распоряжается своими деньгами. Худрук заинтересован, чтобы в его театр ходила публика, чтобы он был успешным. Но если что-то идёт не так, то вопрос должен быть уже не только к руководителю театра, а и к Департаменту культуры и ко мне лично: почему тот или иной театр находится в тяжёлом положении?

Если мы понимаем, что директор или худрук довели коллектив до ручки, значит их надо менять. Но труппа не должна становиться заложником руководства, артисты не виноваты. У нас есть примеры, когда мы меняли начальство, и получали другие результаты, как это произошло в прошлом году в Центре драматургии и режиссуры, куда пришёл Владимир Панков.

— Свобода от крючкотворства, бумажной волокиты — это мечта. Но все-таки, обозначены ли границы желанной свободы? Или пару шагов вправо/влево — опять расстрел?

— В бюджетном задании (а бюджетные учреждения не могут без него существовать) полностью учтены расходы, связанные с содержанием имущественного комплекса театра. А это немалые деньги — 1,28 миллиарда рублей, то есть 15 процентов от общего бюджета. Сюда же входят три регулярных мероприятия, которые каждый театр должен провести из выделяемых ему средств — Ночь в театре, 9 Мая, День города. Это и есть субсидия, она сохраняется.

А вот другая, то есть основная часть средств — 8,162 миллиарда руб. (85 процентов от бюджета) — гранты, которые обеспечивают творческую жизнь 69 театров: от зарплат сотрудников до постановочных расходов. Театр абсолютно самостоятелен в том, сколько ему нужно артистов, какую платить зарплату, сколько выпустить премьер. Он сам полностью управляет финансовыми средствами, предоставляя в конце года нам отчёт о том, что сделано. И тут многое будет зависеть от творческого управления или от хорошего менеджмента (там, где двуначалие или так называемый директорский театр). Вот в чем принципиальное различие от того, что было раньше.

— Как вы определяете размер гранта? И не получится ли так, что одним театрам вы увеличите его за счёт других, не очень-то успешных?

— Сумма каждого гранта посчитана по той самой схеме, что была одобрена театральным сообществом в декабре прошлого года и уже апробирована в этом. А дальше театр самостоятельно, исходя из суммы гранта (плюс внебюджетные доходы), формирует повестку собственной деятельности. Надо сказать, что ранее у каждого театра финансирование складывалось стихийно и по-своему, и это всегда вносило разлад внутри самой корпорации: худруки успешных театров возмущались: «Почему у меня субсидия меньше, чем у театра-аутсайдера?». Такие вопросы не добавляют сплоченности в творческой среде, завидки плохо влияют на общую атмосферу. Мы это преодолели: система, которую мы вместе приняли в прошлом году, сегодня всем понятна и прозрачна — нет любимчиков.

Очень важно, что в развитие этой системы по решению Мэра Москвы многим театрам увеличили финансирование, но не за счёт «раскулачивания» других. Для этого дополнительно театрам выделено 440 миллионов рублей. Небывалая прибавка! Некоторые театры – им. Пушкина, на Юго-Западе – повысили свой бюджет сразу на треть. Но на самом деле реально мы получили еще больше. Ведь сохраняются бюджеты у тех, кто раньше был перефинансирован. Возможно, именно грантовая система позволит театрам, которые сейчас находятся не в лучшем состоянии, обрести себя.

В грантовую систему сейчас переходят 69 московских театров – в следующем году они получат 8,5 миллиардов. В перспективе к ним присоединятся еще 13, которые пока стоят на капремонте, не имеют своих помещений, работают на арендных площадках. Общий же бюджет Москвы на театральную поддержку в следующем году составит 9,3 миллиарда. Плюс еще 3,3 млрд будет инвестировано в реконструкцию театральных площадок (Современник, Школа современной пьесы, театр эстрады, детский музыкальный театр юного актера и др.). К этому добавьте около 7 млрд, которые зарабатывают сами театры. Так что театральный бюджет 2018 года впечатляет. Мэр на встрече с руководителями театров специально отметил, что бюджет принимается на три года, и гранты снижаться не будут.

— А внебюджетные средства, что зарабатывает театр? Они как-то связаны с грантами?

— Связаны, потому что в новой ситуации оперативное маневрирование бюджетными ресурсами даёт возможность театрам повысить свои внебюджетные доходы. Скажем, театр, у которого маленький зал, арендовал большую площадку из своих внебюджетных средств, а то и кредитовался для этого под проценты. И если прежде ему было трудно перекрутиться с оплатой, то сейчас за счёт гранта уже в начале сезона он может арендовать большую площадку, больше заработать и дальше спокойно вести свои финансовые дела.

Более того, мы не спрашиваем какую долю и на что из этого гранта театр потратит. Раньше все чётко расписывалось: это — постановочные, это — на фонд оплаты труда, это – на аренду площадки. И чтобы перебросить средства с одной статьи расходов на другую, необходимо было издавать бесконечные приказы по корректировке, каждую неделю подписывать пачки таких документов — процедура, которая отнимала массу сил и наших, и театральных. А сейчас вам дают грант, и вы сами решаете на какие цели вы его направляете.

— Слушаю вас и не верю своим ушам — все можно. Но свободным (или дармовым) бывает только сыр в мышеловке. Требования какие-то есть?

— Только одно — зарплата работников театра должна быть достойной и не ниже той, что обозначена в дорожной карте согласно майским указам Президента. Сегодня средняя зарплата по театрам Москвы составляет 63,6 тысяч в месяц, но имеется заметный разброс. Где-то она сильно отстает, а в успешных наоброт, далеко впереди.

— Кстати, о зарплатах: не повлияет ли свобода в распоряжении деньгами на разницу в зарплатах между руководством и актерским составом. В некоторых театрах эта разница напоминает пропасть.

— Пропасть мы заметно сократили в 2015 году, когда было принято жесткое решение Правительства Москвы: зарплата руководителя бюджетного учреждения должна быть трехкратна по отношению к средней зарплате в его организации. Так что у руководителей теперь прямая мотивация наращивать зарплату своих сотрудников, которая в свою очередь влияет на его собственную. При этом я с печалью вспоминаю, как некоторые руководители театров лишь при введении такой кратности впервые заинтересовались доходами своих подчиненных. Но даже если руководитель хочет увеличить себе зарплату, мы разрешаем ему это сделать только из внебюджетных доходов. Зарплатная же часть гранта, заложенная при его расчете, остается незыблемой.

— Еще одно опасение: ловкие театральные управленцы даже во времена жесткого учета умели прикрывать неблаговидные поступки документами: не подкопаешься. А в условиях свободного обращения с грантовыми деньгами…

— Опыт показывает, что как ни закручивай гайки, разные ловкачи все равно найдут лазейку. А вот для нормальных людей каждый виток резьбы создает огромные проблемы. Ведь и при существующей жесткой системе мы знаем случаи фальсификаций отчетности, когда театры продавали самим себе билеты по остаточной стоимости, чтобы отчитаться по бюджетному заданию — вот где действительно была опасность. Эти или другие случаи мы выявляли, принимали кадровые решения, по некоторым эпизодам возбуждены уголовные дела.

А при грантовой системе нет смысла искусственно накручивать счётчик или “химичить” с отчетностью. Конечно, никто не застрахован от нарушений, но это вопрос в том числе и к Департаменту культуры — наша обязанность как учредителя следить за тем, что происходит.

В случае с грантами речь идёт о творческой свободе, а не о хозяйственной анархии. Мы меняем систему в рамках существующего федерального законодательства. Мы не диктуем театрам, что делать, но как делать – регулируется общими правилами финансовой дисциплины.

— Надеюсь, наконец уменьшится бумагооборот? Театры задыхаются, да и вашему ведомству не легче.

— Не в половину, но существенно уменьшится. Где-то на треть. Бесконечная отчетность о выполнении параметров госзадания, переписка, корректировка — значительная часть документооборота теперь просто будет не нужна. Поскольку цифры прозрачные и они не корректируются от года к году, каждый понимает сколько он получит в следующем году. Система удобна для долгосрочного планирования, а ежегодное выбивание бюджета уходит в прошлое. Есть прозрачный принцип формирования гранта, сумма его закреплена и она останется, кто бы не работал на моем месте. Деньги у театра будут независимо от того, нравится мне этот худрук или нет, укладывается его творчество в мою эстетическую концепцию или нет. Субъективный фактор теперь совершенно точно исключён.

Источник публикации МК, 06.10.2017, Марина Райкина