Абсурдный реализм в новой опере Владимира Раннева

От прозы жизни далеко, от поэзии – тоже
Абсурдный реализм в новой опере Владимира Раннева
Фото Олимпия Орлова
Премьера оперы Владимира Раннева «Проза» прошла в Электротеатре Станиславский. Не столь радикальное по музыкальному языку, сколь по композиции и самой идее, сочинение это производит оглушительное впечатление. Сам композитор выступил в роли режиссера, его соавтором стала художник Марина Алексеева.

Название «Проза» тут следует понимать буквально – в качестве литературной основы оперы Раннев выбрал два текста: повесть Чехова «Степь» и рассказ Юрия Мамлеева «Жених». Самым необычным образом они взаимодействуют, контрапунктируют: фрагменты «Степи» положены на музыку, «Жених» идет параллельно в виде титров (точнее, своеобразного комикса) на видеопроекции. Математически ли, эмпирически – но драматургически два этих текста невероятно созвучны. Вся музыкальная конструкция «Степи» – со всеми кульминациями и спадами, лирическими страницами и сценами бури – идеально ложится на образную канву «Жениха». Собственно, и два этих произведения, хоть и написанные с разницей в 100 лет, к тому же на, казалось, разные темы, вдруг сближаются. Духовное взросление маленького Егорушки, которого забрали из отчего дома и везут на учебу в гимназию – и духовный взлет (или падение?) целой семьи.

Роскошные описания русской природы у Раннева превращаются в музыкальную картину, так как сами слова практически теряются, становятся звуками, красками – но иногда вдруг вынырнет клич Егорушки к маме, то слышно, как ангелы пролетят, то финальная колыбельная оборвется на полуслове. Заснул Егорушка. Вторая часть либретто – потрясает, особенно тех, кто рассказ Мамлеева не читал и не был готов к его жуткому содержанию. Речь в нем – о женщине, которую горе после гибели маленькой дочери захлестнуло настолько, что она уверила себя в связи девочки с горе-водителем, который случайно задавил ребенка. Это крайнее проявление стокгольмского синдрома привело к тому, что Ваня Гадов (фамилия говорящая) был взят на попечение семьи, безжалостно и очень цинично превратив ее членов в своих слуг. Те же, безумные (или святые?), потеряли сначала разум, а потом достоинство. Рациональное (сами виноваты) борется с состраданием: невыносимо, невыносимо жаль героев, а ситуация, хоть и абсурдная, и намеренно описанная автором с некоторой долей иронии, почему-то начинает восприниматься как абсолютно реальная. Оттого, кажется, зрители оцепенели – аплодисменты начались, только когда полностью опустился занавес, и не сказать, что они были продолжительными. Хотя и авторы – и, кстати сказать, исполнители их заслужили.

Фото Олимпия Орлова

Марина Алексеева создала многомерное пространство: задник был завешан одеялами и подушками (в финале они падали и обнаруживали божка-Ваню в тронном зале, украшенном похоронными венками). Периодически словно из дымки «проступают» члены семьи Конратовых на сцене (художник по свету – Сергей Васильев). На авансцене находился прозрачный экран, где шел рисованный рассказ «Жених», наконец, то и дело возникали словно повисшие в воздухе девушки-певицы (видимо, они лежали на полу и отражались в специальном прозрачном зеркале).

Любопытно, как отнесется композитор к идее записать оперу или исполнить ее в концертной программе? Получается, важнейшая смысловая часть опуса просто пропадет (хотя собственно музыкальная – не потеряет, партитура кажется довольно цельной сама по себе), в этом смысле «Проза» – радикальный «правнук» вагнеровского Gesamtkunstwerk.

Опера Раннева – хоровая, ее исполняют квартет солистов и хоровой ансамбль. По словам композитора, он не сразу пришел к такому составу, экспериментировал с инструментами, но в итоге остановился на варианте а капелла. Удивительно, но уже второй год подряд появляются новые партитуры, ориентированные (и даже инспирированные) конкретными коллективами. Для пермского хора MusicAeterna, его возможностей, в расчете на его чуткость к музыкальной ткани, идеальному пиано и пианиссимо, его выразительности Алексей Сюмак написал оперу Cantos – хор там главный герой, хотя партитура написана также для солирующей скрипки и камерного оркестра. Сейчас Владимир Раннев использует потрясающую виртуозность музыкантов, которые сосредоточены на исполнении самой современной музыки, владеют всевозможными авангардными приемами. Ансамбль N’Caget и хор Электротеатра Станиславский под управлением Арины Зверевой почти полтора часа работает на износ: в партитуре Раннева и речитатив, скороговорка, и аккордовые кластеры, и продолжительные унисоны, и мелодические линии с причудливым, скачкообразным рисунком, подчас – в стремительном темпе. Солисты при этом поют наизусть, и вот это уже сродни героизму. Говорят, разучивали партитуру год – но оно того стоит.