С 1861 по 1866 год учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у С. К. Зарянко и Е. С. Сорокина. Училище он окончил с серебряной медалью и званием классного художника III степени за работу «Литературное чтение».

В 1869 году за картину «Крестьянские мальчики стерегут лошадей» Маковский получил звание классного художника первой степени и золотую медаль имени Виже-Лебрен за экспрессию.

Картина «Игра в бабки» (1870) стала первой картиной Маковского, купленной П. М. Третьяковым для своей галереи, что означало признание его как художника.

С 1872 года Маковский — член Товарищества передвижных художественных выставок, в 1874-м избран членом правления.

Картина «Любители соловьев» была выставлена на Всемирной выставке в Вене, где привлекла всеобщее внимание. Достоевский писал о ней: «…если нам есть чем-нибудь погордиться, что-нибудь показать, то уж, конечно, из нашего жанра… в этих маленьких картинках, по-моему, есть даже любовь к человечеству, не только к русскому в особенности, но даже и вообще».

С 1882 по 1894 год Маковский преподавал в Училище живописи, ваяния и зодчества. В эти же годы сделал несколько эскизов для Храма Христа-Спасителя, писал иконы для церкви и часовни в Борках. В 1892 году ему было присвоено звание профессора. До 1894 года он жил и работал в Москве в доме Дворцового ведомства у Каменного моста близ для росписи которого сделал несколько эскизов.

В 1894 году Маковский переехал в Санкт-Петербург, где почти четверть века (по 1918 год) преподавал в Императорской Академии художеств. В 1895 году он был назначен ректором академии. Учениками Маковского были А. Е. Архипов, В. Н. Бакшеев, Е. М. Чепцов, В.А. Кузнецов.

Владимир Егорович Маковский умер 21 февраля 1920 года в возрасте 74 лет и был похоронен в Петрограде на Смоленском православном кладбище.

В книге Аскольда Смирнова «Мольберт Евтерпы», посвященной музыкальной иконографии, Владимиру Маковскому посвящен особый очерк, который «представляет собой яркую картину, насыщенную хорошо проработанными деталями о богатой художественной жизни Москвы второй половины XIX века. Владимир Егорович Маковский занимал в ней особое место: он связывал музыку с живописью не только сюжетами своих картин, но и собственной деятельностью, будучи одаренным и хорошо образованным музыкантом-любителем» (Марина Рыцарева). Музыка, живопись, история: книга А. Смирнова «Мольберт Эвтерпы. Статьи и материалы по музыкальной иконографии» – Музыкальное обозрение (muzobozrenie.ru)

Удивительной психологической достоверностью и правдоподобностью бытовых деталей отличаются образы музыкантов, созданные Маковским. Таков ранний «Портрет Е. И. Маковского с гитарой» (1856, Приморская государственная картинная галерея), на котором изображен Егор Иванович Маковский (1800-1886), отец братьев Маковских, художник-любитель и коллекционер, видный общественный деятель, а также искусный музыкант (ученик известного московского гитариста И. В. Богданова), сумевший привить детям беззаветную любовь к искусству. Мать Маковского, Любовь Корнилиевна (урожденная Моленгауер), была дочерью фабриканта музыкальных инструментов и сама обладала приятным сопрано, с успехом исполняя в семейном кругу романсы А. Л. Гурилева и других композиторов доглинкинской эпохи. По воспоминаниям Я. Д. Минченкова, Любовь Корнилиевна «… не была настоящей артисткой, но участвовала в концертах и пела на своих домашних вечерах, и так пела, что приводила в восторг слушателей, а знаменитого трагика Мочалова заставляла иногда даже плакать». Со временем Л. К. Маковская достигла в вокальном искусстве подлинного профессионализма. В неопубликованных воспоминаниях В. Е. Маковского отмечено, что его мать «<…> в последнее время была известная преподавательница пения и имела массу частных уроков. При основании Московской консерватории была приглашена Н. Г. Рубинштейном учительницей пения».

Артистическая атмосфера, наполнявшая дом Маковских – один из признанных культурных центров Москвы середины XIX века – привлекала к нему писателей и драматургов (А. Н. Островский), актеров (В. В. Самойлов, В. А. Каратыгин), художников (К. П. и А. П. Брюлловы, В. А. Тропинин, И. П. Витали, Н. А. Рамазанов, С. К. Зарянко), знатоков и собирателей живописи (П. М. Третьяков), музыкантов (А. Е. Варламов). Неудивительно, что любовь к музыке передалась в той или иной степени каждому из братьев Маковских – Владимиру, Константину, Николаю.

Большой музыкальной одаренностью отличался Константин Егорович Маковский (1839-1915). Прекрасный природный баритон позволял ему участвовать в оперных представлениях наравне с профессионалами. В творческом наследии К. Е. Маковского имеется немало работ, связанных с музыкальной тематикой: портреты М. И. Глинки (вторая половина XIX века, Смоленский государственный музей-заповедник), А. С. Даргомыжского (1869, ГТГ), Ц. А. Кюи (1880-1890-е, Волгоградский музей изобразительных искусств имени И. И. Машкова) М. П. Азанчевского (1877, Астраханская государственная картинная галерея им. П. М. Догадина), О. А. Петрова (1870, ГТГ), а также аллегорические картины и жанровые сценки с итальянскими пастухами-pifferari и бродячими музыкантами.

Маковский и П. И. Чайковский

К моменту знакомства Маковского с П. И. Чайковским, композитор, по его собственному признанию, сделал «огромный шаг вперед» в понимании произведений изобразительного искусства, к которому ранее не испытывал особого влечения. Несомненно, это обстоятельство способствовало сближению двух выдающихся русских художников. «Питаю к этому живописцу величайшую симпатию» – признавался Чайковский в письме к С. И. Танееву (1884). В 1882 году по поручению П. М. Третьякова Владимир Маковский написал портрет Чайковского, который хранился в собрании коллекционера до 1894 года. Сохранилось его словесное описание, оставленное Александрой Павловной Третьяковой-Боткиной:

«Небольшой, погрудный, в светлых тонах. Петр Ильич смотрит прямо на зрителя. Похожий, он все же не передавал всей обаятельности его лица. И выражение было какое-то безразличное». Неудачным считал этот портрет и брат композитора Модест Ильич. Однако, сам Чайковский был другого мнения о произведении Маковского:

Ко всякого рода утомительным препровождениям времени прибавилось еще то, что в течение нескольких дней я ежедневно сидел по нескольку часов у художника, Владимира Маковского, который писал мой портрет. Портрет этот заказал Маковскому известный коллекционер П. М. Третьяков, и отказаться было неловко. Вы можете себе представить, до чего трудно было сидеть по нескольку часов без движения, если и одна минута фотографического сеанса ужасала меня. Но зато портрет, кажется, удался вполне» (из письма к Н. Ф. фон Мекк от 5 декабря 1882 года).

К большому сожалению, портрет Чайковского работы Маковского (один из немногих прижизненных портретов композитора) в настоящее время безвозвратно утрачен.

Единственное сохранившееся письмо Чайковского, адресованное В. Маковскому, датировано 27 января (8 февраля) 1893 года и повествует о знакомстве композитора с художником Н. Д. Кузнецовым (1850-1930):

«Дорогой Владимир Егорович!

Я только что приехал сюда из Одессы, где провел 2 недели ради дирижирования несколькими концертами. Там познакомился я с художником Н. Д. Кузнецовым, который пожелал написать мой портрет, что он и исполнил, как говорят другие и как мне кажется самому, необыкновенно удачно. Те из одесситов, которые во время сеансов приходили смотреть на этот портрет, высказывали необыкновенный восторг, удивление, радость, что в их городе написано капитальное художественное произведение. Портрет писался спешно, и потому в нем, может быть, нет желательной законченности в деталях, но по экспрессии, жизненности, реальности он, если не ошибаюсь, в самом деле замечателен. Н. Д. Кузнецову очень хочется, чтобы портрет мой попал на Передвижную выставку, но он боится, что у него там недоброжелатели, которые придерутся к поздней присылке и воспротивятся включению его в число выставляемых вещей. Это между нами. Очень может быть, что Кузнецов, подобно многим выдающимся людям хохлацкого происхождения, страдает несколько преувеличенной недоверчивостью к людям и склонностью усматривать недоброжелателей там, где их нет. Как бы то ни было, но узнав, что я нахожусь с Вами в дружеских отношениях, он просил меня написать Вам, прося быть за него заступником. Признаться, мне и самому хочется очень, чтобы портрет попал в Петербург. Итак, голубчик, исполните нашу общую просьбу и окажите Вашу вескую поддержку.

Позвольте удушить Вас в своих объятиях.

Искренно любящий

П. Чайковский».

Как известно, портрет работы Кузнецова экспонировался на выставках Товарищества в обеих столицах, а позже был приобретен П. М. Третьяковым. Музыка Чайковского часто звучала в квартетных вечерах Маковского: так, например, на поминках художника и виолончелиста-любителя П. А. Брюллова (1840-1914) было исполнено трио «Памяти великого художника». Я. Д. Минченков вспоминал впоследствии:

Получаю записку от Маковского: «Приходите сегодня, помянем Павла Александровича». Застаю у него наш кружок товарищей-передвижников, а среди гостей – нового молодого виолончелиста. Играли в память Брюллова трио Чайковского. Виолончелист передавал его сильно и красиво, но не было прежней, как с Брюлловым духовной близости, не было уже жаркого спора у исполнителей. Вошло в состав наш хоть и хорошее, но чужое. На рояле лежали партии квартетов Гайдна, Моцарта, Бетховена, в хорошо знакомых парусиновых переплетах, а в углу полуосвещенной мастерской стояла оставленная Брюлловым виолончель с оборванной одной струной.

– Это хорошо, батенька мой, что мы помянули Павла Александровича его любимым трио, а кто нас им помянет? Кто из нас сыграет его последним? – сказал Маковский и надолго замолк.

Молчали кругом и все другие.

Маковский и С. И. Танеев

Близкая дружба связывала Маковского с учеником Чайковского С. И. Танеевым, посвятившим художнику дуэт для тенора и баса «Вакхическая песня» (op. 18), романс «Не ветер, вея с высоты» (op. 17 № 5), а также незаконченное струнное трио (1907). Интересно, что композитор и сам пробовал свои силы в живописи, написав однажды маслом портрет Н. Д. Кашкина (1839-1920). Этот опыт, к сожалению, закончился неудачей: малоудачный портрет был сожжен женой музыкального критика.

С 1870-х годов Маковский и Танеев часто гостили в летнее время в селе Селище Орловской губернии, где обитало большое и дружное семейство Масловых. Склонные к шуткам и забавным мистификациям, друзья издавали там рукописный юмористический журнал «Захолустье» (1876-1889), причем Маковский участвовал в нем под псевдонимом «Немврод Плодовитов», а Танеев был «Эхидоном Ивановичем Ядовитовым» (другой псевдоним: «Невыносимов»). Нередко эта игра выходила за рамки журнальных страничек и продолжалась в повседневной жизни: в шутливом письме С. И. Танеева к В. И. Масловой от 29 августа 1883 года читаем:

Что делается в «З<ахолу>стье»? Если Плодовитов не уехал, скажите ему, что письма его я в ящик опустил, и кланяйтесь. Если будут иллюстрации, то, по моему мнению, их следует обнародовать только в том случае, если будет выпущен номер, в противном, случае отложить до будущего захолустного сезона. Эхидон.

В 1884 году Ф. И. Маслов позировал художнику во время работы над картиной «Семейное дело у мирового судьи» (ГТГ), а в 1886 году в роли натурщику довелось побывать и Танееву: с него написан священник в картине «Молебен на Святой неделе» (1887-1888, Серпуховской историко-художественный музей). В Селище была создана картина «Застава на пути свадебного поезда» (1888. Варианты – в Национальной галее в Праге, в частных собраниях). Кисти Маковского принадлежит портрет (посмертный) няни Танеева Пелагеи Васильевны Чижовой (1825-1910), прослужившей музыканту более полувека (1914).

С именем Танеева связан и рисунок «Орестея» А. В. Маковского (1869-1924), навеянный одноименной оперой (1894), «коллизии которой стали также темой совместного домашнего шуточного опуса Танеева и В. Е. Маковского – драматической интермедии «Появление Аполлона», в котором они оба исполняли самостоятельные роли». Любопытно, что самому Владимиру Егоровичу «Орестея» пришлась явно не по душе:

Чудак Сереженька, взял такой сухой сюжет, как Орестея… Подумайте, опера, и без романтики, ведь это не то – скучно! Мы были в Марьинском театре вместе с нашим общим другом Масловым. Мы так ожидали этого спектакля, и что же? – Проскучали. Для нас, обыкновенных любителей – каюсь – скучная история, да и написано мудрено. Ушел, прослушав Орестею, и ничего в ушах не осталось…

В письме С. И. Танеева к В. И. Масловой от 28 августа 1884 года Танеев описывает музыкальный вечер, на котором присутствовал также и П. И. Чайковский:

Начался вечер с того, что мы втроем (Маковский, Федор Иванович [Маслов. – А. С.] и я) пропели «Нынче делает нам небо». Петру Ильичу более понравилось скерцо и первая половина интермеццо. Вечер закончился исполнением принесенных Маковским захолустных произведений. Яи Маковский проводили Чайковского и Лароша до Кокоревки.

Тонкий музыкальный слух Маковского отмечал и другой «художник-музыкант» – В. Д. Поленов:

Потом Маковский петь стал под аккомпанемент гитары малороссийские песни. Я ужасно люблю его слушать. Он почти шепотом говорит, но с таким музыкальным чутьем и с таким глубоким чувством, что все затихло и почувствовалась настоящая высочайшая художественная нота. Всех охватило настроение любви и красот и все лучшее в жизни вспоминалось каждому. Чудная минута.

Ученик В. Е Маковского, замечательный художник-пейзажист и жанрист В. Н. Бакшеев (1862-1958) вспоминал о «небольшом, но очень приятном» баритоне, которым обладал его учитель: «Запел Маковский, аккомпанируя себе на гитаре, и Поленов, наклонившись к Левитану, растроганно шепнул: “Все забываешь, все ссоры, когда слушаешь, как он поет!”».

В 1880-е гг. В. Е. Маковский создал ныне утраченный портрет С. И. Танеева, представление о котором можно получить, изучая фотографию интерьера дома Танеева в Чистом (бывшем Обуховом) переулке в Москве. Этот портрет упоминается в «Воспоминаниях о Танееве» Л. Л. Сабанеева при описании обстановки кабинета композитора:

«Несмотря на скромные размеры кабинета, в нем стояли, теснясь и как-то наседая друг на друга, большой рояль, пианино, диванчик, полки и этажерки с книгами, огромный черный шкаф, разделенный на две половинки (целиком он не помещался в комнате — слишком низка была). По стенам — портреты Баха, Палестрины, я заметил фотографии с надписями Чайковского и Л. Толстого в рубашке, с засунутой за пояс рукой. Против рояля висел огромный, масляными красками писанный портрет самого Танеева <…>».

В 1915 году Маковский присутствовал на исполнении последнего произведения Танеева – кантаты «По прочтении псалма», сумев понять и высоко оценить выдающееся произведение своего друга.

Маковский – музыкант

Владея с юности навыками игры на фортепиано, В. Е. Маковский в достаточно зрелом возрасте начал учиться скрипичной игре, достигнув при этом умения разбирать «довольно трудные партии, главным образом классиков» – Гайдна, Моцарта и Бетховена. По-видимому, Маковский обладал абсолютным музыкальным слухом:

Играли квартет Гайдна. В последнем аккорде Мясоедов взял фальшивую ноту. Маковский сказал, что Мясоедов берет чистое си, когда в нотах си-бемоль, и в доказательство взял ноту на рояле, по которому был настроен квартет. Нота звучала иначе, чем брал ее Мясоедов…

Большим событием в жизни Маковского стала покупка подлинной скрипки работы Гварнери в 1912 году:

Наконец, Маковский приобрел и инструмент, которым по праву мог гордиться, настоящего и хорошего Гварнери. На пасху Маковский приезжал обыкновенно в Москву, где жил неделю–две, вспоминая прежнюю свою московскую жизнь. Вечером слышу звонок телефона. Кто?

– Это, батенька мой, я, Владимир Маковский, прошу сейчас приехать ко мне в «Боярский двор», а по какому поводу – секрет.

Приезжаю. Владимир Егорович таинственно выносит из-за перегородки номера скрипичный футляр и открывает. Лицо сияющее.

– Что скажете, настоящий? Надо покупать? Женщина принесла – восемьсот рублей.

– Конечно, настоящий Гварнери: нежный, мягкий, но глубокий тон, пишите чек.

Купил. За инструмент потом в Петербурге предлагали четыре тысячи рублей. Владимир Егорович гордо отвечал: «Нет-с, самим надо, а вы поищите!»

Скрипичная игра Маковского была, конечно, несвободна от некоторых недостатков, простительных музыканту-любителю. Я. Д. Минченков, которому доводилось слышать музыкальные упражнения художника, отмечал, что «его смычок поверхностно скользил по струнам», в нем «не было могучего тона», присутствовали «излишняя игривость в украшениях, нечеткость ритма». Тем не менее, в игре Маковского удивительным образом прослеживались те же художественные особенности, которые были свойственны его живописным работам: «Игра его – это тот же незатейливый рассказ, анекдот, что и в живописи, только менее ярко, менее талантливо переданный, чем в картине. Мажор у него лишь шутливый, а в миноре – легкая чувствительность».

Большой ценитель скрипичного искусства, Маковский не прошел мимо одного из значительных явлений музыкальной жизни России 1900-х годов – гастролей знаменитого чешского скрипача Яна Кубелика (1880-1940). В 1908 году художник пишет портрет этого, по определению «Русской музыкальной газеты», «баловня петербургской публики» (Х., м. Собрание А. Н. Володчинского). Выразительные образы скрипачей и скрипичных мастеров неоднократно встречаются в творчестве Маковского. В качестве некоторых примеров назовем прекрасную акварель «Бродячий скрипач» (1886, ГТГ), пастель «Скрипач» (1916, частное собрание; существуют также варианты этого сюжета, исполненные маслом в 1916 и 1919 годах), картину «У скрипичного мастера» (1914; вариант – 1916).

В квартетных вечерах, устраивавшихся на квартире художника, принимали участие его коллеги-живописцы Г. Г. Мясоедов, П. A. Брюллов, Я.Д. Минченков, скульптор Л. В. Позен, музыканты С. И. Танеев, И. Р. Налбандян. Частым гостем был А. И. Куинджи. Атмосферу этих собраний помогают воссоздать воспоминания М. А. Дуловой, посещавшей воскресные музыкальные вечера в доме Маковского в 1897-1904 годах, а также «Воспоминаниях о передвижниках» Я. Д. Минченкова:

На эти вечера сходились почти все передвижники и отдых их заключался в том, что они музицировали, кто на чем мог, пели, танцевали вместе с нами, молодежью. Второй сын В. Маковского, архитектор К. В. Маковский, пел старинные русские романсы и аккомпанировал себе на гитаре. <…> Сам Владимир Егорович для любителя и своего возраста, недурно играл на скрипке, беря уроки у моего мужа – скрипача Г. Н. Дулова.

Приезжал иногда к Маковскому друг его, москвич, композитор. С. И. Танеев. Играли при нем и его же квартеты. Иногда он добродушно хвалил «молодцы, ребятки», хотя «ребяткам» всем вместе было около трехсот лет, или говорил: «Вы тут что-то не того…». Смотрел ноты, направлял игру. Маковский когда-то написал для Танеева портрет его няни, неразлучно жившей с ним, одиноким. За это Танеев обещал нам написать квартет (имеется ввиду незаконченное трио. – А. С.) на темы старинных романсов Донаурова, Гурилева – доглинкинских композиторов, – которые распевала когда-то мать Владимира Егоровича. Танеев написал уже одну часть, но в скорости умер, и других частей в его нотах не оказалось.