Российские вузы всегда, во все времена — со времен учреждения Московского университета почти 300 лет назад — были средоточием знаний, мысли, мудрости, лучших научных и творческих сил, благодатным полем для вызревания научной идей и открытий, взращивания талантов, прославляющих Державу. Сегодня далеко не обо всех институтах и университетах можно это сказать.

За четверть века новейшей российской истории число вузов увеличилось в десятки раз, и едва ли не на столько же упал престиж высшего образования, звания студента, вузовского преподавателя, профессора. Институт можно открыть чуть ли не в квартире. Дипломы печатаются на ксероксе, а «корочки» продаются в метро. Многие вузы, в том числе и государственные, стали конторами по зарабатыванию денег.

Все это — увы, несомненные признаки упадка не только российского высшего образования, но и проблем общества в целом. Общества, которое все меньше нуждается в культуре, науке, образовании, образованных людях. И вот уже из выступлений ряда руководителей государства становится известным о планах Правительства урезать 40% бюджетных мест в вузах в 2017. О существенном сокращении госпрограммы «Развитие образования» и доли расходов на образование в общем объеме бюджетных расходов. О том, что стране нужны лишь 35 процентов специалистов с высшим образованием.

Что если учитель хочет больше зарабатывать — пусть уходит в бизнес.

Ректоры вузов в большинстве своем стали заложниками ситуации: клерками, послушно выполняющими волю чиновников. А тех, кто пытается отстоять позицию своего вуза, своего цеха; не боится высказать несогласие с чиновниками и беспокойство за будущее отечественной науки, образования и культуры — не стесняясь, увольняют (примеры известны).

А что студенты? В былые времена они стремились к знаниям, ныне в большинстве своем — к тому, чтобы получить ту самую «корочку», «бумажку». Ради нее готовы просиживать сколько угодно времени, терпеть любые тяготы. Надо — и всё тут. То же касается и диссертаций.

А между тем «реформа» РАН признана провальной. Расходы на науку, как и на образование и культуру, постоянно урезаются. И по-прежнему молодые ученые, специалисты, музыканты уезжают за рубеж. Их можно понять, ибо на родине условия для прогресса, для творчества не меняются к лучшему, все радужные планы разбиваются о суровую реальность («Денег нет!»), а перспективы все более туманны.

Вот такой образовательный «Дом-2». «МО» публикует заметки профессора одного из вузов России.

Мои умные дети частенько попрекают меня непрактичностью и нерачительным отношением к собственной жизни. Я, обученная математике, не пошла в банкиры; знающая русскую словесность, не вступила на политическое поприще; понимающая толк в хорошей еде, не стала ресторатором — ну, и так далее. А стала я всего-навсего профессором и в результате из всех благ смогла дать им только умение учиться.

Но ведь когда в восьмидесятых я задумывалась о карьере, быть профессором было не только интересно и почетно, но и очень практично. В самом деле, занимался профессор любимым делом; работал с виду совсем немного (часа эдак три в неделю), а зарплату получал как норильский шахтер; мог позволить себе кооператив в центре города и дачу на Волге, а за отпускными приходил в кассу с чемоданчиком – в портфель деньги не поместились бы. Профессоров уважали, их почитали, о них рассказывали легенды, каждый из них был уникален, неповторим и поэтому любим.

Сейчас все совсем иначе, и профессором имеет смысл быть только в том случае, если ты кто-то еще: чиновник, депутат или, скажем, директор театра. Становиться просто профессором сегодня не стоит.

В плену бумаг

Во-первых, быть профессором теперь совсем неинтересно, потому что отныне не интеллектуал он, а клерк, бумагомаратель. Профессуру замучили (хотя просится другое слово) никому не нужными списками, сведениями, рейтингами, анкетами, портфолио, программами, планами, планами по поводу планов, отчетами, отчетами об отчетах — благо, наша бумажная промышленность, как и прежде, работает отлично. И так много приходится нынешним профессорам писать всякой регламентированной чуши, что заниматься научными изысканиями, работать над книгами, общаться с себе подобными, да что там – просто думать совсем некогда. Горам макулатуры, которые выходят из-под пера нынешнего профессора, может позавидовать любой параноик-графоман. Любая кафедра, всякий вуз — давно уже контора, которая все пишет и пишет. А где бумаги, там и чиновники, чтоб проверять. И над каждым проверяющим есть свой проверяющий, а над тем — надзирающий, тридцать тысяч одних начальников над начальниками. И все они поучают, рекомендуют, проверяют, стращают и строго наказывают тех, кто пишет мало и неприлежно. Скрип перьев разносится над нашим образованием и скрежет зубовный всех, усердствующих в бумагомарании!

Нас не уважают

Во-вторых, вузовским профессором быть теперь совсем не престижно. Профессоров больше не уважают, и на это есть веские причины. Народ, и не без основания, убежден, что докторский диплом, как и любой другой, сегодня можно купить или добыть его каким-то иным способом, далеким от научных изысканий. Действительно, в стране, в которой так низок уровень образования, а продается практически все, далеко не каждый профессор поражает знаниями по своей специальности; не всякий является мыслителем, эрудитом или даже просто хорошо образованным человеком; не все получили свои дипломы по научным заслугам. И снова вперед выступает делопроизводство: при том количестве бумаг, которое надо оформить для того, чтобы стать кандидатом или доктором наук, многие научные таланты предпочитают тратить время и силы не на оформление диссертационных дел, а на любимое дело, и от степеней и званий бегут, уступая профессорское место тем, у кого амбиций больше, чем способностей. Некоторые считают, и тоже не без оснований, что не только профессор может купить свои дипломы и аттестаты, но и у него можно купить многое: и оценку, и научную экспертизу, и научное руководство, и диссертацию. Что греха таить, и это случается, потому что в стране, где продается все, продается и это. Но что вы хотели, граждане? После того, как образование на государственном уровне было объявлено услугой, сеятели разумного, доброго, вечного уравнялись с официантами, таксистами, портье и разносчиками пиццы, которые, конечно, люди хорошие, но живут на чаевые. Но даже всамделишного и честного профессора в нашем отечестве не уважают. Профессора следует уважать за знания и дарования, а в России, где горе от ума, далеко не у всех собственных знаний достаточно, чтобы ценить чужие…

За чертой бедности

В-третьих, профессором быть невыгодно, даже накладно. Профессорские зарплаты сегодня сравнимы с пособиями мексиканских безработных, а работает современный вузовский профессор как пресловутая русская лошадь. Читает он до десятка лекций в неделю; постоянно правит чужие бездарные тексты; тиражирует дежурные статьи и книги (рейтинги же, а значит — и зарплаты!); как заяц на барабане, печатает бредовые бумаги (чтобы хоть на время отстали надзиратели!).

Речь при этом идет не о качестве, а о количестве, не о сущности, а о видимости, не о деятельности, а об ее бурной имитации… Число вузов растет быстрее, чем колония бактерий, абитуриентов от этого на каждый приходится все меньше и меньше, отсюда непременные сокращения преподавательских штатов. В результате многие работают на кусочек ставки — а это за порогом черты бедности уже не в Мексике, а в Конго.

Да что там маленькое жалование! Скоро с профессоров будут брать деньги за вход, как в том перестроечном анекдоте. Мы на свои кровные покупаем канцтовары, заправляем картриджи; за свой счет ездим в командировки; сами оплачиваем расходы по конференциям, которые проводим; на свое издаем свои монографии и пособия.

Командировочные платят только чиновникам, им же оплачивают их книги, которые написали не они. А недавно нам и вовсе было велено сложиться на зарплату замдекана по работе с молодежью. Произошло это, когда прежний замдекана, немолодой сотрудник нашей кафедры, запросил пощады и оставил своей пост, а достойной, то есть достаточно здоровой и прыткой, кандидатуры на освободившееся место среди его коллег не нашлось. Вот нам и предложили: раз сами такие ленивые развалины, наймите тогда того, кто помоложе да побойчее. И это на полном серьезе и весьма настоятельно.

Студент не тот…

В-четвертых, не тот пошел студент, ох не тот! Прошли те времена, когда юные жаждали учиться, а в группах физфака, например, из тридцати студентов случалось по двадцать краснодипломников. Молодой народ испортили Интернет и единый госэкзамен. При этих не то что про яйца Фаберже нельзя упоминать — не стоит произносить ничего, чего нет в ЕГЭ или в Инстаграме Оли Бузовой.

Нынешний студент даже не про мифологических героев — про Ленина не знает. Для него Маркс родился в Марксе, а Энгельс — в Энгельсе. Читать он умеет только с экрана. В школе его научили не писать, а ставить галочки. Я лично никогда не заглядываю в лекции своих студентов — не хочу получить сердечный приступ.

К экзаменам больше никто не готовится: студенты давно поняли, что за каждого из них вуз борется с преподавателем и непременно победит, так что равно или поздно оценки в их зачетках появятся. И еще: на лекциях нынешний студент сидит в пальто, и не потому что холодно, а потому что снять лень. А иногда и в шортах, больше напоминающих трусы, и не потому что жарко, а потому что с пляжа зашел.

Профессорские фобии

Ну, и пятая причина. Нынешний профессор пребывает в постоянном страхе. Он боится начальства (все, кто не боялся, давно вылетели прочь). Он боится потерять работу, а вместе с ней и возможность заниматься наукой, ведь современная наука — дело коллективное. Он боится своего природного вольнодумства, которое претит вузовскому руководству, партийным нормам, идеологической цензуре, патриотическим установкам (немцем, немцем был Кант, хотя и жил в Калининграде! ), церковным канонам, скудоумию стоящих над ним чиновников.

Он боится развязного и невежественного, плюющего на него с высокой колокольни студента. Он боится не смочь, не доделать, не угодить, бездарно умереть от усталости во время очередной никчемной канцелярской кампании. И себя боится, боится того, что рано или поздно вспомнит великие нравственные принципы и идеалы научного познания и пошлет всех своих мучителей и надзирателей так, как это умеют делать только российские профессора. А еще больше боится того, что никогда не сделает этого…