Павел Райгородский — 60! Поздравляем с юбилеем нашего друга и коллегу!

Павел Райгородский — 60! Поздравляем с юбилеем нашего друга и коллегу!
Павел РАЙГОРОДСКИЙ. Фото Дмитрий Лилеев

11 января 2019 нашему другу и коллеге Павлу Моисеевичу Райгородскому исполняется 60 лет! Мы обратились к нему с вопросами, хотели сделать интервью… Он же, со свойственной ему уверенной самостоятельностью, учитывая наши вопросы, написал монолог. Который мы вам и предлагаем.

Мы поздравляем нашего друга, коллегу, незаменимого автора, редактора, аналитика, мыслителя, музыковеда, журналиста с юбилеем.

С Юбилеем, Павел Моисеевич!

«Ну вот, я дожил, слава Богу…»

Цитирую Ивана Осиповича Сусанина: «Ну вот, я дожил, слава Богу…» до лет 60 своих.

Когда-то считалось, что в 60 лет начинается старость. Торжественные проводы на пенсию, сервиз или хрустальная ваза на память – и прощай, доблестный труд, впереди только заслуженный отдых. Сегодня считается что в 60 лет мужчина – как Карлсон, находится в самом расцвете сил. Впрочем, впереди все равно гораздо меньше, чем позади. И с каждым прожитым годом жизнь все больше состоит из воспоминаний.

Мои воспоминания – в основном о музыке. Не считая, конечно, друзей, девушек, шахмат, футбола, путешествий и каких-то совсем уж особенных эпизодов, коих было таки немало. Но все это приходило и уходило, а музыкой – и практически только ею – я занимаюсь всю жизнь. Хорошо помню себя, трехлетнего, за пианино, подбирающего какие-то песенки, а вокруг соседи, которых позвала бабушка, чтобы похвастаться гениальным внуком, обладателем абсолютного слуха.

До 11 лет я рос в огромной коммуналке в центре Москвы, на углу Петровки и Столешникова, в трех минутах ходьбы от Большого театра и в 15 минутах от Кремля (кстати, в Мавзолее так ни разу не был). Здание моей первой школы стояло в Дмитровском переулке, рядом с общежитием консерваторского училища (правда, узнал я об этом спустя много лет, но, видно уже тогда судьба решила сблизить нас с Мерзляковкой). На месте нынешнего «Венского дома» стоял скверик «Дружба», по названию летнего кафе), где я гонял с одноклассниками в футбол. Любимые места прогулок — бульвары и сад «Эрмитаж». Сегодня, работая в этих местах (на Садово-Каретной, напротив театра Образцова), я часто прогуливаюсь по «переулкам моего детства» и немного грущу.

С 5 лет, впервые побывав с мамой на концерте Наума Штаркмана в Гнесинском зале, до сих пор одном из самых любимых, я мечтал стать пианистом. Правда в ЦМШ меня привели слишком поздно, в 8 лет, и А.Д. Артоболевская, послушав «переростка», предложила поступать на арфу или виолончель. Родители гордо отказались.

Тем не менее, я учился в лучших ДМШ Москвы, у прекрасных педагогов, учениц К.Н. Игумнова и А.В. Шацкеса. Но пианистом так и не стал, в силу некоторых обстоятельств не самого радостного свойства. Хотя в 4-5 классах играл, по крайней мере, не хуже многих своих одноклассников, тех, кто потом успешно поступил на фортепианный факультет и в училище, и в консерваторию.

А поскольку ни на чем другом играть так и не научился, петь стеснялся, а никакими другими особыми способностями, кроме музыкальных, Господь меня не наградил, «пришлось» податься в теоретики – о чем теперь не жалею.

После 8 класса, с огромной радостью покинув школу с ее физиками, химиями, биологиями и математиками, поступил в Мерзляковское училище. Так началась взрослая музыкальная жизнь, которая — в том или ином виде, в «ближнем» кругу — продолжается до сих пор.

Судите сами: в 70-х я учился у великих музыкантов и наставников — Ю.Н. Холопова, Д.А. Блюма, В.П. Фраенова, Ю.А. Фортунанова, Н.Л. Фишмана, Е.М. Царевой, — а спустя 40 с лишним лет читаю, редактирую, а иногда и пишу статьи о них, об их книгах, о книгах и статьях, им посвященных, об их юбилеях. Увы, все чаще приходится писать и некрологи…
Или взять консерваторские годы: когда-то с трепетом приходил на экзамены к В.Н. Холоповой, Е.Б. Долинской — а сегодня они (страшно подумать!) твои коллеги, ожидающие твоего редакторского вердикта…

И, конечно, однокурсники. Нас разметало по миру: от Мантуи до Бостона, от Баден-Бадена до Иерусалима, от Владивостока до Душанбе. Мы переписываемся, иногда встречаемся московской «диаспорой», и нам хорошо вместе.

В начале 1990 года я пришел на радио. Тогда еще в стране был Госкомитет при Совете министров СССР по телевидению и радиовещанию и одно радио — Всесоюзное. Кто не верит – я не виноват. О том, что через четверть века, в другой уже стране, будет сотни, если не тысячи радиостанций — мы и подумать не могли.

Да не обидятся на меня те, с кем посчастливилось мне работать до и после радио, но те 17 лет — лучшие годы моей профессиональной карьеры и, вероятно, таковыми уже останутся. 7 лет я проработал в редакции литературно-драматического вещания в знаменитом ГДРЗ на улице Качалова / Малой Никитской. Первая передача с моим музыкальным оформлением — стихи Тютчева – вышла в эфир 1 марта 1990 года. В тот же день родилась моя старшая дочь Маша.

Мне выпало счастье не просто вживую, а в работе, в репетиционном процессе видеть Зиновия Гердта, Алексея Баталова, Инну Чурикову, Михаила Козакова, Игоря Костолевского, Александра Михайлова, Игоря Кашинцева, Аллу Ларионову, Михаила Левитина, Леонида Хейфеца, Евгения Весника, Булата Окуджаву, Льва Дурова, Михаила Жванецкого, Лидию Либединскую, Юрия Нагибина и многих-многих-многих других, и даже самого Михаила Швыдкого! Кого-то я учил петь, для кого-то играл вальсы Шопена…

Потом – 10 замечательных лет на радиостанции «Говорит Москва», которую, можно сказать, открывал своими руками вместе с небольшой дружной командой единомышленников. 8 лет у микрофона. Если дотошно подсчитать — около 2000 программ, серьезных и забавных, праздничных и, увы, в трагические дни траура: когда гибли дети в Беслане и на Дубровке, мы меняли сетку вещания — звучала музыка, и о ней что-то надо было говорить…

Все хорошее когда-нибудь кончается. Закончилась и моя «эпоха радио». О газете «Музыкальное обозрение» я знал, общался с П.В. Меркурьевым. Он и позвал меня в «МО». Влиться в газетную жизнь мне было несложно: последние 5 лет на радио я занимался примерно тем же самым — вел еженедельную часовую программу «Время Большой Музыки», составленную во многом из тех же рубрик, что и газета.

За 12 лет «Музыкальное обозрение» на моих глазах (и с моим скромным участием) изменилось радикально. Когда-то я, новичок в газетной журналистике, удивлялся тому, что в «МО» колоссальное количество информации (что прекрасно!) — и, как мне казалось, мало аналитики. «Но это же газета, а не журнал!» — возражали мне опытные коллеги. Сегодня ситуация складывается ровно наоборот: аналитические материалы занимают львиную долю издания, в то время как информации стало гораздо меньше.

Я думаю, что оптимальный путь развития газеты, как и любого другого издания — в гармонии, гармоничном сочетании того и другого. Плюс, разумеется,эксклюзивные проекты «МО» — а это концерты, абонементные циклы, лекции, книги, фестивали, конференции, Ассоциация конкурсов, заказ новых сочинений, продвижение современной музыки и многое другое.

Газета сегодня — это и филармония, и продюсерский центр, и дизайн-бюро, и структура, объединяющая ведущие композиторские, научные, исполнительские ресурсы Москвы и России.

Иногда задаешься вопросом: откуда взять силы и время, чтобы все это осуществить?

В этом году газете исполняется 30 лет. Когда-то она была первой музыкальной газетой в позднем СССР и новой России. Со временем появились и другие. Но «МО», на мой взгляд (и не только на мой, и не потому, что я здесь работаю) — как и раньше, первое.

Готов поспорить с теми, у кого другая точка зрения.

Павел РАЙГОРОДСКИЙ, 11.01.2019