Барочные страсти

Георгий Исаакян пашет барочную ниву еще со времен своей работы в Пермском театре оперы и балета. В 2004 в Перми впервые в России была поставлена «Альцина» Генделя, в 2007 — «Орфей» Монтеверди. В 2009 пермский «Орфей» был награжден премией «Золотая маска» в номинации «Лучшая работа режиссера в опере».

Придя в театр им. Н. Сац, Исаакян принес барокко и в детский театр. Как только открылась Малая сцена, Исаакян распахнул ее двери для экспериментальных проектов. Одним из первых идею предложил музыковед Алексей Парин — поставить написанную в 1600 оперу «Игра о душе и теле» Э. де Кавальери.

В 2014 на Малой сцене была поставлена «Альцина» Генделя.

Исаакян продолжает барочное путешествие по России. В 2015 он поставил ораторию «Геракл» Генделя в Башкирском театре оперы и балета.

В театре им. Н. Сац барочной линией руководит Эндрю Лоуренс-Кинг, британский арфист и дирижер, лауреат премии «Грэмми» и «Золотой маски». В 2017 Георгий Исаакян и Эндрю Лоуренс-Кинг создали на базе театра им. Н. Сац Академию старинной оперы OPERA OMNIA, в том же году театр начал проводить фестиваль «Неделя старинной оперы».

В 2018, в год своего 50-летия, Исаакян вновь обратился к «Орфею» Монтеверди. Спектакль словно подводил промежуточный итог, смыкая 2007 и 2018. Несмотря на призыв афиш «Не оборачивайся!», режиссер все же обернулся в прошлое: в тексте «Орфея» рельефом проступили совпадения смыслов и сюжетов либретто с егобиографией. Последняя постановка Исаакяна, вызвавшая резонанс и бурное обсуждение — опера «Орландо, Орландо» Генделя в «Геликон-опере».

Апостол показывает ему долину, где лежит все, что потеряно людьми, в том числе красота женщин, милость государей и Константинов дар (фальсификация VIII века, дарственный акт, якобы переданный Константином Великим римскому папе Сильвестру и утверждающий верховную власть церкви).

Поэма Ариосто сразу же приобрела известность и породила множество подражаний. Сюжетные элементы «Неистового Роланда» можно найти у Лопе де Вега, Сервантеса (в романе «Дон Кихот»), Байрона, Вольтера (в поэме «Орлеанская девственница», именно по этой причине Пушкин говорит о нем как о «внуке Арьоста»), Пушкина («Руслан и Людмила» и перевод отрывка об обнаружении Роландом измены Анжелики — «Пред рыцарем блестит водами»), Мандельштама («Ариост»).

На сюжет поэмы в XVII–XVIII было написано множество опер. Самые известные: «Роланд» Люлли (1685, Версаль), «Неистовый Роланд» Вивальди (1727, Венеция), «Орландо» Генделя (1733, Лондон), «Роланд» Пиччини (1778, Париж). Поэма стала также основой для двух других генделевских опер — «Альцина» (1735, Лондон) и «Ариодант» (1735, Лондон).

В опере Генделя христианский рыцарь Орландо разрывается между любовью и долгом. Он страстно влюблен в языческую принцессу Анжелику, которая, в свою очередь влюблена в принца Медоро. От ревности Орландо теряет рассудок и убивает их обоих. Благодаря вмешательству волшебника Зороастро, разум возвращается к рыцарю, а Анжелика и Медоро оказываются невредимы.

Безумие в Орландо

Омонимы легко сближают неродственные понятия. Между оперой Генделя и массовым убийством в американском городе Орландо нет ничего общего. Но слово «Орландо» попало в информационное пространство ХХI века именно в связи с этой историей.

12 июня 2016 29-летний Омар Матин, житель г. Орландо (штат Флорида, США), мусульманин по вероисповеданию, устроил стрельбу в ночном гей-клубе «Пульс» и захватил заложников. Погибло 49 человек, 53 получили ранения. В ходе полицейской операции заложники были освобождены, а нападавший застрелен. Безумие Омара для режиссера соединилось с безумием Орландо.

«Провокацией к спектаклю стало совпадение места безумного расстрела в ночном клубе Орландо и имени заглавного героя в опере, — рассказывает Георгий Исаакян. — И там, и там — история безумия, пребывания на грани миров реальности и сна, противопоставление отдельной личности и некого сообщества, пусть даже камерного в первоначальной партитуре Генделя и разросшегося в нашей версии.

То, что этот расстрел произошел в ночном клубе для геев — всего лишь утверждение мысли об «инаковости» личности. Мне в теме ЛГБТ разрабатывать нечего, но я пониманию, что такое инаковость — в связи с тем, что я армянин в России, и что я режиссер в театре, что в свое время я, выпускник московского вуза, приехал работать в провинцию, и даже в том, что в Совете «Оперы Европы» я — россиянин в европейском сообществе. Инаковость — она всегда тебя преследует; нет ни одной секунды, где бы ты не был инаким».

Оперные ремиксы

Взяв с собой оперу Генделя и Эндрю Лоуренса-Кинга, Исаакян приземлился в театре «Геликон-опера» Дмитрия Бертмана, где прежде барокко и не пахло (разве что «Кофейной кантатой» Баха).

Для постановки была сделана новая редакция партитуры. Создатели спектакля добавили в нее хоровые номера из оратории «Израиль в Египте», а также фрагменты музыки Генделя в электронной обработке, созданные британским композитором и диджеем Габриэлем Прокофьевым — внуком великого композитора.

Музыка прошлого встретилась с музыкой сегодняшнего дня. Вставки, сочиненные Г. Прокофьевым, не конкурируют с партитурой Генделя, лишь местами дополняя ее в клубном стиле. «Раздвоенный» музыкальный мир открывается перед слушателем уже в увертюре. Иногда тревожные электронные ритмы появляются в ариях, подчеркивая эмоциональное напряжение и помутнение сознания главного героя.

Непосредственно в спектакле Прокофьев не участвовал, роль диджея исполнил артист хора Сергей Костюк, возвышавшийся над сценой на вышке, словно католический священник на амвоне.

Трудности перевода

Режиссеры по-разному решают проблему постановки барочных опер, где одно предложение поется на протяжении 5–6 минут, останавливая действие.

В «Роделинде» и «Альцине» Большого театра постановщики настолько насытили спектакль действием и взаимоотношениями героев на сцене, что не скучаешь ни секунды.

Многослойной стала постановка «Триумфа Времени и Разочарования» Генделя на Малой сцене МАМТа. Режиссер Константин Богомолов привлек Владимира Сорокина для создания кавер-версии либретто. Оригинальный текст поется на итальянском, в русском переводе добавляется иной смысл, на сцене разворачивается несколько сюжетных линий, на экранах комментирующие титры, комментирующее кино и кино подглядывающее.

В постановке «Орландо» титры с дословным переводом заменили кратким содержанием каждой из арий: «Орландо томится неопределенностью», «Медоро мучает ревность». Одна фраза на один эпизод. Фактически это опера без слов, как немое кино. Зрители следят только за развитием созданного режиссером сюжета.

Герой нашего времени

Орландо в версии Исаакяна — никакой не рыцарь, а обычный тинейджер. Туповатый тип с наушниками в ушах, безвольный, живущий без цели и неспособный ее найти. Не ладит с отцом, его возлюбленная Анжелика отвергает его ради романа с женщиной (принц Медоро в этой постановке женщина-лесбиянка). Он полностью дезориентирован в жизни. К гомосексуализму душа не лежит, во власть не берут, христианином быть не получается.

Волшебник Зороастро тоже не желает его спасать. Перевоплощаясь в разные образы (отца, журналиста, священника, политика), он нашептывает и манипулирует, подталкивая Орландо к тому, чем все кончилось в клубе «Пульс». Сбившегося с пути подростка находят исламисты и, завербованный ими в шахиды, он идет в клуб и расстреливает танцующих посетителей.

Спектакль вполне укладывается в рамки эстетики театра «Геликон-опера» Дмитрия Бертмана, его недавних «Трубадура» и «Турандот». И там, и там — мусульманские террористы.

Слово авторов

Эндрю Лоуренс-Кинг: «Для меня в этой истории важно то, что каждый персонаж живет не в реальной жизни, но в мире своего воображения. Мы предпочитаем видеть избирательно, и мое видение мира может совершенно отличаться от вашего. Многое зависит от того, какой информационной средой мы окружены: какой телеканал смотрим, что выбираем читать в соцсетях. Каждый человек живет своим представлением о мире. Мы не даем ответы, мы предлагаем задать вопросы самим себе: Что происходит? Почему? Кто это сделал?».

Хармут Шоргхоффер: «Мы переносим «Орландо» в современный ночной клуб. Возможно, некоторые зрители этого не примут и скажут, что для них «Орландо» — старая история о любви. Но ведь любовь никогда не устаревает, и тема любви актуальна в любое время. Мы говорим в спектакле о чувствах, эмоциях».

Георгий Исаакян: «Мы привычно ассоциируем власть с каким-то кабинетом или с высшим лицом. Но в «Орландо» мы анализируем тот факт, что человек все время находится под давлением и контролем. Есть родительское давление, контроль и авторитаризм, школьное, религиозное. А власть — вещь, распределенная повсюду».