В Большом театре скандал: отменена мировая премьера балета «Нуреев». 11 июля в главном театре страны должны были впервые показать балет в постановке Кирилла Серебренникова и Юрия Посохова — теперь в эти дни в афише значится старинный «Дон Кихот». Обладатели билетов на «Нуреева» могут посмотреть, как Санчо Панса летает на батуте, или просто получить свои деньги назад. Администрация театра, артисты и околотеатральный народ по-разному оценивают происходящее.

Как все выглядит со стороны

С начала репетиций «Нуреева» из Большого доносились захватывающие слухи: о, там на сцене будут голые парни. Уууу, танцовщики спляшут в юбках и на каблуках. Балетоманы нервно ожидали вмешательства Министерства культуры и прямого запрета «гей-пропаганды» — и когда на сайте театра вдруг пропала афиша «Нуреева» и возник благонамеренный «Дон Кихот», выводы были сделаны сразу. Неважно, что «голых парней» в спектакле не предполагалось (телесное трико — наше все) и что хореограф-постановщик спектакля вообще-то Юрий Посохов — один из самых строгих классиков на планете. Кто видел его целомудренную «Золушку» в Большом, еще раньше — сюрреалистическую «Магриттоманию» и совсем недавно — сделанного вместе с Серебренниковым «Героя нашего времени», тот поймет: за какую бы тему Посохов ни брался, спектакль будет «разговаривать» высоким классическим языком, а не языком кабаретным. Парни в юбках? Окей, парни в юбках встречались в жизни Рудольфа Нуреева (его роль должен был исполнить премьер Большого Владислав Лантратов), и они появились в балете о нем — но именно в одной из сцен балета, а не в какой-нибудь «голубой малине».

Понятно, что в разговорах звучит еще одно объяснение — не только «гей-тема», но фигура режиссера-постановщика: у Кирилла Серебренникова, как известно, был обыск, арестован бывший директор его «Седьмой студии» Алексей Малобродский (следствие утверждает, что спектакль «Сон в летнюю ночь», который посмотрели уже тысячи москвичей, в реальности не был выпущен, а деньги растрачены). Мол, это атака непосредственно на Серебренникова, ухитрившегося поссориться с кем-то очень властным. Спектакль исчез из афиши 8 июля, администрация театра пообещала дать объяснения лишь на брифинге 10 июля, и двое суток народ все это обсуждал, клокотал, негодовал и волновался. В социальных сетях публиковали фрагменты видео с репетиций, снятые артистами, и по ним можно было сказать, что спектакль очень интересен; рядом артисты в рыданиях прощались с невышедшим спектаклем. Ветераны вспоминали предыдущие отмены балетов — их было немного, и все они вошли в историю: в 1931 году — «Болт» в Ленинграде, где приглашенные на генеральную репетицию заводские рабочие не одобрили хореографию Федора Лопухова (тогда тоже премьерные спектакли заменили на «Дон Кихоты»), в 1969-м — первая версия «Лебединого озера» Юрия Григоровича (ровно с этого момента, принято считать, Григорович «сломался», и дарование его пошло на спад). Утром 10 июля генеральный директор театра Владимир Урин дал официальные разъяснения.

Версия гендиректора

Премьера не отменена — она перенесена на следующий сезон. Причина: труппа не успела качественно выучить текст. Сезон был забит гастролями и юбилеями, время для репетиций нового спектакля выкраивалось, и этого оказалось недостаточно. Директор посмотрел, решил, что спектакль катастрофически не готов и, по его словам, спросил хореографа Юрия Посохова, сколько времени потребуется, чтобы все привести в порядок. Посохов вроде бы ответил: «Месяц». (Вроде бы — потому что на пресс-конференции ни хореографа, ни режиссера не было: с журналистами общался только гендиректор, рядом молча стоял руководитель балетной труппы Махар Вазиев). Месяца у Большого не было: после выпуска премьеры театр должен улетать на гастроли в Америку, отодвинуть эту премьеру нельзя. Некуда ее пристроить и в начале следующего сезона: там опять гастроли, выпуск других запланированных спектаклей, потом в тот период, когда есть более-менее время для репетиций у Большого, занят Посохов (он вообще-то давно живет и работает в Сан-Франциско). В общем, в реальности выпустить спектакль театр теперь может лишь 4 мая (заняв репетициями апрель). Это и пообещал Владимир Урин: спектакль выйдет, выйдет без изменений в сценографии, в режиссуре уже все сделано, поэтому, хотя Кирилл Серебренников в это время будет занят в Европе, он пришлет своего ассистента, и этого будет достаточно. В доработке нуждается только хореография и — труппа просто должна доучить текст и качественно его исполнять. Нет, никаких указаний от министра культуры не было. Владимир Мединский позвонил только тогда, когда театр уже снял «Нуреева» с афиши, и поинтересовался, в чем дело. Да, театр несет репутационные потери, но никаких финансовых — спектакль же не отменен, он просто перенесен.

Верить — не верить

За то, чтобы верить словам директора, — его прежняя репутация: Владимир Урин, до того как стать руководителем Большого, много лет возглавлял московский Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко, и он всегда поддерживал «своих» творцов (даже когда они совсем исписывались, как хореограф Дмитрий Брянцев). И когда недавно грянул обыск у Серебренникова, Урин выступил в защиту режиссера. В Музыкальном театре выходил балет гамбургского гения Джона Ноймайера «Русалочка», где сказочник Андерсен страдал по прекрасному принцу и сочинял известную сказку именно из-за неразделенной любви, там же звучала соответствующая тема в поставленной Кристофером Олденом опере «Сон в летнюю ночь». То есть добродетельный муж и отец Владимир Урин вовсе не считал, что гей-историям не место на сцене театра, рассуждая здраво, что дело в таланте, а не в ориентации. Но все-таки одно дело служба в муниципальном театре, другое — в Большом, на который падают громы и молнии с самых властных вершин. Вот ТАСС сообщил, что, по его сведениям, гневный звонок Мединского с требованием закрыть спектакль «с пропагандой» все-таки был; потом агентство убрало эту новость с ленты, Министерство культуры известило, что цензурой не занимается, но все тут же вспомнили историю с новосибирским «Тангейзером», когда не подчинившийся требованию Минкульта директор был моментально снят с должности. Так что можно предположить, что дело все-таки не в «неготовности» балетных (которые в своих «вконтактах», «фейсбуках» и «инстаграмах» утверждают, что вполне были готовы, да и сам директор на пресс-конференции признал, что последний прогон, сделанный уже после объявления об отмене спектакля, труппа «на обиде» прошла хорошо), а в том, что в следующем году спектакль постараются скорректировать.

Например, в той части, где главный герой балета позирует фотографу — и в виде проекции показывают снимки знаменитого американского фотографа Ричарда Аведона. Среди них — фронтальное фото совершенно обнаженного Нуреева. Аведон — бог фотографии, у Нуреева все было в порядке с телом, и фотография ассоциируется со снимками греческих скульптур, а не с какой-нибудь порнухой. Спектакль изначально получил маркировку «18+», так что никакой ребенок не увидел бы ничего шокирующего. (Взрослые же отметили бы, что танцовщик был щедро одарен природой). Но, видимо, именно это фото попадет «под сокращение» — если верить не словам директора, а его языку жестов: в момент, когда он отвечал на вопрос, останутся ли фотографии в спектакле, Урин сказал «да» — и очертил рукой портретную рамку на уровне пояса. Что ж, если цензура ограничится только этим и публика не увидит снимка Нуреева без штанов — большой трагедии не будет.

Вот только аппетит приходит во время еды — и те, кто надавил на директора (если таковые, разумеется, были) могут не удовлетвориться исчезновением только этого снимка. Потому что история знаменитого беглеца рассказывается в балете без купюр. Нуреев сбежал в поисках свободы — одновременно творческой (репертуар даже Кировского театра был узок для него, в эмиграции он жадно пробовал самую разную хореографию, недоступную в СССР) и сексуальной. Кирилл Серебренников и Юрий Посохов и не думали превращать историю Нуреева в повесть о только творческих метаниях и победах — в жизни беглеца секс и балет были связаны неразрывно. Роман с датским танцовщиком Эриком Бруном принес Нурееву (пылкому, летучему, но раньше часто пренебрегавшему чистотой танца) увлеченность датской школой, которая зациклена именно на безупречной чистоте движений. Разумеется, в балете есть Эрик Брун (как и английская прима Марго Фонтейн, единственная женщина, на которой Нуреев, по его собственному признанию, мог бы жениться, и балерина, много сделавшая для того, чтобы Нуреева приняли в Европе). В целом — жизнь великого артиста, в которой соединялась каторга ежедневного труда и фейерверк еженощных развлечений, постановщики превратили в спектакль, так же способный шокировать и восхищать. Если в будущем сезоне театр попробует сократить-изменить часть, связанную с бурной личной жизнью Нуреева (уговорив Посохова, по природе человека очень мягкого, или надавив как-то на Серебренникова), это будет таким же жалким жестом, как вырезание сексуальных сцен из фильмов (что практиковалось в Советском Союзе).

В общем — до выяснения вопроса, всегда ли гендиректор Большого говорит правду и будет ли «Нуреев» показан в Большом театре вообще и в неотцензурированном виде, остается девять месяцев. А пока самый печальный итог скандала — вовсе не совпадающие с героем спектакля в личных предпочтениях артисты, не доверяющие объяснениям, пишут в соцсетях: «Мы понимаем, почему уехал Нуреев». От понимания до решения повторить маршрут слишком недалеко. Не остаться бы Большому без лучших своих артистов — ведь именно лучшим проще всего найти работу в Европе.

Источник публикации lenta.ru, 11.07.2017, Анна Гордеева