Специальный номер «МО» — «Книги журналистов». Илья Овчинников

Специальный номер «МО» — «Книги журналистов». Илья Овчинников
Фото Дамир Юсупов / Большой театр

О книге

В книге — свыше ста интервью, взятых в 2003-2017 годах. Членение на разделы — по роду занятий.

«Дирижируют» – Владимир Ашкенази, Лев Маркиз, Владимир Спиваков, Джеймс Конлон, Марис Янсонс (два интервью), Геннадий Рождественский, Михаил Плетнев (2), Михаил Плетнев, Роджер Норрингтон, Дэниел Хардинг, Ион Марин, Пьер Булез (2), Дмитрий Лисс, Лейф Сегерстам (2), Рудольф Баршай, Деннис Рассел Дэвис, Инго Метцмахер (2), Джонатан Нотт, Александр Лазарев (2), Дмитрий Китаенко, Кент Нагано, Марк Минковский (3), Леонард Слаткин, Рейнберт де Леу, Альберто Дзедда, Владимир Юровский (2), Оливье Кюанде, Жан-Кристоф Спинози, Семен Бычков, Андрес Мустонен, Тон Копман, Франк Штробель, Джованни Антонини.

Овчинников И. «За музыкою только дело»: беседы с музыкантами.
М.: Аграф, серия «Волшебная флейта. Исповедь звезды», 2017. 576 с. Тираж 1000

«Поют» – Лора Клейкомб, Сергей Лейферкус, Екатерина Губанова (2), Аннетте Даш, Пол Эссвуд, Малена Эрнман, Пласидо Доминго, Хибла Герзмава, Юлия Лежнева (2), Ангела Деноке, Ольга Перетятько, Джеральд Финли, Филипп Жарусски, Дон Апшоу, Красимира Стоянова.

«Сочиняют музыку» – Юрий Каспаров, Александр Градский, Валентин Сильвестров, Алексей Любимов, Леонид Десятников, Петер Этвеш, Владимир Тарнопольский, София Губайдулина, Владимир Мартынов, Луи Андриссен.

«Играют» – Андрей Гаврилов, Ирина Шнитке, Александр Ивашкин (2), Наталия Гутман, Валентин Берлинский, Максим Венгеров, Аркадий Володось, Тигран Алиханов, Хайнц Холлигер (3), Кристина Блаумане, Александр Рудин (2), Максим Рысанов, Патриция Копачинская (2), Пьер-Лоран Эмар (4), Андраш Шифф, Миша Майский, Элисо Вирсаладзе, Томас Цеэтмайр, Алина Ибрагимова, Клара-Джуми Кан.

«Пишут и думают» – Манашир Якубов, Штефан Паули, Маркус Хинтерхойзер (2), Юлий Ким, Марина Рахманова, Алексей Парин.

Об авторе

Илья ОВЧИННИКОВ (1975)

Выпускник крутой московской гимназии № 1567 (с 1993 – школа № 67, известна очень хорошей гуманитарной подготовкой, не путать со школой № 57, известной педофильскими скандалами), исторического факультета МГУ, аспирантуры ИРИ РАН.

Музыкальный критик; публикуется с 2002 года. Работал выпускающим редактором интернет-издания «Русский журнал», музыкальным обозревателем ежедневной «Газеты» (2004-2008). Постоянный автор изданий «Музыкальное обозрение», «Музыкальная жизнь», «Независимая газета», «КоммерсантЪ», «Играем с начала», «Российская газета», «The New Times», «PianoФорум», Colta.ru, Lenta.Ru и других.

Опубликовал более 200 интервью c крупнейшими музыкантами современности.

Автор-составитель книг «Лев Маркиз. Смычок в шкафу» (М., Аграф, 2008), «Владимир Крайнев. Монолог пианиста» (М., Музыка, 2011) и «Дмитрий Ситковецкий. Диалоги» (М., Музыка, 2017).

Вел в гимназии № 1567 авторский курс лекций по истории музыки ХХ века.

Член Экспертного совета Московской филармонии. В 2020 вместе с женой Натальей Сурниной основал семейную музыкальную группу «Шмели на лугу».

Из книги

Пьер-Лоран Эмар: «Лист был настоящим борцом за новую музыку»

ИО | Булез считает, что с появлением современных коммуникаций возросла разобщенность людей — у них будто пропал стимул к общению. Вы согласны?

ПЭ | Это очень интересная точка зрения. Мы живем в невероятно сложное время, по поводу которого невозможно делать какие бы то ни было обобщения. По-видимому, в менталитете людей действительно происходят коренные изменения, и это вопрос не столько географический или национальный, сколько поколенческий.

Раньше считалось, что разница между поколениями – четверть века, сегодня же она может составлять год или два. Оказалось, что новые средства коммуникации не способствуют улучшению возможностей восприятия, особенно если надо сконцентрироваться на чем-либо. До какой степени это мешает понимать других людей, другую культуру? У меня нет ответа на этот вопрос, но я думаю над ним, как и многие сегодня.

Иногда я очень удивляюсь, когда вижу, что многие важные события и явления истории XX века не впитаны современной культурой и полностью ушли в прошлое. Многое из авангардного искусства, не только музыкального. Даже когда есть возможность быть хорошо информированными, люди остаются во многом провинциалами. Поэтому технологии ничего не решают, каждый должен работать над собой.

ИО | Вы часто говорите о том, как на вас и на вашу игру влияют впечатления от литературы или живописи. Были ли подобные впечатления у вас за последнее время?

ПЭ | Да, и много. В последние два года я все больше потрясающих вещей открывал для себя в абстрактной живописи. Большим открытием были полотна немецкого художника Готхарда Граубнера, особенно два его грандиозных панно в берлинском дворце Бельвю. В огромном зале, с хорошим освещением они производят невероятное впечатление. Мне впервые довелось увидеть их, они закрыты для публики. Меня потрясла еще одна книга Имре Кертеса –его дневниковые записи, начиная с середины 1960-х годов: размышления писателя и философа — все, что стоит за главным его романом «Обездоленность». Начинаешь понимать, почему для рассказа об Освенциме он избрал именно такую точку зрения, именно такой язык. (19.11.2010) София Губайдулина: «Мы сейчас на краю пропасти»

ИО | <…> В беседе с художником Игорем Ганиковским вы говорите: «Сейчас происходит с серьезной музыкой то же самое, что и с серьезной живописью, серьезной поэзией… Они стоят на грани исчезновения». Так ли это и можно ли этому воспрепятствовать?

СГ | Высокая, серьезная музыка сейчас на грани исчезновения: всеобщая коммерциализация, торжество прагматизма, отсутствие идеализма… Всюду прекращают финансирование ансамблей, оркестров – это общемировой процесс. Например, замечательный стокгольмский ансамбль ударных Kroumata Percussion Ensemble, для которого я написала одно из последних сочинений, – у них юбилей, им 30 лет.

Я была там, где все их инструменты собраны, – конечно, это требует колоссальных затрат, это дорого. И вдруг им срезали финансирование! А это ведь украшение страны, с чем никто не хочет считаться; так уничтожается ансамбль. И в это же время Шенберг-ансамблю снижают финансирование, и так далее.

Островками идеализма остаются фестивали, когда они основаны на энтузиазме. Слишком долго на нем не проживешь, но в разных точках мира он существует. Вот я была в монастыре между Румынией и Венгрией – там фестиваль устраивают монахи, они понимают, как важно сохранить это отношение к классической, в том числе современной классической музыке.

ИО | <…> наблюдение [Валентины] Холоповой: она говорит, что ваш особый интерес вызывает оппозиция мужское – женское, в том числе по отношению к творчеству. Это так?

СГ | Основной мой интерес вызывает акустика, свойства звука. А что касается мужского и женского, то XX век поставил эксперимент: может ли женщина участвовать в композиторском деле и достичь надлежащего качества. И прежде женщины этим занимались, но это было как-то не принято… Фанни, сестра Мендельсона, показывала ему свои сочинения, он их хвалил, но сомневался, что в житейском смысле она сможет это продолжать. XX век по-другому отнесся к этому вопросу, теперь тоненькие девушки на вагнеровских тубах играют.

Что дальше – посмотрим: вот партитура Иваны Лоудовой, чешки, – очень хороший композитор. И вот партитура Марека Копелента. Не зная, где чья, я не смогу сказать, что написала женщина, а что мужчина. Обоих я ценю очень высоко, так что этой оппозиции не существует, есть музыка хорошая или плохая. С другой стороны, мне очень бы хотелось, чтобы в будущем какой-нибудь музыковед или ученый вник в эту проблему – может быть, какое-то сущностное отличие все же существует. Очень много сильных женщин-композиторов: Галина Уствольская, Гражина Бацевич, Кайя Саариахо и другие. А сейчас на композиторские факультеты вообще поступает больше девочек, чем мальчиков.

Так что эксперимент XX века продолжается. (14.11.2008)

Материалы номера «Книги журналистов» подготовили:
Кей БАБУРИНА, Павел РАЙГОРОДСКИЙ, Екатерина РОМАНОВА, Андрей УСТИНОВ

«Музыкальное обозрение» в социальных сетях