Специальный номер «МО» — «Книги журналистов». Алексей Мунипов

Специальный номер «МО» — «Книги журналистов». Алексей Мунипов

О книге

«Фермата» означает «остановка». Нота тянется и тянется, пока не угаснет звук; пауза тянется и тянется, пока публика не услышит «4’33»… Стоп, нет: в книге Алексея Мунипова, искусствоведа, ставшего специалистом по современной музыке, собраны беседы только с ныне живущими композиторами. Владимир Раннев, Алексей Сысоев, Дмитрий Курляндский, Тигран Мансурян, Валентин Сильвестров, Леонид Десятников, Гия Канчели, Александр Рабинович-Бараковский, Сергей Невский, Алексей Айги, Борис Филановский, Александр Кнайфель, Владимир Мартынов, Георг Пелецис, Павел Карманов, Алексей Шмурак, Александр Маноцков, Антон Батагов, Илья Демуцкий и всего одна женщина (правда, она инспирировала создание этой книги) София Губайдулина, – все они, беседуя с автором, берут в творчестве паузу на осмысление, на формулирование словами того, что нельзя сформулировать в музыке: по крайней мере невозможно донести до слушателя буквально.

Мунипов А. Фермата. Разговоры с композиторами
М.: Новое издательство, 2019. 446 с., илл. Тираж 2500

Часть интервью появились прежде в сокращенных вариантах в таких изданиях, как «Афиша», «Афиша-Волна», Colta.ru, Port, «Баку». Другие сделаны специально для книги и потребовали поездок в города России, Киев, Ереван и Берлин.

Алексей Мунипов: «Работа над книгой растянулась на семь с лишним лет, и за это время современная академическая музыка перестала быть герметичным эзотерическим клубом для посвященных и зазвучала в самых разных местах – драматических театрах, галереях, музеях, библиотеках, даже на заводах и улицах. В филармонических залах, где раньше слушатель младше сорока мог оказаться разве что чудом, тоже появилась новая публика. Оказалось, что эта музыка интересует куда больше людей, чем можно было ожидать; что фестивали современной музыки могут собирать полные залы, а дискуссии о ней – интересовать не одних только музыковедов-теоретиков. <…> Возможно, мы и вправду живем в эпоху ренессанса новой музыки».

Об авторе

Алексей МУНИПОВ (1977)

Журналист, музыкальный критик, редактор, лектор. Выпускник факультета информатики РГГУ, кандидат искусствоведения («Тема смерти в японской массовой культуре»).

С ноября 1997 по июнь 2006 был музыкальным критиком газеты «Известия». Публиковался в «Общей газете», журналах «Афиша», «Эксперт», «Большой город», «Forbes», «Театр», «Музыкальная академия».

В 2012–2013 — главный редактор журнала «Большой город». В 2014–2015 — главный редактор издания «Афиша-Воздух». В 2015–2016 работал редакционным директором в проекте Arzamas. В 2017–2019 курировал проект M.Art (mart.foundation), пропагандирующий новую российскую культуру на Западе. Со-основатель (вместе с женой Ириной) кураторского бюро FermataLab. Куратор концертных программ в ДК «Рассвет» (Москва), выставки «Игра с шедеврами: от Анри Матисса до Марины Абрамович» в Еврейском музее и Центре толерантности.

Создатель авторских курсов по музыке и внимательному слушанию для «Яндекс.Учебника», ВШЭ, Inliberty, V-A-C.

Основатель музыкального общества «Фермата» (еженедельные занятия музыкой для подростков).

Ведущий авторского курса «Выключите это немедленно», посвященного новой музыке и новым композиторам.

Лектор edutainment-проекта о еврейской культуре «Эшколот». Вел курс «Профессиональный слушатель» в ВШЭ.

Для портала «Кинопоиск» исследовал, как устроена музыкальная тема сериала «Игра престолов».

Ведущий телеграм-канала о современной музыке «Фермата» и подкаста «Фермата. Разговоры о музыке», получившего премию для молодых музыкальных критиков «Резонанс»-2018 как лучшее СМИ.

Из книги

София Губайдулина, 2016 год

АМ | Влияет ли как-то возраст на ваше творчество? Стало ли вам с годами проще сочинять – или, наоборот, сложнее?

СГ | Я обсуждала это с коллегами, и почти все сходятся на том, что чем дальше, тем сложнее. Это, видимо, специфика нашего труда. Обычно человек овладевает какой-то техникой, и со временем ему становится легче. Ну, появляются другие сложности, но в профессиональном смысле – попроще. А у пишущих людей – думаю, и у художников так же, и у поэтов, но уж, во всяком случае, у композиторов, я со многими говорила, – все наоборот. Чем это объяснить – трудно сказать. Но я думаю, дело в том, что не все у нас состоит из техники. Овладение техникой сочинительства – это не самое главное. А все остальное – это то, что нельзя повторить. Нужно все время что-то искать новое, и это все сложнее, потому что все композиторское творчество направлено внутрь, в область интуиции. Путешествие внутрь своей души с возрастом оказывается все дольше, и естественно, что преодолевать это расстояние становится все сложнее.

АМ | Известны примеры, когда у композиторов в зрелом возрасте резко менялся музыкальный язык: поздний Ноно, Стравинский, Бетховен. Как вам кажется, как менялась с годами ваша музыка и что на это влияло?

СГ | Я заметила, что у многих моих друзей, ну, скажем, Арво [Пярта] или [Валентина] Сильвестрова, в какой-то момент в творчестве произошел радикальный слом. Но у меня такого не было. Я с самого начала иду примерно одним путем. Моей целью всегда было услышать звучание мира, звучание своей собственной души и изучить их столкновение, контраст или, наоборот, сходство. И чем дольше я иду, тем яснее мне становится, что я все это время занимаюсь поисками того звучания, которое соответствовало бы правде моей жизни. То, что я пишу сейчас, – это приблизительно то же самое, что я писала, когда была молодой. Я тогда написала произведение под названием «Фацелия», ну и сейчас все примерно то же самое. Я так и занимаюсь поисками правды своей собственной души и ее отклика на то, что я слышу. На то, как звучит мир.

Леонид Десятников, 2015-2017 годы

АМ | У вас есть эмоциональные отношения с материалом, который вы используете?

ЛД | Не вполне понимаю ваш вопрос. Одержимость — это эмоциональное состояние? Мне кажется, нет. Музыкальная идея, завладевающая вами, не может обсуждаться в категориях этики или психологии. Это чистая физиология.

АМ | Мне-то как раз казалось, что в вашей музыке всегда угадывается позиция стороннего наблюдателя. Что вы никогда, как сказали бы московские концептуалисты, не влипаете.

ЛД | Я просто не вижу в этом необходимости. Ведь я имею дело со звуком — самым чувственным материалом, гораздо более чувственным, чем подручные средства московских концептуалистов. У меня предварительный уровень влипаро, как сказал бы Владимир Сорокин, выше просто по определению. Но вы правы: некоторая отстраненность действительно имеет место. Как Хома Брут, очерчиваю вокруг себя защитный круг, иначе же невозможно работать.

АМ | Есть же стереотип композитора-романтика, который пишет, охваченный сильным чувством.

ЛД | Знаете, даже у самых романтичных романтиков типа Шумана или Шопена музыка очень рационально устроена. Об этом как-то не принято говорить, но они были довольно четкие пацаны.

АМ | То есть, когда вы брали, например, советские песни или тексты из школьного учебника, никакого личного отношения у вас к ним не было? Для вас это, говоря словами Парфенова, советская античность? Латинские гимны? Просто любопытный материал?

ЛД | Разумеется, у меня есть к этим текстам личное отношение, я могу обсуждать их с близкими людьми. Но как только полуфабрикат попадает на кухонный стол, личное заканчивается. Видите ли… прошу прощения, позволю себе процитировать собственный не очень давно написанный текст: «Хочешь хладнокровно оценить какое-либо культурно-эстетическое явление — изблюй его из души своей». В конечном счете, сочинение музыки и есть такая непрерывная оценка и переоценка, учет и контроль неких звуковых феноменов.

Борис Филановский, 2017 год

АМ | <…>Начнем с определения: что это вообще такое — современная музыка? Где заканчивается «классическая» и начинается «современная»?

БФ | В некоторых языках это определение более четкое: neue Musik в немецком, contemporary music в английском — все понимают, что имеется в виду академическая музыка. В русском языке и рэп можно запросто назвать современной музыкой. Если же говорить о смысле, то есть знаменитое рекурсивное определение Лучано Берио: «Музыка есть все, что слушается с намерением слышать музыку». Мне нравится, что упор в нем делается не на формальную, а на ситуативную сторону. Не композитор определяет, не музыковед, а слушатель, все зависит от его намерения. По-моему, это универсальный культурный механизм, который определяет, есть коммуникация или нет.

АМ | То есть человек, который задает этот вопрос, сам должен решить?

БФ | Вы сами проводите границы. Где кончается классическое и начинается современное – это только у вас в голове. Возьмите любой параметр, по которому можно отделить одно от другого, – наличие или отсутствие ярко выраженных мелодий, ритм, распространенность, популярность… Всегда найдутся пограничные явления, всегда окажется, что четкую границу провести невозможно. Все наши рассуждения проходят в рамках нечеткой логики.

Материалы номера «Книги журналистов» подготовили:
Кей БАБУРИНА, Павел РАЙГОРОДСКИЙ, Екатерина РОМАНОВА, Андрей УСТИНОВ

«Музыкальное обозрение» в социальных сетях