Марсель Пруст – 150 лет со дня рождения

Марсель Пруст – 150 лет со дня рождения

10 июля 1871 в местечке Отёй (теперь, путем уже давних «слияний и поглощений», это фешенебельный 16-й округ Парижа) родился Марсель Пруст – будущий лауреат Гонкуровской премии, Кавалер ордена Почетного легиона, новеллист, романист, вошедший в историю мировой литературы, главным образом, своим 7-томным трудом «В поисках утраченного времени» (хватит ли на него терпения у сегодняшних читателей?).

«Образ Пруста – это в высшей степени наглядное выражение неуклонно возрастающего разрыва между литературой и жизнью. Это мораль, оправдывающая попытку вновь вызвать разрыв. Известно, что Пруст в своих произведениях описывал не такую жизнь, какой она была, а жизнь, как о ней вспоминает тот, кто ее прожил. Но и это еще слишком неточно и слишком грубо сказано. Потому что здесь для вспоминающего автора главную роль играет вовсе не то, что он пережил, а сам процесс возникновения его воспоминаний, труд Пенелопы при их создании.

<…> Если римляне называли текст тканью, то едва ли найдется такой, который окажется более плотной тканью, чем текст Марселя Пруста. Все для него было недостаточно плотно и прочно. Его издатель Галлимар рассказывал, что манера Пруста читать корректуру приводила наборщиков в отчаяние. Гранки всегда возвращались полностью исписанные. Но ни одна из опечаток не была исправлена, все свободное пространство было заполнено новым текстом.

<…> К чему же так страстно стремился этот человек? Что было в основе этих бесконечных усилий? Можно ли сказать, что все жизни, произведения, дела, которые чего-нибудь стоят, никогда не были ничем иным, кроме как точным развитием самых банальных, поверхностных, сентиментальных и слабых моментов существования тех, кому они принадлежали? И когда Пруст в одном знаменитом месте изобразил именно такой момент своей собственной жизни, он сделал это так, что каждый узнает подобное и в своем существовании. Еще немного – и мы сможем назвать это обыденностью.

<…> Самое важное, что человек имеет сказать, он не всегда объявляет вслух. Да и вообще он не всегда доверяет это ближайшему другу, тому, кто всегда сохраняет верность и готов выслушать признание. Если не только личности, но также и эпохе свойственна такая стыдливость, то есть разбитная и фривольная манера сообщать кому попало свое самое дорогое, то для XIX века – это не Золя и не Анатоль Франс, а молодой Пруст, неприметный сноб, постоянно что-то из себя изображающий салонный лев, который ловил на лету самые удивительные откровения стареющего хода жизни (так же, так и откровения другого, утомленного до смерти Свана). Только Пруст сделал XIX век достойным мемуаров.

<…> В годы своей салонной жизни Пруст не только в высшем – прямо- таки теологическом – смысле овладел грехом лести, но и грехом любопытства. На его губах был отблеск улыбки, которая в глубине так любимых им соборов мелькает на лицах глупых девушек. Это улыбка любопытства. Может быть, в конце концов именно любопытство и сделало его великим пародистом? Но тогда стало бы сразу понятно, что в этом месте подразумевать под словом “пародист”. Немногое.

<…> Настоящий читатель Пруста все время вздрагивает от страха».

(Из текста Вальтера Беньямина «К портрету Пруста», перевод Нины Берновской / Беньямин В. Озарения. М.: Мартис, 2000)

Не беремся представить, с каким чувством было прочитано композитором Габриэлем Форе адресованное ему письмо Марселя Пруста. Лишь републикуем его в честь прустовского юбилея (как было модно говорить некоторое время назад: просто оставим это здесь). Не беремся и судить, «овладел» ли в этом письме Пруст «грехом лести», о котором – с достоинством философа и писателя – нам сообщил выше Вальтер Беньямин.

Габриэлю Форе

[В конце 1896]

Я не просто обожаю вашу музыку, восхищаюсь ею, я все еще в нее влюблен: гораздо раньше, нежели вы познакомились со мной и подчас выражали улыбкой благодарность в концерте или в обществе, мой громогласный энтузиазм, невзирая на ваше пренебрежительное равнодушие к успеху, вынуждал вас еще раз пять поклониться публике. Было время, когда меня пьянил «Неизгладимый аромат», и опьянение это казалось весьма опасного свойства. Ибо с тех пор я день ото дня возвращаюсь все к нему же. Я высказал Рейнальдо (композитор Рейнальдо Ан, близкий друг Пруста. – «МО») по поводу «Аромата» много такого, что показалось ему справедливым даже с музыкальной точки зрения, а одному Господу ведома его суровость к суждениям литераторов о музыке. Все это, сударь, в сто раз менее того, что я мог бы сказать, ибо я так изучил ваше творчество, что способен написать о нем целый том в три сотни страниц, но в сотню раз менее того, что застенчивость позволила бы мне высказать вам лично. Лишь пришедшая вам в голову странная мысль, будто я на вас сердит, дала мне право на эти предварительные излияния. А потому я рад случаю изъявить вам мою полнейшую благодарность и глубочайшее почтение.

Марсель Пруст.

(Перевод Георгия Зингера; из книги писем Пруста, выпущенной в 2002 Фондом «Гласность»)

«МО»