Непостижимо, ведь Александр Ведерников «воплощал собою здоровье и энергию», написал в Facebook пианист Николай Луганский: «Про кого, про кого, а про него я и представить себе не мог, что такое может случиться…».

Но таковы – увы, нередко – «экзистенциальные» (о медицинских пусть пишут другие) особенности ковида: внезапность и необратимость.

Уход Ведерникова Луганский назвал страшной трагедией «для всей музыки». И сложно с этим спорить. И никто, в общем-то, и не спорит: на смерть Ведерникова вдруг откликнулись, со слезами на глазах, даже те, кто благополучно забыл о нем, стоило ему покинуть Большой и уехать дирижировать в Данию (хотя Ведерников приезжал все эти годы в Россию и выступал с крупными оркестрами — с Российским национальным оркестром, Национальным филармоническим оркестром России, Госоркестром имени Е.Ф. Светланова: не так часто, но и единичными эти концерты не были – были штучными). Но таковы — увы, нередко — «экзистенциальные» особенности СМИ: внимание их, за некоторыми исключениями, скоротечно и напоминает, опять-таки за некоторыми исключениями, внимание сороки к блескучим безделицам. Впрочем, и человеческое внимание не застраховано от коррозии (конечно — за некоторыми исключениями).

«В последнее десятилетие артистическая карьера одного из самых русских российских дирижеров успешно развивалась в основном в Европе, где административная вертикаль поддерживает, а не перечеркивает артистическую горизонталь. В ряду многочисленных концертов по всему миру с первоклассными симфоническими коллективами и оперными постановками в известных театрах Ведерников умудрился подготовить и с успехом исполнить концертный вариант всего вагнеровского “Кольца”, причем с отнюдь не столичным оркестром Дании. После этого Ведерников сразу получил приглашение на должность художественного руководителя Датской королевской оперы, где в наступающем году должен был ставить “Парсифаль”», — сказал в интервью «МО» композитор, педагог, руководитель Центра современной музыки при Московской консерватории Владимир Тарнопольский.

Семья и школа

Александр Ведерников — сын пианистки, органистки, профессора Московской консерватории, заведующей кафедрой органа и клавесина Наталии Николаевны Ведерниковой (Гуреевой) и знаменитого оперного и камерного певца, баса, в 1958-1990 солиста Большого театра Александра Филипповича Ведерникова (1927-2018). Но никогда Ведерников-младший не преподносил это как нечто, дающее право на публичные привилегии, те или иные. Скорее, уникальный и не передаваемый (личный) опыт жизни «человека приватного» (авторское самоопределение).

«У меня не было такого, что я в какой-то момент осознал, что я сын певца Александра Ведерникова, поскольку был в некой орбите того, чем занимался отец. И его круг общения был в каком-то смысле для меня очень интересен, поскольку он больше общался не со своими коллегами-певцами, а с композиторами или с художниками. Поэтому у нас дома бывали всякие интересные люди», — говорил дирижер в интервью Елене Поляковской на «Радио Свобода» (2019).

Александр Ведерников-младший учился в Московской консерватории, которую окончил в 1988 как оперно-симфонический дирижер: наставником Ведерникова был Леонид Николаев (1940–2009), руководивший в то время оркестром Музыкального училища при Московской консерватории (в 1974 этот оркестр участвовал в Международном конкурсе молодежных оркестров Фонда Герберта фон Караяна в Западном Берлине и получил Первую премию, а также Золотую медаль).

Затем Ведерников стажировался у Марка Эрмлера (1932–2002), одного из наиболее значимых дирижеров Большого театра.

Ступени к Большому театру

В 1988–1990 А. Ведерников работал в МАМТе имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. В 1988–1995 — ассистент главного дирижера и второй дирижер Большого симфонического оркестра Гостелерадио (с 1993 — БСО имени П.И. Чайковского) под управлением Владимира Федосеева.

В 1995 Ведерников основал оркестр «Русская филармония» (до августовского дефолта 1998 принадлежал телеканалу ТВ-6, затем был упразднен, а в 2001 учрежден заново и взят на баланс правительством Москвы). Художественным руководителем и главным дирижером этого оркестра Александр Ведерников был до 2004 включительно.

Годом ранее (2003) Ведерников стал членом дирижерской коллегии Российского национального оркестра, гастролировал с ним во Франции, Германии и США, а в 2004 во время гастролей РНО по девяти городам Соединенных Штатов дебютировал в нью-йоркском Карнеги-холл и вашингтонском Кеннеди-центре.

В 2005 состоялся дебют Александра Ведерникова в Парижской национальной опере (Опера Бастилии) — в качестве музыкального руководителя новой постановки «Бориса Годунова» Мусоргского (режиссер Франческа Замбелло).

Дирижировал в Ла Скала, Ла Фениче и других знаменитых оперных домах мира.

Большая вершина дирижера

Все это происходило параллельно работе Ведерникова в Большом театре, куда он был приглашен в 2001. До 2009 Ведерников был музыкальным руководителем и главным дирижером ГАБТа, и на этом периоде стоит остановиться подробнее.

«Он блестяще знал оперные партитуры и все тонкости искусства оперного дирижирования. Это был талант огромного масштаба и обширных знаний. Но, помимо этого, Александру были свойственны те редкие качества, которых так не хватает в нашей стране многим руководителям, — долгосрочное планирование и каждодневная кропотливая работа по движению к поставленной цели.

Однако эти качества совершенно несовместимы с той административной чехардой и с той бесцельностью, которая царит в высших эшелонах культурных назначенцев. Поэтому “широкий слушатель” может лишь восхищаться наиболее известными постановками Ведерникова, такими как “Руслан и Людмила”, “Евгений Онегин”, “Летучий голландец” или “Огненный ангел”, но распознать ведерниковскую стратегию развития Большого театра, его структурную “европеизацию” и осознать весь масштаб этой личности могут, конечно, только непредвзятые специалисты», — сказал в беседе с «МО» Владимир Тарнопольский.

Эта задуманная Александром Ведерниковым «европеизация» Большого касалась и реформирования труппы, и репертуара, «и системы менеджмента, и системы финансирования»: «…Я понял, что основная проблема в Большом театре – это те начала институциональные, на которых он таким образом организован. И пока вот это не поменяешь, все перемены будут носить субъективный, несистемный характер…», — говорил Ведерников в уже упомянутом прошлогоднем интервью на «Радио Свобода».

При всей решительности устремлений, Ведерников был радикально нехаотичным в своих действиях. «Уж кем-кем, а безоглядным резонером он не был, и его собственное видение стратегии и миссии Большого было и взвешенным, и осмотрительным, и — где надо — консервативным», — писал в «Коммерсанте» на смерть Ведерникова искусствовед, музыкальный критик Сергей Ходнев.

Все эти качества музыкального руководителя крупнейшего театра страны не мешали Ведерникову «бросаться с головой» в музыкально-сценические эксперименты на сцене Большого. Помимо уже перечисленных Владимиром Тарнопольским «Руслана и Людмилы» Глинки (2003; концертное костюмированное исполнение оригинальной авторской версии, для которой были специально закуплены аутентичные инструменты), «Летучего голландца» Вагнера (2004; первая редакция — впервые в России; режиссер-постановщик Петер Конвичный), «Огненного ангела» Прокофьева (2004; первая постановка в Большом театре; режиссер-постановщик Франческа Замбелло) и «Евгения Онегина» Чайковского (2006; режиссер-постановщик Дмитрий Черняков), это, безусловно, и «Дети Розенталя»: опера Леонида Десятникова на либретто Владимира Сорокина, написанная по заказу Большого театра.

Мировая премьера постановки Эймунтаса Някрошюса состоялась на сцене ГАБТа 23 марта 2005. За 229-й театральный сезон Большого «Дети Розенталя» были показаны 6 раз, а в 2006 на «Золотой маске» получили «Специальную премию жюри»: Большой театр был награжден «за инициативу в развитии современной российской оперы».

Леонид Десятников:

«Миф Большого Дирижера вызывает в нашем (под)сознании смутный образ белого цисгендерного начальника, образ красиво помавающего руками властного и артистичного Нарцисса. Титана пульта, по ехидному замечанию Стравинского.

В Ведерникове этого гламурного пафоса не было совсем. Он, безусловно, был профессионалом высочайшей пробы. С ним я чувствовал себя, как за каменной стеной. И, конечно, меня изумляла его исключительная доброта – качество, отличавшее его от многих собратьев по дирижерскому цеху».

Владимир Тарнопольский:

«Исключительно добродушный, с прекрасным чувством юмора, Александр, может быть, и не был ведущим мировым “спринтером”, исполняющим по семь программ в неделю, но, безусловно, он был замечательным “стайером”, умевшим рассчитывать бег на самые дальние дистанции и достигать при этом высочайшего художественного результата.

Все то, что Ведерникову не удалось реорганизовать в российском оперном театре, кому-то все равно придется сделать — десятилетием раньше или позже. Это уже зависит от темпов развития нашей страны: развития и структурного, и чисто человеческого».

По словам режиссера Дмитрия Чернякова интернет-изданию OperaTime.ru, «после ухода Саши из Большого в 2009-м, кто только не вставал за пульт в нашем “Онегине”: но никто, хотя там было много молодых дирижеров, не смог дать той свежести чтения, искренности и театральности, как Ведерников».

Жизнь после Большого

После непростого, мягко говоря, расставания с Большим театром (для которого Александр Ведерников сделал то, что составило театру мировую славу в нулевые и вспоминается по сегодняшний день) Ведерников в 2009 возглавил Симфонический оркестр Оденсе, существующий с 1946. С 2018 — главный дирижер Датской королевской оперы и Датского королевского оркестра (с этим оркестром, одним из старейших в мире, Ведерников дважды выступил в Москве, в июне 2018). Дирижировал Ведерников и Российским национальным оркестром в июне 2017 (фортепианные концерты Шопена исполнил в Концертном зале имени Чайковского Алексей Володин), и Национальным филармоническим оркестром России в октябре 2019 (КЗЧ, солист Андрей Коробейников, «Пасторальная» симфония Глазунова и Второй фортепианный концерт Чайковского), и Госоркестром России имени Е.Ф. Светланова в декабре 2019 (концерт памяти Александра Филипповича Ведерникова, Большой зал Консерватории: Третий концерт Рахманинова с Николаем Луганским, «Маленький триптих» и «Снег идет» Свиридова и «Половецкие пляски» Бородина).

С 2019 Ведерников — музыкальный руководитель и главный дирижер Михайловского театра (Санкт-Петербург). Неожиданная смерть оборвала и эту работу Александра Александровича Ведерникова, которой — стоил ли повторять — далеко не ограничивалась его жизнь последних лет. Жизнь «настоящего дирижера, великолепного специалиста в оперном и симфоническом репертуаре, обаятельного, легкого человека» (как охарактеризовал Ведерникова виолончелист, художественный руководитель и главный дирижер Московского камерного оркестра Musica Viva Александр Рудин), человека деятельного и неравнодушного, который — где бы ни находился – до последнего не терял надежды на реформирование музыкального театра в России и, более того, предлагал для этого конкретные шаги (в частности, кооперацию театров, которым не хватает средств на собственные полноценные спектакли). Как и прежде.

Последним спектаклем, которым дирижировал Александр Ведерников в своей жизни, была опера «Сельская честь»: 4 октября на открытии оперного сезона Михайловского театра.

С Александром Ведерниковым простились в узком кругу друзей и близких 31 октября в Москве.

10 ноября в Михайловском театре прошел спектакль «Сельская честь», посвященный Александру Ведерникову.

Владимир Сорокин — памяти Александра Ведерникова. Специально для «МО»

С Александром Александровичем Ведерниковым я познакомился во время подготовки к постановке и на репетициях оперы “Дети Розенталя”. Процесс шел достаточно интенсивно, бурно. Все понимали, что получается нечто, что трудно до конца просчитать логически, поэтому доля, вернее, привкус, дух непредсказуемости витали над всем и всеми. Это подогревалось и внешним скандалом, развязанным провластными мракобесами. Някрошюс, Десятников много импровизировали с певцами, с постановкой. Приходилось и мне корректировать текст, чтобы его можно было легче спеть. Нас всех воодушевляло ощущение сотворения чего-то нового, чего давно не было в этом театре, оно передавалось всем — и певцам, и хору, и мимансу, и художникам. И администрации театра. Но среди этого союза возбужденных непредсказуемостью людей был один удивительно спокойный человек — Александр Ведерников.

Я не знаю, был ли он полностью спокоен внутри себя, как это тогда казалось, но его спокойствие, высочайший профессионализм и уверенность в том, что мы делаем все правильно, меня поражали. Было такое чувство, что наши фантазии, импровизации вместе со многими чисто технологическими вопросами держатся у него на плечах. И плечи эти поистине богатырские. В его фигуре, несмотря на удивительную пластичность этого человека за пультом, была некая метафизика статики, на которую можно было опереться, что невероятно помогало нам всем.

Премьера прошла бурно. Мы познакомились ближе. И Александр снова поразил меня. Теперь — своей неакадемичностью в отношении к культурному полю, к культурному океану, к литературе. В нем все было в движении. Он был удивительно подвижный, открытый и непосредственный человек. Когда отгремела премьера и улеглись все скандалы, мы увиделись через какое-то время, встретившись случайно на концерте. Узнав, что мы с Ирой часто ездим к друзьям в Переславль-Залесский, он пригласил нас на дачу, что оказалась недалеко от этого красивого городка. Мы поехали к Саше и Лене в гости. Это была одна из самых замечательных и незабываемых поездок. Собственно, у Ведерниковых там была не дача, а настоящий деревенский дом, в котором вся простая крестьянская обстановка была сохранена. И Саша с Леной, городские люди, совершенно естественно там существовали и органично обживали и одухотворяли это пространство. Саша приготовил рыбу в русской печке, запек ее на соли. Мы сидели звездной летней ночью в деревенской избе, выпивали, ели, говорили о музыке и литературе. Такое невозможно забыть. Саша был душой компании. Его раскатистый смех вызывал зависть. Там, в этой избе, я понял, что при всей той ответственности, что лежала на плечах этого яркого, уже известного дирижера, внутри он был невероятно свободен. Это покоряло. Я помню, спросил его про границы абсолютного слуха, насколько это помогает или мешает музыканту. Меня всегда интересовал вопрос так называемых “немузыкальных звуков”, их записи и существования в партитуре. Естественно, в современной музыке “немузыкальные звуки”, вроде шуршания бумаги или скрежета железа, не записываются нотами, а обозначаются специальными символами. Но вот, я говорю: “Саша, смотрите, если просто взять чашку и”… Я поднял пустую чашку и ударил по ней деревянной ложкой, получился размытый звук. И Саша тут же назвал аккорд этого сложного звука. Меня всегда завораживал такой чистый и жесткий профессионализм.

В Ведерникове было неуловимое, сложносоставное качество, симбиоз из музыки, свободы, высокой культуры, жесткого профессионализма и вполне себе жесткой этики потомственного московского интеллигента. При этом мизантропия ему не грозила. Он умел уважать людей и себя. Далеко не каждый большой музыкант способен этим похвастаться. Александр Александрович был удивительным человеком. Он излучал тепло, обаяние и одаривал нас грозным и благородным шумом музыкального океана. Его неповторимый мир всегда с нами. И музыка, сотворенная им. И смех. И внимание. И тепло сердца. И его всегда будет не хватать.