Варвара Турова об постановке «Чаадский»: «У нас есть новая великая русская опера»

Варвара Турова об постановке «Чаадский»: «У нас есть новая великая русская опера»
Фото Анна Молянова / Дни.ру

«Да он же оппозиционный режиссер» (пианист/певец/композитор). Интересно, думала я всегда, сталкиваясь с этим аргументом, что они имеют в виду. Какое, я думала, отношение политические взгляды режиссера (пианиста/певца/композитора/мои) имеют к тому, что они (или я) делаем на сцене. Как странно, думала я, что эти люди, называющие меня (режиссера/пианиста/певца или вот композитора, допустим) словом “либерал” и думающие, что это ругательство (тут им, кстати, удалось победить, слово действительно стало таким, за которое, как будто, надо оправдываться) не понимают разницы между профессиональной политической борьбой и общечеловеческим, гражданским несогласием.

Композитор Саша Маноцков — человек последовательно и жестко заявляющий о своей гражданской позиции, человек готовый рисковать и жертвовать многим ради попытки важных для него (и для меня, в частности) изменений. Готовность рисковать чем-то, отстаивая свою позицию внушает уважение, даже если позицию эту не разделяешь.

Я люблю Сашину музыку не потому, что разделяю его взгляды на то, что происходит в нашей стране, в нашем городе. Я люблю эту музыку, потому что она талантлива и интересна. Люди, которых мне все еще хотелось бы переубедить (я упрямая и наивная), конечно, считают, что дело в том только, что “свои”, “тусовочка”, “прогрессивная интеллигенция”, а оттуда еще пару остановок и уже “педрилия и педофилия”, “лобби голубков” и ” европейская содомия завладела великим русским театром”. Все очень близко, ехать 5 минут буквально.

“Я не интересуюсь политикой”, говорят они еще. И предпочитают не замечать, что политика давно и живо интересуется ими, их чувствами, их верой, их постелью, их детьми, нашими детьми. Я тоже не интересуюсь политикой, я видимо плохой либерал, не качественный. Но я и не о политике. Я о том, что я не согласна. Я оппозиционер, в том смысле, что я нахожусь в оппозиции к вранью, воровству, к убийствам и страданиям людей. Я не согласна. А политикой-то я тоже не интересуюсь, конечно.

Но воля ваша. Спектакль «Чаадский», который я сегодня посмотрела и который я считаю выдающимся произведением искусства — оппозиционный. Он оппозиционный не в том смысле, что он увешан белыми ленточками или агитирует за Навального. Он оппозиционный к вранью, фальши, к говну. Этот спектакль — выдающееся произведение искусства, и это протестный спектакль. Точно в той же степени, что протестны стихи Пушкина, картины Караваджо или музыка Чайковского. Настоящее искусство всегда имеет в своем ядре, в своей сути протест. Настоящее искусство — это школа, традиция, корни, учителя, мастерство, талант, и протест, и ярость, и битва, и разрушение, и созидание. Именно таков этот спектакль.

Про музыку. Простите за такое слово, но… Пронзительность этой музыкальной ткани, в которой живое, частное, маленькое, человеческое словно бьется в клетке, в бессильной попытке прорваться, вырасти, освободиться — поражает. Ее прозрачность, ее красота и цельность — восхищают. В ней так много слоев, так много уровней, и сверху вниз, и линейно, она развивается во все стороны, а бьет при этом точно в десятку. Попадает в цель как какой-то сверхточный микрохирургический инструмент. Невероятная музыка.

Я не помню более точного хода в театре много лет. Гениальная находка — добровольность, с которой чернь, народ в этом спектакле играет свою рабскую роль. Это не рабы в привычном смысле слова, то есть мы, я, вот, Варя, я ведь не раб в привычном смысле слова. Я просто добровольно играю собственную роль вот в этом вот обществе, вот таком. И они – тоже.

Сумасшедшим, списанным со счетов, выброшенным окажется любой, кто найдет в себе силы удивиться. Омерзительной иллюминации на улицах города, например. Или тому, что т.н. чернь таскает т.н. элиту на собственных измазанных плечах. Таскают и таскают, никто же никого не заставляет. И вот один — удивляется. Спрыгивает на землю, ходит по ней ногами, удивляется. Офигевает. Расстройство ума, констатирует хор. Мы сожалеем, вольно.

Чаадский в этом спектакле сыпет горсть земли в карман и убегает из зала, стремительно бежит через весь зал, куда уж прямолинейнее. Я сижу в зале и завидую ему. Я бы тоже хотела убежать. Но моя социальная роль — добровольное рабство, я не он. А жаль. Этот спектакль — гимн простоте, прямолинейности и внятности.

Отдельной строкой. БРАВИССИМО оркестр, дирижер Феликс Коробов, и артисты Геликон-оперы. Не знаю, что делает с труппой худрук театра Дмитрий Бертман, но труппа в потрясающей форме. Сложнейший материал (и музыкальный, и сценический) они играют и поют так, будто всю жизнь только такое и пели. Блистательная работа театра. Дмитрий Скориков – это лучшая оперная работа за годы, БРАВО Дима. То же относится к Максиму Перебейносу в титульной партии. Девушки тоже все с прекрасными голосами, красивыми телами, смелые актрисы. Вся труппа, честно — потрясающие. Я когда-то, будучи т.н. критиком, обидела Бертмана. Мне теперь очень стыдно. Этот человек делает огромное дело.

Не знаю, кто-то дочитал эту простыню или нет. Мысли путаются, от них мелькают какие-то хвосты ящериц. Просто я потрясена.

Выдающийся спектакль.

Спасибо Александр Маноцков, Кирилл Серебренников, Денис Азаров, Феликс Коробов, Павел Каплевич и все, все, кто участвовал в его создании. Я очень надеюсь, что у этого спектакля будет долгая, долгая сценическая жизнь.

Ура, товарищи. У нас есть новая великая русская опера.

Источник публикации Facebook, Варвара Турова