О своем Струнном трио, написанном по заказу Общества Альбана Берга и впервые исполненном 2 июня 1985 в Москве скрипачом Олегом Крысой, альтистом Федором Дружининым и виолончелистом Валентином Фейгиным, Альфред Шнитке говорил, что в нем «нет ни одной цитаты», «есть лишь псевдоцитаты – и не только, и не столько из Берга, сколько вообще из музыки», «есть иллюзия чего-то звучащего из классики, но это намеренно создаваемая иллюзия».  

Премьера Stabat Mater Арво Пярта состоялась в Вене 30 октября 1985 (Hilliard Ensemble; Гидон Кремер, скрипка; Нобуко Имаи, альт; Давид Герингас, виолончель). Пярт соединил два трио, струнное и вокальное, построил композицию на соотношении длинных и коротких слогов, контакте противоположных элементов (описывая Stabat Mater, Пярт вспоминал о лаве, извергающейся из вулкана и стекающей в воду, отсюда и название предстоящего концерта в ДК Рассвет: «Лава и вода»). В 2008 композитор переложил это сочинение, расширив состав до смешанного хора и струнного оркестра (мировой премьерой в венском зале Музикферайн, 12 июня 2008, дирижировал Кристиан Ярви).

Струнное трио Кшиштофа Пендерецкого впервые прозвучало 15 ноября 1991 во французском городе Мец в исполнении Deutsches Streichtrio.

Сочинение La Sindone для скрипки и симфонического оркестра создано в 2019 году. В его основу легло одноименное оркестровое произведение, созданное в 2006 году по заказу Энцо Рестаньо для фестиваля MITO Settembre Musica в Турине. Три раздела одночастного произведения – своеобразного размышления о загадочной реликвии туринской плащаницы – символически связаны с последними событиями земной жизни Христа: распятием, погребением и воскресением. Сочинение посвящено Вадиму Репину, Андресу Мустонену и Энцо Рестаньо.

«Партнерство Вадима Репина и Андреса Мустонена дало мне импульс к свежему взгляду на это сочинение, который я попытался воплотить в новой версии, – рассказывает композитор. – Я высоко ценю и чуткую исполнительскую манеру Репина, и невероятную тщательность дирижера Андреса Мустонена, за которой наблюдаю все долгие годы нашего сотрудничества. Счастлив доверить им эту премьеру».

Премьеру – первый осенний фестивальный концерт в Новосибирске – представят Вадим Репин и Новосибирский академический симфонический оркестр под управлением Валентина Урюпина, закрывавшие мартовскую часть проекта. Исполнение La Sindone с Андресом Мустоненым состоится 25 сентября в Таллинне на концерте, посвященном 85-летнему юбилею композитора.

16 сентября в зале Дома ученых новосибирского Академгородка Транссибирский Арт-Фестиваль представит камерную программу: Вадим Репин (скрипка), Александр Князев (виолончель) и Константин Лифшиц (фортепиано) исполнят Сонату № 2 для скрипки и фортепиано Прокофьева и Фортепианное трио № 2 (Памяти И. Соллеринского) Шостаковича. Эта же программа будет представлена 19 сентября в Концертном зале П.И.Чайковского в Москве.

Новосибирскую часть Фестиваля предваряет концерт в Томске: 10 сентября состоится открытие 75 сезона Томской филармонии, где художественный руководитель Фестиваля Вадим Репин исполнит Скрипичный концерт М. Бруха. В концерте также прозвучат сочинения Баха и Малера.

Транссибирский Арт-Фестиваль – российский форум, задуманный, основанный и возглавляемый выдающимся российским музыкантом Вадимом Репиным, о котором великий Иегуди Менухин сказал: «Действительно лучший, самый совершенный скрипач из тех, которых я слышал». Имя Транссибирской магистрали, которое легло в основу названия Фестиваля, отражает не только идею соединения культур Востока и Запада, но и объединения в единую творческую магистраль множество российских городов: Новосибирск, Красноярск, Омск, Екатеринбург, Самара, Тюмень, Тобольск, Томск, Санкт-Петербург и Москва, а также Бельгию, США, Великобританию, Австрию, Францию, Германию, Южную Корею, Израиль и Японию.

Транссибирский Арт-Фестиваль – масштабный российский форум, каждый год представляющий премьеры сочинений современных композиторов: Б. Юсупова, Л. Ауэрбах, А. Райкопулу, Э. Шнайдера, С. Губайдулиной, А. Раскатова. Среди участников Фестиваля дирижеры Кент Нагано, Шарль Дютуа, Леонард Слаткин, Жан-Клод Казадезюс, Владимир Федосеев, Владимир Спиваков, меццо-сопрано Ольга Бородина, пианисты Рудольф Бухбиндер, Жан-Ив Тибоде, Даниил Трифонов, скрипачи Пинхас Цукерман, Дидье Локвуд, Джулиано Карминьола, Клара-Джуми Кан, виолончелисты Марио Брунелло, Миша Майский и многие другие. Важнейшее направление – работа с начинающими и молодыми музыкантами. Транссибирский Арт-Фестиваль высоко оценен Правительством России, его программы включены в культурную презентацию страны на международном уровне.

Арво Пярт родился 11 сентября 1935 года в Пайде. Он окончил Таллиннскую государственную консерваторию по классу композиции у Хейно Эллера и работал звукорежиссером на Эстонском радио. С конца 1960-х годов Пярт был композитором-фрилансером.

Как авангардный дух ранних работ Пярта, так и религиозный характер работ, завершенных в 1970-е годы, вызвали неоднозначную критику и вызвали ряд столкновений с властями в то время. В 1980 году семья Пяртов была вынуждена эмигрировать – сначала в Вену, затем в Берлин, где они прожили почти 30 лет.

В 1984 году началось сотрудничество композитора с Манфредом Эйхером, основателем известной звукозаписывающей компании ECM. В том же году под эгидой ECM был выпущен авторский альбом Пярта «Tabula rasa», успех которого привлек к его творчеству слушателей по всему миру. Музыка Пярта быстро попала в репертуар известных оркестров и ансамблей, а оттуда и во многие пластинки.

В 2010 году Арво Пярт вернулся в Эстонию.

Как композитор Пярт привлек к себе внимание еще в 1960-х годах, когда стал одним из ведущих деятелей авангардной музыки как в Эстонии, так и во всем Советском Союзе. Многие из наиболее важных модернистских композиционных приемов 20-го века вошли здесь на музыкальную сцену благодаря произведениям Пярта, таким как «Некролог», «Вечный двигатель», «Pro et contra» и другие.

Драматический коллаж «Кредо», созданный в 1968 году, стал поворотным в его творчестве и жизни, после чего композитор отказался от использованных до сих пор композиционных приемов. Поиск нового звукового языка привел к творческому кризису Пярта, который длился восемь лет. За это время он обратился в православие, а также посвятил себя изучению григорианского песнопения, позднесредневековой полифонии и музыки эпохи Возрождения.

В 1976 году Пярт достиг своего первоначального музыкального языка, который он назвал tintinnabulum ( tintinnabulum – «колокольчик» на латыни). Первым произведением, написанным на новом звуковом языке, была небольшая пьеса для фортепиано для Алины (1976), за ней последовали Cantus in Memory of Benjamin Britten (1977), Fratres (1977), Tabula Rasa (1977), Mirror in the Mirror (1978) и много других произведений, которыми композитор сегодня наиболее известен.

Разнообразное творчество Арво Пярта включает оркестровую музыку, в том числе четыре симфонии, произведения для хора и оркестра, солистов и оркестра, хоровую музыку a cappella , камерную музыку и произведения для органа. Большинство из них основаны на литургических или других духовных текстах, таких как большие формы Passio (1982), Te Deum (1985), Miserere (1989/1992), Kanon pokajanen (1997) и Adam’s Lament (2010). ).

Мировая премьера на Транссибирском Арт-Фестивале

14 сентября в Государственном концертном зале имени А.М. Каца в Новосибирске состоится мировая премьера сочинения эстонского композитора Арво Пярта La Sindone («Плащаница») для скрипки с оркестром.

Сочинение La Sindone для скрипки и симфонического оркестра создано в 2019 году. В его основу легло одноименное оркестровое произведение, созданное в 2006 году по заказу Энцо Рестаньо для фестиваля MITO Settembre Musica в Турине. Три раздела одночастного произведения – своеобразного размышления о загадочной реликвии туринской плащаницы – символически связаны с последними событиями земной жизни Христа: распятием, погребением и воскресением. Сочинение посвящено Вадиму Репину, Андресу Мустонену и Энцо Рестаньо.

«Партнерство Вадима Репина и Андреса Мустонена дало мне импульс к свежему взгляду на это сочинение, который я попытался воплотить в новой версии, – рассказывает композитор. – Я высоко ценю и чуткую исполнительскую манеру Репина, и невероятную тщательность дирижера Андреса Мустонена, за которой наблюдаю все долгие годы нашего сотрудничества. Счастлив доверить им эту премьеру».

Премьеру – первый осенний фестивальный концерт в Новосибирске – представят Вадим Репин и Новосибирский академический симфонический оркестр под управлением Валентина Урюпина, закрывавшие мартовскую часть проекта. Исполнение La Sindone с Андресом Мустоненым состоится 25 сентября в Таллинне на концерте, посвященном 85-летнему юбилею композитора.

– Фестиваль открылся концертом вашего ансамбля Hortus Musicus под названием «Музыка третьего тысячелетия», почти все сочинения в нем были на духовные темы. Значит ли это, что для вас музыка будущего – исключительно духовная?

– Для меня не существует недуховной музыки, и это не вопрос текста. Да, есть литургическая музыка, но это другое; духовное сочинение – не значит религиозное. Но этим пользуются многие композиторы, тот же Пярт, который все время берет священные тексты, и выходит что? – Что музыканты уровнем пониже трепещут: он такой святой, у него святая музыка… Но подобные мысли надо выкинуть из головы. Музыкант должен сам наполнять музыку духовностью, делать все искренне, с любовью, тогда не будет стагнации.

– Сейчас постоянно говорят о растущей бездуховности общества, но Пярт по-прежнему остается одним из самых исполняемых композиторов.

– Во-первых, он начинал в то время, когда в мире происходил духовный перелом, и была острая потребность в таком искусстве. Выросло целое поколение, и это искусство стало нормой. Во-вторых, общество мало думает о религии, только по большим церковным праздникам все вспоминают о Боге и начинается «Господи-помилуй, Господи-помилуй». А нет праздника, нет и «Господи-помилуй». Вот и музыка Пярта нужна для контраста внешнему миру. Люди нуждаются в чем-то особенном, в мистицизме. Я хорошо помню, как 40 лет назад все это начиналось: самое главное, чтоб концерт был в темном месте, свечи, тихие звуки и… все были довольны! Вообще это такой философско-духовный нью-эйдж, но если Арво Пярту сказать, что его музыка – нью-эйдж, он с ума сойдет.

В-третьих, не скажу, что Пярт пишет просто, но внешне это простой текст. Сравните мессу Стравинского, мессу Баха и мессу Пярта! Поэтому Пярт так популярен среди самодеятельных и церковных хоров, а их же миллионы! Для них Пярт – золотая жила, его музыка так красиво звучит на службе в церкви. Но попробуйте перенести эти церковные ансамбли из собора в концертный зал – это катастрофа, потому что качества нет, а есть флюиды. Вот это точно нью-эйдж!

– 1 октября в соборе святых Петра и Павла под вашим управлением состоится российская премьера «Страстей» Пярта. Что это за сочинение?

– На сегодняшний день по системе tintinnabuli, которую придумал Пярт, написано много произведений, а когда в 1982-м создавались «Страсти», каждая нота была уникальна. Все ценили Прокофьева, Шостаковича, на западе – Мессиана, Штокхаузена, Булеза, и вдруг приходит Пярт со своими трезвучиями. Почти эстрадный композитор! А в «Страстях» он скорее близок к Шютцу. У Баха пассионы другие, там есть человеческая эмоция, поэтому их все любят. А Пярт точно идет за текстом.

– Чем отличаются «Страсти» от других сочинений Пярта на канонические тексты?

– Искать отличия здесь неправильно, это единая система. Раньше каждая композиция Пярта была уникальна: «Pro et contra», «Третья симфония» – ни у кого ничего подобного нет. Но когда начала складываться система tintinnabuli, появилось много похожих пьес. И здесь нет ничего плохого. Стравинский как-то сказал, что Вивальди достаточно было бы написать один инструментальный концерт, потому что все остальные 350 – его повторения. Но он ошибся: концерты Вивальди все хотят слушать, а вот со Стравинским тяжелее.

– Пярт прошел большой духовный путь, вы долго живете в тесной связи с его музыкой. А человек, который просто пришел на концерт и всего этого не знает, что сможет воспринять?

– Я думаю, если бы люди по-настоящему поняли музыку Пярта, мир стал бы другим. Но они не понимают, а видят только внешний пласт.

– Да, раньше люди знали духовные тексты, с которыми связано большинство сочинений Пярта, а сейчас просто не понимают, о чем это.

– Конечно, нет. Но они воспринимают саму музыку, а это немало; ведь послушать пение в церкви, даже не понимая текста, уже хорошо.

– Но для Пярта текст очень важен.

– Давайте оставим текст композитору, который был им инспирирован, а слушатель получает столько, сколько может. Максимум, что могут полностью понять люди – песня «Yesterday», потому что там все ясно. В ней есть что-то, что идет напрямую к каждому из нас. Это шикарно! Это самая гениальная музыка, написанная в ХХ веке! И Пярт тоже гениален, он говорит очень многим, хотя и не всем. Но массовые течения – тоже плохо. Вот была коммунистическая партия, она давала команду, все бежали и делали, хотя не верили и не хотели. Или когда Уилсон поставил «Плач Адама» Пярта, на премьере были в основном люди, которые ничего не понимают в искусстве. Просто теперь это гламурный тренд, и они сами таковым его сделали.

– В Москве сейчас широко отмечают 50-летие митрополита Илариона, он пишет музыку и тоже «Страсти» сочинил. Его играют лучшие оркестры, собираются полные залы – правда, есть подозрение, что слушатели там тоже мало что понимают в искусстве. Просто теперь у нас такой тренд.

– А, понимаю. Но это ложь и духовная проституция. Но что мы можем сделать? А ничего. Такие явления в какой-то степени объективны, и на борьбу с ними не стоит тратить свою энергию.

– Так мы скоро вернемся к той ситуации, в которой начинал Пярт в 1970-е.

– Да, тогда это была революция, диссидентство, протест, потом стало мейнстримом. А теперь снова власти и священники нами управляют.

– Сейчас в России церковь очень тесно смыкается с властью.

– Я всю жизнь был связан с религией, пропагандировал ее, но соединять религию с властью и идеологией – абсолютно неприемлемо. С другой стороны, у России есть позитивный опыт царских времен, и люди думают, что так им будет лучше.

– В прошлом году вы выступали с оркестром консерватории, нынче в премьере занято много молодых музыкантов. Вам приходится объяснять им музыку Пярта?

– Лекции – не мое; я знаю, что силой своей личности могу добиваться того, чтоб звучало, как надо. Некоторые ищут образы, но музыкант ждет конкретных указаний. Вот и получается: ты говоришь о философии Шопенгауэра или цитируешь Августина, а второй фагот спрашивает – громче или тише?

– А что лично для вас важно при исполнении музыки Пярта?

– Его музыка внешне статична, прозрачна, но я знаю, что внутри нее заложена очень сильная драматургия. Это драматургия иного рода, чем у Мусоргского и Шостаковича, например. Но я ее просто чувствую. Сейчас мы не так близки с Арво, как прежде, он стареет, и я не всегда получаю от него необходимый импульс. Но во мне этот импульс жив, и я передаю его музыке.

– Пярт знает о московской премьере?

– Он знает обо всем, но ездит очень редко. Есть сложный момент: его музыка часто используется как фоновая, хорошо подходит для кино, и такое отношение сильно ранит Арво.

– Скажите несколько слов об эстонских композиторах, которых вы представляете на фестивале.

– Все они мои друзья, композиторы, чья музыка о чем-то мне говорит. Много лет я исполняю премьеры Софии Губайдулиной, Джона Тавенера, Кшиштофа Пендерецкого, а на фестивале «Зеркало в зеркале» мы делаем эстонскую программу. Ведь это чудо, что в маленькой стране так много композиторов. Вот в Швеции ни одного нет. Только ABBA. Кстати, «Vater unser» Пярта ABBA могла бы исполнять. Он посвятил это сочинение Папе Римскому, и пьеса расценивалась как какое-то достижение. Но это не так, достижение – совсем другие пьесы. Но поскольку у Пярта высокий статус, каждая его нота – ценность.

– Фестиваль «Зеркало в зеркале» появился одновременно с введением санкций на ввоз продуктов, в том числе из Эстонии…

– Нас можно привезти, мы не продукт!

– …но на этом фоне вы не чувствуете какую-то особую ответственность?

– Пожалуй, нет, я в Россию приезжаю постоянно и уверен, что наши страны принадлежат одному духовно-географическому пространству. Когда мои русские друзья долго живут в Эстонии, они не чувствуют себя там чужими, а я не чувствую себя чужим в России. И хотя я выступаю по всему миру, здесь я ощущаю себя внутри своего круга.

– У вас еще есть фестиваль в Тель-Авиве.

– Израиль – дом для всех, а не просто отдельное государство (кстати, неплохое). Иудея – это, как говорят, Holy Land. Правда, мне кажется, «holy» там не очень-то много, но там есть такая странная свобода, которой нет нигде. И там действительно есть ощущение, что Бог сидит прямо над тобой. Знаете местную шутку про мобильную связь? – в Израиле Богу позвонить дешево, потому что это domestic call.

– Вы всегда играли очень разную музыку. Насколько вам по-прежнему интересно все это?

– Я сам по себе интересный (смеется). И то, что я делаю, становится интересным.

– Ансамблю Hortus Musicus 45 лет. Что заставляло вас все время что-то искать и менять курс, ведь людям очень нравились, например, ваши средневековые программы.

– Каждый день – новый день, и в каждом сочинении ты должен открывать что-то новое, иначе начинается деградация. Повторение – death thing, мы же не в кино, где каждый сеанс фильм повторяется.

– Но надо обладать определенной смелостью, чтоб отказаться от гарантированного успеха.

– Эта проблема актуальнее в рок-музыке. Я как-то говорил с Миком Джаггером, который прославился с The Rolling Stones песнями типа «Honky Tonk Women». Потом они захотели делать что-то новое, а звукозаписывающие компании и фанаты хотели то, что The Rolling Stones исполняли 10-20-30 лет назад.

– Как с этим бороться?

– Там другое дело, там музыка – товар, ты должен продавать то, что пользуется спросом. Это материалистический мир, но это не значит, что он плох: там высококлассная музыка, шикарные музыканты, просто люди не ждут ничего особенного, они хотят то, к чему привыкли. Это даже не консерватизм, а жажда благополучия – чтоб у меня все было хорошо. А искусство не для этого, чтоб всем было хорошо. Искусство должно открывать людям духовный мир – не говорить, чтó есть истина, а просто открывать путь. Выход в другую реальность должен быть всегда: если ты не даешь публике что-то, чего у нее нет, уходи со сцены. Или давайте пригласим публику на сцену и просто поболтаем.