Возник вопрос: что играть вместо запрещенного к исполнению гимна? Стали думать о мелодии, которая в мире безусловно ассоциировалась бы с Россией. Поначалу в качестве такой мелодии была предложена «Катюша» —песня, написанная в 1938 композитором Матвеем Блантером на стихи Михаила Исаковского. С этим предложением 15 января 2021 выступила глава комиссии спортсменов Олимпийского комитета России фехтовальщица Софья Великая: «Это патриотическая и всем известная песня, ее знают в России и в мире. Еще ее очень любят дети. И, кстати, болельщики часто исполняют именно «Катюшу» на трибунах, поддерживая наши команды».

Тот же CAS взял паузу для размышления. Пауза затянулась. И тогда Союз конькобежцев России, накануне чемпионатов мира по скоростному бегу на коньках и шорт-треку (они прошли в феврале), предложил вариант с концертом Чайковского.

«ISU (Международный союз конькобежцев) сообщил нам, что мы можем выбрать музыкальную тему сами на согласование, — сообщила исполнительный директор Союза конькобежцев России Варвара Барышева. — Мы обсудили разные идеи <…>. Проконсультировались с командой.

Решили выбрать музыкальную тему из первого концерта Петра Ильича Чайковского, и ISU нам ее согласовал. Она будет звучать на награждении наших спортсменов на чемпионатах мира по конькобежному спорту и шорт-треку. Нам хотелось, чтобы музыка была торжественной, узнаваемой во всем мире и при этом отсылала к богатейшему культурному наследию нашей страны. <…> Мы сделали выбор в пользу классики, и вариант с Чайковским тут был, пожалуй, однозначным приоритетом. От первого концерта Чайковского идут мурашки».

«Концерт нерушимый»

Впервые тема Концерта Чайковского в качестве замены мелодии А. Александрова прозвучала 12 февраля в Херенвене (Нидерланды) на награждении конькобежки Ангелины Голиковой, чемпионки мира на дистанции 500 м.

Любопытно, что «микс» для награждения сделал не музыкант — трехкратный чемпион мира по конькам Денис Юсков: «У меня много хобби, — рассказал он. — Например, я занимаюсь музыкой. Возникла потребность в моей помощи, когда делали короткую версию для гимна. Нужно было уместить все в одну минуту. Мои руки даже недостойны касаться этого величайшего произведения, но я сделал версию — внес вклад в командную работу на чемпионате мира, можно сказать. Если серьезно, выбор музыки потрясающий. Слушали дома, сошлись во мнении, что это очень достойный выбор».

Эту же мелодию было решено использовать и на чемпионате мира по фигурному катанию (в конце марта в Стокгольме).

Тем временем ждали ответа по «Катюше». Ответ пришел 12 марта: «Катюшу» использовать нельзя. В комментарии CAS было сказано, что запрет распространяется «на любую песню, связанную с Россией или имеющую ссылки на нее, и это касается “Катюши”».

«Катюшу» запретили, хотя песня носит имя девушки, распространенное во всем мире (Катарина, Кэтрин, Кэт и др.). Запретили, хотя песня — о любви, с потешным ошибочным ударением на последнем слоге в слове «поплылИ». Запретили, хотя в ней ничего политического нет: ни текста, ни подтекста. И даже слова «Россия» нет, при том что во всем мире «Катюша» действительно ассоциируется с Россией. Правда, однако, и то, что слово «катюша» напоминает о самом мощном оружии Красной Армии во время войны. В песне есть слова об армии, «о дальнем пограничье», упоминается «боец» (красноармеец-пограничник), она входит в контекст самых популярных песен о войне, о победе (хоть и написана до войны). Все это, видимо, и отпугнуло тех, кто принимал решение.

Наше музыкальное всё

Тогда Олимпийским комитетом России и было официально принято решение о звучании начального фрагмента Первого фортепианного концерта П.И. Чайковского в честь российских олимпийских чемпионов в Токио и Пекине. А также чемпионов мира.

22 апреля это решение утвердил Международный олимпийский комитет (МОК).

Решение логичное. Чайковский — самый известный и любимый русский композитор в мире, занимающий место на музыкальном Олимпе рядом с Бахом, Моцартом, Бетховеном, Шопеном. А Первый фортепианный концерт входит в число наиболее популярных его сочинений, наряду с «Евгением Онегиным» и «Пиковой дамой», «Щелкунчиком» и «Лебединым озером», тремя последними симфониями и «Временами года». Первый концерт Чайковского — «наше всё» «нашего всего».

---

Благодаря Конкурсу Чайковского Первый концерт с конца 1950-х стал символом русской музыки и одним из музыкальных брендов России (хотя в те годы, когда конкурс зарождался, такого слова у нас еще не знали). Фактически он стал обязательным произведением в финальном туре у пианистов (его играли и играют 90% финалистов) и за 16 конкурсов звучал около 100 раз!

---

Только в абонементах Московской филармонии за последние 5 сезонов Концерт исполнялся около 20 раз. Это не считая внеабонементных концертов, гастролей, конкурсов. В сезоне 2021/2022 планируются 4 исполнения (солисты Б. Березовский, Д. Маслеев, Е. Мечетина, А. Ключко). Вариант беспроигрышный и для солистов, и для филармонии с точки зрения продажи билетов: если в программе Первый концерт Чайковского — будет аншлаг.

Но у каждой медали, пусть и золотой, есть обратная сторона. Конечно, Концерт Чайковского можно слушать и каждый день, но такое впечатление, что исполнителями он буквально измучен, изнасилован, превращен в пафосное действо для демонстрации технических возможностей. И многие детали музыкального текста, образы, оттенки чувств и переживаний тонкой и ранимой души великого художника, оказываются просто выхолощенными.

Рожденный в муках

Свой первый фортепианный концерт Чайковский написал быстро: в октябре 1874 родился замысел, к концу года был готов вариант для двух фортепиано, а в феврале 1875 — партитура. Впрочем, Чайковский был недоволен темпами работы. «Я теперь весь погружен в сочинение фортепианного концерта, — писал он брату Анатолию в 30 ноября (по н.ст.) — <…> дело идет туго и плохо. Я по принципу насилую себя и принуждаю свою голову измышлять фортепианные пассажи; в результате — порядочно расстроены нервы».

8 декабря он пишет другому брату — Модесту: «Я всей душой погряз в сочинении фортепианного концерта; дело продвигается — но очень плохо».

Конечно, в таких описаниях творческого процесса велика роль «вечной меланхолии» Чайковского, особенно осенне-зимней.

Петру Ильичу было особенно неприятно, что новое сочинение не оценили его близкие друзья. В начале 1878 он писал Н.Ф. фон Мекк:

«В декабре 1874 года я написал фортепианный концерт. Так как я не пианист, то мне необходимо было обратиться к специалисту-виртуозу, для того чтобы указать мне, что в техническом отношении неудобоисполнимо, неблагодарно, неэффектно и т. д. Мне нужен был строгий, но, вместе, дружественно расположенный ко мне критик только для этой внешней стороны моего сочинения. Не хочу вдаваться в подробности, не хочу разъяснять все антецеденты, чтоб не вдаваться в бездну мелких дрязг, но должен констатировать тот факт, что какой-то внутренний голос протестовал против выбора Рубинштейна в эти судьи механической стороны моего сочинения. Я знал, что он не удержится, чтобы при сем удобном случае не ПОСАМОДУРНИЧАТЬ. Тем не менее, он не только первый московский пианист, но и действительно превосходный пианист, и, зная заранее, что он будет глубоко оскорблен, узнавши, что я обошел его, я предложил ему прослушать концерт и сделать замечания насчет фортепианной партии. Это был канун рождества 1874 года. В этот вечер мы оба приглашены были на елку к Альбрехту, и Николай Григорьевич предложил мне до елки поместиться в одном из классов консерватории. Так мы и сделали. Я явился с своим манускриптом, а вслед за мной и Николай Григорьевич с Губертом. <…>

Я сыграл первую часть. Ни единого слова, ни единого замечания! Если бы Вы знали, какое глупое, невыносимое положение человека, когда он преподносит своему приятелю кушанье своего изделия, а тот ест и молчит! Ну, скажи хоть что-нибудь, хоть обругай дружески, но, ради бога, хоть одно сочувственное слово, хотя бы и не хвалебное. Рубинштейн приготавливал свои громы, а Губерт ждал, чтобы выяснилось положение и чтобы был повод пристать к той или другой стороне. А главное, я не нуждался в приговоре над художественной стороной. Мне нужны были замечания насчет техники виртуозной, фортепианной. Красноречивое молчание Рубинштейна имело очень знаменательное значение. Он как бы говорил мне: «Друг мой, могу ли я говорить о подробностях, когда мне самая суть противна!». Я вооружился терпением и сыграл до конца. Опять молчание. Я встал и спросил: «Ну что же?». Тогда из уст Николая Григорьевича полился поток речей, сначала тихий, потом все более и более переходивший в тон Юпитера-громовержца. Оказалось, что концерт мой никуда не годится, что играть его невозможно, что пассажи избиты, неуклюжи и так неловки, что их и поправлять нельзя, что как сочинение это плохо, пошло, что я то украл оттуда-то, а то оттуда-то, что есть только две-три страницы, которые можно оставить, а остальное нужно или бросить или совершенно переделать. «Вот, например, это, — ну, что это такое? (при этом указанное место исполняется в карикатуре). А это? Да разве это возможно!» — и т.д. и т.д. Я не могу передать Вам самого главного, т. е. ТОНА, с которым все это говорилось. Ну, словом, посторонний человек, попавший бы в эту комнату, мог подумать, что я — маниак, бездарный и ничего не смыслящий писака, пришедший к знаменитому музыканту приставать с своей дребеденью. Губерт, заметивши, что я упорно молчу, изумленный и пораженный, что человеку, написавшему уже очень много и преподающему в консерватории курс свободной композиции, делают такой выговор, произносят над ним такой презрительно-безапелляционный приговор, которого и ученику, сколько-нибудь способному, нельзя произнести, не просмотревши внимательно его задачи,— стал разъяснять суждение Николая Григорьевича и, не оспаривая его нисколько, лишь смягчать то, что его превосходительство выразил уж слишком бесцеремонно.

Я был не только удивлен, но и оскорблен всей этой сценой.

Я уже не мальчик, пытающий свои силы в композиции, я уже не нуждаюсь ни в чьих уроках, особенно выраженных так резко и недружественно. Я нуждаюсь и всегда буду нуждаться в дружеских замечаниях, но ничего похожего на дружеское замечание не было. Было огульное, решительное порицание, выраженное в таких выражениях и в такой форме, которые задели меня за живое. Я вышел молча из комнаты и пошел наверх. От волнения и злобы я ничего не мог сказать. Скоро явился Рубинштейн и, заметивши мое расстроенное состояние духа, позвал меня в одну из отдаленных комнат. Там он снова повторил мне, что мой концерт невозможен, и, указав мне на множество мест, требующих радикальной перемены, сказал, что если я к такому-то сроку переделаю концерт согласно его требованиям, то он удостоит меня чести исполнить мою вещь в своем концерте. «Я не переделаю ни одной ноты, — отвечал я ему, — и напечатаю его в том самом виде, в каком он находится теперь!». Так я и сделал».

Чайковский собирался посвятить Концерт Н. Рубинштейну, но после такого разговора об этом уже речи не было. И тогда Петр Ильич решил сделать посвящение немецкому пианисту и дирижеру Гансу фон Бюлову, который и сыграл мировую премьеру сочинения 25 октября 1875 в Бостоне (США) в сопровождении оркестра под управлением Бенджамина Ланга.

Через неделю, 1 ноября 1875, концерт был впервые исполнен в России (в Петербурге): солировал Густав Кросс, за пультом стоял Эдуард Направник. 3 декабря того же года состоялась московская премьера: сольную партию сыграл 19-летний Сергей Танеев, а дирижировал… Николай Рубинштейн, который пересмотрел свое отношение к этому сочинению и в дальнейшем сам не раз его исполнял.

Европейские меломаны впервые услышали концерт 12 марта 1876 в Лондоне (солист Эдуард Даннрейтер, дирижер Аугуст Маннс).

«Историю современного русского пианизма надо начинать с рождения Первого фортепианного концерта Чайковского, — писал спустя почти полвека Б.В. Асафьев, — где великий композитор по-русски, в условиях интенсивно возраставшей общей московской художественной культуры, обобщив лучшие завоевания тогдашнего Запада, создал русский симфонический пианистический стиль.

И вот, из огромного композиторского завоевания, чем является упомянутый фортепианный концерт, выросло художественное течение, составляющее главное, существенное свойство русско-московского пианизма,— его насыщенность творчеством, ощущениями творческого процесса и проявлением композиторской культуры, вопреки чистой виртуозности блестящего концертного стиля».

9 мая 1891 Первый концерт звучал на одном из инаугурационных концертов в честь открытия Карнеги-холла в Нью-Йорке, за пультом был автор, солистка Адель аус дер Оэ. Она же солировала 16 октября 1893 — в 1-м отделении концерта в Санкт-Петербурге; в тот вечер Чайковский дирижировал  последний раз в жизни (во втором отделении впервые исполнялась Шестая симфония). Через 9 дней он скончался.

Пять бемолей

Концерт № 1 написан в тональности си-бемоль минор, весьма редкой у Чайковского (можно вспомнить, пожалуй, только II часть 4-й симфонии). Собственно, си-бемоль минора в Концерте немного: главная партия I части (звучит дважды) и главная партия III части (звучит трижды). Обе темы взяты из украинского фольклора: напев украинских лирников (I часть) и песня «Выйди, выйди, Иваньку» (III часть). И еще в этой «темной» тональности начинается вступление: 4 такта призывных фанфар валторн, с последующей модуляцией в параллельный «светлый» ре-бемоль мажор, и появляется лирическая тема у скрипок и виолончелей. В ре-бемоль мажоре написана II часть Концерта. Но эта тональность также почти не встречается у Чайковского (один из немногих примеров — II часть Второго струнного квартета).

Поскольку тональность классического сонатно-симфонического цикла всегда определяется по главной партии I части, то тональность Первого концерта — си-бемоль минор. Научные редакторы АПСС П.И. Чайковского Полина Вайдман и Ада Айнбиндер в предисловии к изданию Концерта высказали предположение, что «выбор композитором столь редкой тональности b-moll, тональности трагической Второй фортепианной сонаты Ф. Шопена с похоронным маршем, дает основание думать о связи замысла этого сочинения Чайковского с какими-то его личными переживаниями, драматическими ситуациями частной жизни».

Три редакции

Известны несколько редакций Концерта. Первая, авторская, вскоре после премьеры (как отмечала П. Вайдман — примерно через полгода) плавно перетекла во вторую, в которой сам Чайковский, прислушиваясь к советам исполнителей (Танеева, Н. Рубинштейна и других), вносил некоторые коррективы в фортепианную партию. Что логично, ибо Петр Ильич, не будучи профессиональным пианистом, писал для рояля «неудобно», и советы более искушенных коллег были вполне уместны. Вторая редакция сформировалась к концу 1870-х гг.

А вот третья редакция содержит принципиальные отличия. Ее сделал Александр Зилоти незадолго до смерти Чайковского. Петр Ильич не испытывал восторга по этому поводу и даже в одном из писем назвал Зилоти «неопытным дураком», но обещал подумать над предложенными изменениями. Однако сделать этого не успел.

Какие же изменения внес Зилоти? Они касаются купюры в финале, некоторых вариантов оркестровки и фразировки, а главное — трактовки начальной темы вступления. В авторских редакциях аккорды фортепиано звучат скромно, в виде арпеджио, в сравнительно небольшом диапазоне (от большой до 3-й октавы), негромко (всего лишь f), как лирический «перебор струн», на фоне которого рассказчик (быть может, былинный Боян или Садко, или лирник) начинает  свое повествование.

---

«Первый концерт в общеизвестном виде — это не та музыка, которую писал Чайковский. Совсем другая образная сфера. Вместо тяжелых аккордов фортепиано у него все начиналось с арпеджио и звучало как зачин большого рассказа» (П. Вайдман).

---

«Раздавить оркестр…»

В версии Зилоти на первый план выходит эффектный, бравурно-виртуозный стиль, помпезный ампир, с «заколачиванием» аккордов ff, как гвоздей, по всему диапазону рояля (от ре-бемоль контроктавы до фа 4-й). Это не соответствует авторскому замыслу, но после смерти Чайковского Зилоти издал эту редакцию, с его «с легких рук» она утвердилась в качестве основной, стала всемирно популярной и почти на 100-летие вытеснила авторские версии.

Но вот что говорили знаменитые пианисты прошлого (цит.www. tchaikov.ru)

«Некоторые исполнители концерта, особенно на Западе, видят в нем лишь произведение с эффектными виртуозными возможностями. А внешний блеск и виртуозничество чужды как всему творческому облику Чайковского, так и лирико-романтическому стилю концерта. И молодые пианисты — особенно студенты консерваторий — должны это помнить!» (Лев Оборин)

«Преобладание виртуозно-бравурной трактовки этого сочинения с добавлением внешней театральности, совершенно не соответствующей характеру этой музыки, стало весьма заметным в исполнении концерта молодыми пианистам». (Алексей Наседкин)

«Вступление надо играть торжественно, просто, величаво, но избегать чрезмерной мощности звучания. Один мой ученик с восторгом говорил о зарубежном пианисте, который так сыграл начало, словно стремился раздавить оркестр…» (Яков Флиер)

Лишь в конце ХХ века некоторые пианисты (например, Лазарь Берман) обратились к авторской редакции. В год 175-летия Чайковского (оно отмечалось в 2015) вышли первые тома Академического Полного собрания сочинений композитора, со всеми редакциями Концерта № 1, в том числе авторскими. Теперь их играют многие.

Но только не Денис Мацуев.

Чайковский, Мацуев и Колобок

Как только МОК утвердил тему из Концерта Чайковского, президент Олимпийского комитета России Станислав Поздняков сообщил, что «ведется работа с известным пианистом Денисом Мацуевым над фрагментом из Концерта для фортепиано с оркестром № 1 Петра Чайковского».

«В настоящий момент работаем с Мацуевым, чтобы концерт Чайковского более цельно играл во время церемонии награждения. Работа ведется. Всемирное антидопинговое агентство проводит мониторинг, участвует в процессе согласования всех этих вещей», — сказал Поздняков.

А вот что сказал Д. Мацуев «Я за концерт Чайковского, его знает каждый человек, и в Японии, где я был более 70 раз, музыка Чайковского звучит везде — начиная от вокзалов и отелей. Я, как человек, сыгравший более 500 раз эту гениальную музыку, ее поддерживаю». Также он отметил, что дает 280 концертов в год, и в 40-50 из них играет Первый концерт Чайковского.

Американский журналист Филипп Херш написал в соцсетях: «Ирония этого события (утверждения темы Концерта Чайковского вместо гимна России. — «МО») меня поразила. Страна с отталкивающими антигомосексуальными законами и институционализированной гомофобией празднует свои спортивные успехи музыкой гения, который был геем» (цит. www.sports.ru)

Ну и что? Как сказал В.В. Путин, «Чайковского мы любим не за это».

А в ходе «Прямой линии» 30 июня президент, отвечая на вопрос о трех художественных произведениях, которые впечатлили его больше всего и повлияли на него, ответил: «Война и мир» Льва Николаевича Толстого, Первый концерт Чайковского для фортепиано с оркестром и «Колобок».

---

Так почему бы не предложить тему Концерта Чайковского в качестве нового гимна России? Правда, для этого нужно сочинить к нему стихи. Жаль, С.В. Михалкова уже нет в живых. Но может быть, его сыновья или внуки напишут?

---

Куда же без Дениса?

Как только МОК утвердил тему из Концерта Чайковского, президент  Олимпийского комитета России Станислав Поздняков сообщил, что «ведется работа с известным пианистом Денисом Мацуевым над фрагментом из Концерта для фортепиано с оркестром № 1 Петра Чайковского».

«В настоящий момент работаем с Мацуевым, чтобы концерт Чайковского более цельно играл во время церемонии награждения. Работа ведется. Всемирное антидопинговое агентство проводит мониторинг, участвует в процессе согласования всех этих вещей», — сказал Поздняков.

А вот что сказал Д. Мацуев «Я за концерт Чайковского, его знает каждый человек, и в Японии, где я был более 70 раз, музыка Чайковского звучит везде — начиная от вокзалов и отелей. Я, как человек, сыгравший более 500 раз эту гениальную музыку, ее поддерживаю». Также он отметил, что дает 280 концертов в год, и в 40-50 из них играет Первый концерт Чайковского.

Как устроен новый «гимн России»

Фрагмент, выбранный в качестве замены российскому гимну, звучит около минуты (примерно 54–55 секунд). В нем 24 такта. В основной теме у струнных, начинающейся в 7-м такте из-за такта — 71 звук. Форма — период из двух предложений повторного строения (8+8 тактов): с классической масштабно-тематической структурой дробления с суммированием во 2-м предложении, кульминацией в точке «золотого сечения» со всеми ее признаками (отклонением в параллельный минор, прерванной каденцией, ритмическим дроблением и замыканием).

Предыдущие варианты, звучавшие на чемпионатах мира по конькам и фигурному катанию, были сделаны недостаточно профессионально: в частности, финальный увод музыки. К Олимпиаде наверняка подготовлен правильный вариант. Каким он будет — услышим.

P.S.

Американский журналист Филипп Херш написал в соцсетях: «Ирония этого события (утверждения темы Концерта Чайковского вместо гимна России. — «МО») меня поразила. Страна с отталкивающими антигомосексуальными законами и институционализированной гомофобией празднует свои спортивные успехи музыкой гения, который был геем» (цит. www.sports.ru)

Ну и что? Как сказал В.В. Путин, «Чайковского мы любим не за это».

Первый концерт Чайковского я играю всю жизнь. Это сочинение связано в моей душе с образом моего отца, Владимира Николаевича Гаврилова, художника, получившего признание во время хрущевской оттепели. Я вспоминаю его хранящуюся в Третьяковской Галерее картину «Свежий день». На ней изображена девушка в белой юбке, платочке и желтой короткой кофточке. Девушка стоит в лодке. С озера – ей в спину – дует свежий ветер. Девушка смеется, радуется. И мне хочется радоваться, когда я играю первый концерт. Радоваться чудесной музыке и скорбеть о безвременно ушедшем отце. Перед отъездом отца на выставку его друга в Твери в 1970 году (там папа умер скоропостижно, 47 лет от роду), я обещал ему выучить этот концерт за неделю. Он тогда рассмеялся и сказал: «Не думаю, что это реально». Свежий, сладкий, мелодический ветер жизни, дующий прямо через сердце – такова музыка первого концерта Чайковского. 35 лет я играл этот концерт так – беззаботно, радостно, с восторгом. Упиваясь красотой созвучий, отдаваясь им. В то же время я ощущал, что что-то в ткани этой музыки – далеко не все так светло и радостно, как на пьяной русской масленице, что музыка Чайковского возвращает нас к чему-то колоссальному, добиблейскому, что на фоне гимнов радости и полноты бытия в этой музыке проскальзывают ужасы и срывы, слышатся страхи, угадывается мучительная внутренняя борьба, открываются не только лазурные перспективы, но и провалы во тьму.

Я много раз думал о первом концерте, он часто звучал во мне, приходил ко мне и заполнял меня. Подолгу не отпускал. Однажды, эта чудесная музыка взорвала мое сознание. Как будто в дзен-буддистском озарении, мне открылись «шифры» этого замечательного произведения. С тех пор я играю этот концерт иначе. Не все, к сожалению, можно сформулировать словами. Как известно, музыка начинается там, где слова теряют свою силу.

Первый концерт – это космос Чайковского, его Книга Бытия. В интродукции Чайковский представляет сотворение мира.

Могучие удары валторн – это дни, акты творения. Это слова Творца, это Его голос. Его пульсация. Трубы архангелов. Зов праотцов. Мощный крик пророков. Продолжает дело творения – кузнец-демиург, пианист. Он выковывает своим гармоническим молотком вселенную из хаоса. Вокруг него вращаются облака мелодической Славы Господней.

Сотворение мира композитор показывает нам с позиции Создателя, Чайковский не смотрит на эту сцену, не слышит ее, он сам творит. Не как продолжатель творения, как Бог. Необыкновенная популярность вступления концерта связана с тем, что композитор написал музыку такой мощи и красоты, что люди, даже не понимающие, «о чем» повествует эта музыка, «что» это такое, подчиняются воле автора. Внимают творению, восхищаются им.

Начало первого концерта – самая известная музыка на планете. За всю свою жизнь я не встретил ни одного человека, который не знал бы этого мотива – от крестьянина до короля. Задача исполнителя – сыграть интродукцию так, чтобы публика ощутила всем своим естеством сотворение мира как великое торжество и таинство. Сколько бы раз ни исполнял тот или иной музыкант это произведение, каждый раз он должен быть во время выступления демиургом, создателем вселенной. Тогда вступление не прозвучит ни вульгарно, ни помпезно, ни легкомысленно-вальсообразно. Не прозвучит и ложно-патриотически, отвратительно державно или тривиально-националистически. Не Россию для русских творил Бог и с ним Петр Ильич Чайковский, а мир! Тьму и свет. Воду и землю. Воздух и огонь.

Растения, зверей, рыб, человека. Народы земные. Таков охват начала этого концерта. Вселенский, космический охват. И в тоже время – начиная с главной партии первой части, музыка первого концерта – это личные переживания композитора. Чайковский, музыкальный гений, был человеком чрезвычайно чувствительным, ранимым. Его гомосексуализм, с которым он долго боролся, как с постыдным грехом, с трудом совмещался с нравами и понятиями общества того времени, со средой, в которой ему пришлось жить. Чайковский чувствовал себя в середине семидесятых годов девятнадцатого века как человек, смотрящий в глубокий провал. Жизнь «вне провала», однако, угнетала его. Он боялся отдаться своей чувственной природе – броситься в пропасть. Боялся «разбиться» на ее дне. Его ждала дружеская Голгофа – «суд чести». Этот же суд над самим собой проходил в душе композитора всю его сознательную жизнь. О своих мучениях Чайковский писал не раз в своих дневниках и письмах братьям. Страдания композитора нашли отражение в первой части концерта, с одной стороны наполненной любовью к жизни, а с другой – пронизанной ужасом перед ее реальностью и своей судьбой. Таков Чайковский – он все время находится между ужасом и восхищением. Между кошмаром реальности и упоением ею.

Первый концерт написан Чайковским еще в то время, когда он из последних сил подвергал себя чудовищному насилию, чтобы окончательно не прослыть «бугром» (активным педерастом) и хоть как-то соответствовать образу «нормального человека» тогдашнего общества. В 1876 году он даже женился. К концу семидесятых годов он уже «жил в провале». Жил в согласии с тем, что генетически предопределила природа. Но в начале девяностых – Чайковский все-таки «разбился». То ли добровольно, то ли с помощью холеры. Главная партия концерта, не случайно позаимствованная из грустной старинной песни бродячих слепых музыкантов, как бы несет в себе смертельную хрупкость Чайковского. Его отторженность, его надмирность. Его печаль. Побочная партия являет другую сторону его личности – нежную, любовную привязанность к земной жизни. Показав в главной и побочной партиях две движущие силы своей души, Петр Ильич музыкально пророчествует о том, что его ждет. Он воссоздает роковое стечение обстоятельств, которое в будущем приведет его к гибели. Начиная с первого концерта, тема неумолимого рока присутствует практически во всех симфонических произведениях Чайковского. В первой части концерта фатум манифестируют беспощадные тромбоны и мрачные фаготы. В конце разработки Чайковский воспроизводит диалог своего лирического героя (фортепиано) с силами судьбы (оркестр). Герой молит о спасении. Эти же мольба и трепет человека перед фатумом отображены и в сольной каденции. Начиная с «Allegro con spirito» исполнители играют обычно первую часть концерта в неверных темпах. Это приводит чаще всего к разрушению всей музыкальной архитектуры произведения. Как найти правильный темп аллегро?

В побочной партии указано – «tempo primo». Очевидно, однако, что побочная партия должна исполняться неторопливо и с любовью. «Tempo primo» относится, конечно же, к главной партии, а не к теме вступления. «Tempo primo» побочной партии должно быть в одинаковом темпе с главной партией «Allegro con spirito». Тогда сойдутся концы с концами. Обычно же «Allegro con spirito» исполняется в полтора, в два раза быстрее, чем надо. И фа-минорные oктавы в кульминации кажутся абсурдно быстрыми, а они должны исполняться в темпе без замедления. Если же темп навран изначально, то все произведение, естественно, приобретает карикатурные формы, лишается логики и рассыпается. Побочная же партия «poco meno mosso» обычно играется слишком медленно. Только после такой ревизии темпов становится ясно, какую глубокую, волшебную музыку написал Петр Ильич.Только в правильных темпах появляется возможность интонировать каждую ноту с бережностью и нежностью, достойной Чайковского. Во второй части концерта уже видны наброски к «Евгению Онегину». Умиротворенные картины русской природы, деревни, помещичьи усадьбы. «Выстрел» в репризе наводит мысли о дуэли Ленского и Онегина. Короткий речитатив фортепиано напоминает бормотание Онегина: «Убит, убит…» Тут же появляются музыкальные образы, чем-то напоминающие будущие темы из «Пиковой дамы». Французская песенка – бред или воспоминание старухи о танцах с французскими аристократами. Финал концерта оптимистичен. Композитор отходит и от Библии, и от собственных проблем, и целиком отдается экстатическому малороссийскому празднику. В финале концерта в музыке простираются рождественские волшебные ландшафты, танцуют герои раннего Гоголя, веселится мир. Первая тема знаменует собой «мужское» начало – это знаменитая песня «Выйди, Иваньку». Побочная партия манифестирует «женское» начало, пластику и негу малороссийских красавиц и юных красавцев.

В конце, перед кодой, по музыкальному небу первого концерта летит кузнец Вакула верхом на черте в Петербург к царице за черевичками для своей красавицы Оксаны. Экстатический этот полет заканчивается грохотом падения. Вакула приземляется во дворце, вокруг него танцуют полонез роскошно одетые вельможи, апофеоз этой сцены – торжественное появление Екатерины Великой.