Юрий Посохов представил свою версию «Щелкунчика» в МАМТе. Известный российский, а ныне американский хореограф ранее ставил спектакли преимущественно в Большом театре, где на заре юности до отъезда на Запад танцевал заглавные партии. Избирательность была вызвана тем, что Посохов большую часть своего времени работал в Америке, хотя в 2009 у него состоялась премьера балета «Медея» в Пермском театре оперы и балета, а в 2016 он стал хореографом-постановщиком мюзикла Эдуарда Артемьева «Преступление и наказание» (режиссер Андрон Кончаловский) в московском «Театре мюзикла».

Когда директором МАМТа был назначен Антон Гетьман, он сделал Посохову козырное предложение, от которого трудно отказаться: поставить нового «Щелкунчика». Версии «Щелкунчиков» обновляются нечасто. В том же Большом более полувека идет версия Юрия Григоровича, и никаких разговоров о новых авторских версиях хита не ведется. У хореографа как раз созрела идея постановки сюжетного балета-сказки для всей семьи. Гетьман вскоре из театра ушел, но подписанные контракты и заложенное под постановку время у Посохова остались, поэтому в МАМТе осень прошла под знаком подготовки к зимнему балету.

Важно, что в команде Посохова — именитая американская художница по костюмам Сандра Вудалл, которая «одевала» его «Золушку» в Большом театре в 2006 и некоторые балеты в Америке, остальные участники постановки — местные. Оформить спектакль позвали московскую художницу Полину Бахтину, которая ранее работала в основном в драматическом театре. Отсюда, видимо, и проблемы с местом для танцев на сцене, возникшие в новом «Щелкунчике».

Тайная страсть Маши Штальбаум

Посохов не пошел по пути интерпретации музыки Чайковского, не задумался над тем, что «Щелкунчик» является частью диптиха и имеет общие корни с оперой «Иоланта». Тревожный психологический конфликт, заложенный в партитуре, он вынес за рамки своего балета осознанно, предлагая зрителям сосредоточиться на нейтральных или радостных эпизодах балета, упрощая параллельно и страшную сюжетную коллизию Гофмана, и сладенький пересказ Дюма. Также хореограф отказался от популярного на Западе балетного плана, где игровые эпизоды и незамысловатые танцы достаются молодой танцовщице (Мари, Маша), а сложные танцевальные номера «уходят» техничной балерине (Фея Драже).

Тема Конфитюренбурга (города сластей) и его обитателей (Кофе, Фисташки, Шоколад и др.) в новый балет не вошла. Придуманная Посоховым героиня любит рассматривать книги и мечтать. В мечтах она уносится к звездам, как когда-то Золушка из одноименного балета Прокофьева в интерпретации этого же хореографа, путешествует по астрологическому небу, изучает созвездия северного и южного полушарий. У Золушки и у Маши есть наставник: в первом случае это Сказочник, во втором Дроссельмейер. Романтический герой «Щелкунчика» и «Золушки» — это не принц-воин или принц-наследник миллионного состояния, а просто хороший человек, с которым героини находят общие интересы. Впрочем, доказывать свою преданность девушкам хорошему человеку надлежит только через изысканную пластику, поэтому мужские партии в обоих балетах насыщены танцами, но не наполнены серьезным драматическим содержанием. Сюжет вертится вокруг мечтательных героинь и их сказочных наставников.

Танцы как книжные иллюстрации

Поскольку Посохов рассказывает свою историю как книжное путешествие, Полина Бахтина предложила разместить на внушительной своими размерами сцене МАМТ не менее внушительный макет книги с переворачивающимися страницами (вспомним огромные шкафы в «Золушке», которые изготовил в Большом театральный архитектор и исследователь неба Ханс Дитер Шааль).

Зрелище получилось эффектное: во время Вальса цветов и танцев разных стран анимированные растения оживали на страницах книги, сама книга словно висела в открытом космосе, и через отверстие в книжке-раскладушке зрители рассматривали плывущие небесные светила (целая команда художников успешно потрудилась над этими спецэффектами).

Чудесам анимации были противопоставлены натуралистичные меховые мыши, катящиеся по сцене на животах-скейтбордах и напугавшие сидящих в партере детей. Двигаться всем, включая недружественных мышей, было трудно: надо было постоянно лавировать между коробкообразными страницами волшебной книги.

Прощай, оружие!

Не пользуясь ничьими находками в плане интерпретации (здесь не растет елка, героиню-подростка не мучают страхи, идущие от полового созревания, у нее нет детской травмы, брата-абьюзера, папы — отца орды или мамы-крокодила), Посохов пишет вполне линейный сюжет о девушке-мечтательнице. Важно, что в ее мечтах нет места бойне, драке, сражению, лязгу оружия. Каким именно образом Щелкунчик-принц побеждает стаю мышей — остается за кадром. Бывает же такое во сне, когда один эпизод истории не присутствует, а Маша у Посохова как раз засыпает и видит сон: уродливый подарочный орехокол из шкафа превращается в молодого человека приятной наружности, изгоняет мышей и едет с героиней в турне по континентам. (Поразительно, что одновременно с «Щелкунчиком» в МАМТе хореограф Данил Салимбаев выпустил в Чебоксарах «Ромео и Джульетту», полностью вытравив из истории колющие и режущие предметы, а рыцарский бал решив как показ агрессивных ренессансных мод.)

Посохов пересочинил все танцы, пользуясь исключительно авторским хореографическим «словарем», представляющим собой сплав комбинаций неоклассики, драмбалета в баланчиновском изводе, цирковой акробатики а ля Лопухов. Формально он двигался по сценарному плану Чайковского, но к темповым особенностям танцев (вальсы, марш, галоп, гросфатер) не прислушался, а главное — не оформил несколько танцев подряд в дивертисмент. В итоге придуманных новых танцев было много: особенно поразил пропагандирующий семейные ценности танец французских курочки, петушка и цыплят, но в сюиту танцев, оторванную от глобального сюжета, они, увы, не сложились.

Для главных героев Посохов создал оригинальные па де де, с которыми блестяще справляются виртуозная прима Оксана Кардаш и экстравагантная дива Ксения Шевцова. В этих наитруднейших финальных па де де герои как бы рассказывают друг другу о себе — без страха и без оглядки на светское общество: тема, пришедшая из «Золушки», когда герои танцуют средь шумного бала так, словно они одни на целом свете. Это самые сильные эпизоды нового балета, требующие от исполнителей смелости и отваги.

Фантазийные танцы достались Дроссельмейру, которого в первом и главном составе танцует балетный худрук Максим Севагин (он же постоянно присутствует на сцене, чтобы переворачивать страницы книги). Но в целом, когда нет истории с гофмановской подоплекой и строгого чередования танцев и танцевальных сцен, которые «прописал» Чайковский, «Щелкунчик» растворяется в бессмыслице красивых декораций. Бриллиантовые перезвоны челесты, которую Чайковский первым предъявил русской аудитории, посылающие важнейшие трагические знаки от композитора, бессмысленно тают в радостной феерии. Посохов вроде бы сочинил новый балет, но говорить об авторской версии не приходится. Однако важно то, что хореографы, постановщики, художники, все артисты изо всех сил хотят сказать слова о мире во всем мире.