С точки зрения специалистов: Михаил Хохлов, Фридрих Липс, Надежда Аверина, Александр Марченко, Борис Петрушанский, Дмитрий Ситковецкий

Творческие встречи на VII конференции директоров музыкальных конкурсов России
С точки зрения специалистов: Михаил Хохлов, Фридрих Липс, Надежда Аверина, Александр Марченко, Борис Петрушанский, Дмитрий Ситковецкий

Важнейшие акценты современного конкурсного движения расставили в своих выступлениях на VII Конференции директоров музыкальных конкурсов известные музыканты и педагоги, ведущие специалисты конкурсного дела, члены Совета АМКР.

Их выступления можно рассматривать как мастер-классы по вопросам, касающимся организации и проведения конкурсов: по разным специальностям, в различных возрастных группах, особенностям репертуара и многим другим.

Проблемы, которые поднимались в выступлениях приглашенных гостей Конференции, характерны для организаторов фактически любого музыкального состязания.

Михаил ХОХЛОВ
Конкурсы в турпакете

«Все мы понимаем, что участие в конкурсе имеет много направлений, и не всегда это участие приводит к результатам, которые ожидаешь. Я имею в виду не распределение премий, а в первую очередь честность. На любом конкурсе люди рассчитывают на открытость и честность. Но так бывает не всегда.

Второй вопрос. Не все конкурсы, в которых участвуют дети и подростки, равнозначны. Но сертификаты, которые привозят педагоги, должны учитываться в равной степени. Сегодня появились конкурсы-однодневки. Мы условно называем их «туристическими» конкурсами. Их проводят Ассоциации, связанные не с музыкой, а с туризмом. Через сферу детского творчества эти туристические ассоциации заманивают в свои турпоездки взрослых с детьми, предлагая по ходу осмотра достопримечательностей Италии или Кипра проведение музыкального конкурса. Туристические компании понимают, что родители обычно берут детей на отдых, так почему бы не совместить это с проведением какого-то конкурса, ведь многие дети занимаются музыкой? Вы покупаете тур, отдыхаете, а еще ваш ребенок выступает пять минут, и вам дают диплом. На этих конкурсах может быть, например, 8 гран-при, 12 первых премий, 20 вторых, 40 третьих. Там есть вступительный взнос, который входит в турпакет. Это сейчас один из самых успешных бизнесов. Есть «олимпийские игры», есть Гран-при Европы, Гран-при мира, которые проходят в разных странах. Они абсолютно обесценены. К счастью, учебные заведения и аттестационные комиссии начинают дифференцировать конкурсы и за многие из них не аттестуют.

Третья проблема — родители, которые хотят сегодня получить славу, иногда и средства к дальнейшему существованию, поскольку считают, что их ребенок уже может выйти не просто на сцену и получить цветы, но и определенную, в том числе и финансовую поддержку, привилегии и т.д.».

Мы живем в эпоху YouTube

«Мы говорим об интернете как о способе получения лауреатских званий и признаем, что это не отвечает тем принципам развития, которыми мы руководствуемся, обучая наших детей. Но мы ничего не говорим о YouTube, а он совершенно перевернул сознание юного музыканта — участника конкурса. Вплоть до того, что сегодня мы можем наблюдать некоторые конкурсы в прямом эфире. И, сидя у экрана, следить за продвижением того или иного конкурсанта к премии, анализировать. Или наоборот, “отматывая” назад выступления победителей в предыдущих турах — подсмотреть, подслушать, как они играли те или иные произведения, понять, в каком направлении нужно работать, и использовать это для своего дальнейшего участия на конкурсах.»

Конкурсам — быть!

«В свое время участие, а тем более победы в конкурсах определяли уровень и планку высокого профессионализма, за которым следовало предложение работы. Сегодня обладатель лауреатских званий никакой работы может не получить, эти звания не гарантируют ему абсолютно ничего. Воспитание личности — вообще вещь ничем не измеримая. Невозможно ни линейкой, ни весами измерить то, как педагог подготовил того или иного участника. Но в профессиональном обучении конкурсы все-таки определяют многое. Выиграл человек конкурс или не выиграл — есть пища для сравнений.

А если речь идет о воспитании ребенка, который профессионально не занимается музыкой? Детей, которые занимаются искусством, относительно всех остальных — 6 %. Из них профессионалами, которые могут «выстрелить» на международном уровне, становятся 0,01 %. Они тоже проходят отборы, их тоже кто-то учит, продвигает, за что получает какие-то преференции.

Творческий отбор происходит по определенному регламенту, будь это конкурс имени Чайковского, конкурс на поступление в Гнесинскую школу или районную ДМШ. Другого порядка еще не придумали. Все равно это конкурс. Я думаю, что это правильный способ отбора. Если нет конкурса, то нет и развития. Но мы должны следить, чтобы конкурсы были чистыми во всех смыслах, чтобы они не были «однодневками», туристическими, когда на них просто зарабатывают деньги, когда они перестают быть творческим состязанием и не стимулируют детей к занятиям искусством и росту личности.

Судить детей, еще не состоявшихся как личность — особая вещь. Тот, кто судит, должен не только понимать, правильно ли сыграны текст или ритм, и знать детский репертуар. Он должен увидеть перспективу этого ребенка. А как он может определить по сегодняшней игре, что будет с этим ребенком через 10 лет, если у него нет вообще опыта общения с детьми? Значит, он руководствуется какими-то другими критериями. Может быть, вполне искренними, но далекими от истины.»

Как воспитать личность?

«Но есть большой и больной вопрос: какова связь между участием в конкурсе и индивидуальностью музыканта? Это же полная противоположность! Любой конкурс нивелирует личность, индивидуальность. С одной стороны, нужно очень хорошо, чисто, быстро играть этюды, сонаты Бетховена, прелюдии и фуги Баха, крупные романтические произведения, концерты с оркестром.

С другой стороны, если вы сыграете чересчур индивидуально, члены жюри, которые имеют представление о том, как это сочинение играли в последние 40 лет, поставят вам на балл ниже, и вы не получите первую премию. Если вы сыграете ровно так, как им это представлялось всегда, вы тоже не получите первую премию, потому что не выявили свою собственную индивидуальность. А если вы сыграете чуть-чуть интереснее — вот это “чуть-чуть” и определяет сегодня победителей конкурса.»

Фридрих ЛИПС
Фестивали вместо конкурсов?

«Уинстон Черчилль сказал однажды: “Демократия — худшая форма правления до тех пор, пока вы не сравните ее с остальными”. То же самое и с конкурсами. Может быть, это не лучший способ выявления талантов. Но где другие?

Да, много минусов. Во-первых, очень трудно участвовать в конкурсах людям с утонченной нервной системой. Они могут сорваться. Сорвешься — может появиться боязнь сцены.

Во-вторых, конкурсы, где массово вручаются дипломы — это не те конкурсы, о которых мы сегодня должны говорить; это, скорее, некая субкультура. Педагогам музыкальных школ, учебных заведений нужны дипломы лауреатов их учеников для того, чтобы они получали новую категорию, повышение в зарплате и т.д.

Вместе с тем я не отрицал бы полезность и этих конкурсов, потому в процессе подготовки к каждому следующему конкурсу ученик так или иначе растет. Но бывает, что студенты вузов переезжают с конкурса на конкурс с одной и той же программой. В этом случае учебный процесс практически останавливается, ведь они не успевают выучить новые произведения. Это колоссальный тормоз в развитии музыканта.

Тем не менее, необходимо признать, что лучшего способа выявлять талантливых ребят не придумано. Хотя есть музыканты, добившиеся своим талантом всемирного признания и без участия в конкурсах. Например, Евгений Кисин.

Я уже давно предлагаю: конкурсы надо заменять фестивалями. Фестивальное движение привлечет и новых участников, и лауреатов предыдущих лет. Почему-то члены жюри обязательно должны выйти на сцену и сыграть в рамках конкурса или фестиваля. Зачем? Почему бы на эти деньги не пригласить лауреатов прошлых конкурсов? Пусть играет следующее поколение. Зачем каждый раз одним и тем же профессорам выходить на сцену?»

Не бояться нового

«Недавно в РАМ им. Гнесиных был интересный проект, который предложил нам Александр Фисейский, профессор, зав. кафедрой органа: конкурс на лучшее исполнение музыки барокко на баяне и аккордеоне. Мы думали, что коллеги раскритикуют нас. И что вы думаете? Они были совершенно в восторге от того, как наши ребята подготовились. И Фисейскому органная музыка на баяне очень понравилась. А член жюри Александр Майкапар сказал: “Мне ни одной минуты не было скучно!” Поэтому, мне кажется, нельзя бояться брать новые произведения, новые направления, только так можно расширить репертуар.»

О конкурсах для ансамблей

«Конкурсов для солистов полно, особенно детских. А вот ансамблевых катастрофически не хватает. Ансамбль — это объединяющее музицирование. И, может быть, более зрелищное, чем сольное. Поэтому необходимо организовывать конкурсы для ансамблей с различными составами.»

Надежда АВЕРИНА
Конкурс как искусство

«Сейчас полная свобода: каждая школа вправе организовать конкурс и назвать его городским, международным, всероссийским. Это плохо. Когда конкурс превращается в чисто формальное соревнование за получение бумажки, это совершенно далеко от искусства. Конкурсы, безусловно, нужны, но высококлассного уровня, чтобы они выявляли таланты и давали верные творческие ориентиры: вот это хорошо, это — искусство.

Конкурсы нужны не только педагогам. Для исполнителей, для коллективов это возможность выйти на сцену, выступить перед публикой. К сожалению, у нас не так много таких возможностей, не так много залов, куда публика придет тебя послушать. А на конкурсе ты можешь показать свою работу публично. Для детей, например, важно, что они не замыкаются сами в себе, а еще и несут что-то публике. Для большинства дать большой концерт — очень сложная задача. А вот выступить с небольшой программой на конкурсе — реально. И это тоже один из факторов столь бурного развития конкурсного движения в России.»

Слово о хоре

«Я хормейстер, а хор — это, в общем-то, непрофессиональное обучение детей в музыкальных школах. Это немного другой ракурс и другая специфика. Но все-таки и для хора конкурс — понятие обязательное, он в любом случае должен быть профессиональным, даже если в нем принимают участие любители. Должна быть высокая планка, высокие требования, к которым должны стремиться и любители.

В качестве примера хочу привести Европейскую хоровую Ассоциацию. Эта организация объединяет шестерку самых знаменитых конкурсов, которые проводятся во Франции, Болгарии, Италии, Венгрии, Словении, Испании, а их победители разыгрывают Гран-при Европы. В этих конкурсах участвуют исключительно любительские хоры. Но уровень этих состязаний просто потрясающий. На них нельзя попасть без специального видеоотбора. На каждом конкурсе — свои требования. Например, в Дебрецене (Венгрия), где мы в 2016 взяли Гран-при — самый известный конкурс современной хоровой музыки. Причем только a cappella, а это самое сложное для хора. Каждый конкурс проводится в нескольких категориях: смешанный, камерный, детский, женский, мужской хоры, все на равных. А на заключительном концерте-прослушивании из победителей всех категорий выбирается обладатель Гран-при, лучший из лучших.

Мы получили Гран-при в Дебрецене 3 года назад, а через год по правилам, гран-призеры всех 6 конкурсов встречаются в одном из этих мест и соревнуются за Гран-при Европы. И 1 ноября 2017 мы участвовали в таком конкурсе в испанском городе Толосе. Причем участвовали и профессиональные коллективы, хоры консерваторий, взрослые хоры из Франции, Латвии, Индонезии, Филиппин, где хоровое искусство сейчас просто процветает. Вот такой уровень. И мы в борьбе за Гран-при Европы опередили их всех!»

Александр МАРЧЕНКО
Конкурсы ради дипломов

«За последние лет 15 количество конкурсов возросло необычайно. Здесь, по-моему, две основные причины. Во-первых, участие в серьезном конкурсе много дает музыканту для его дальнейшего профессионального продвижения, карьеры. И второе — педагоги проходят аттестацию и на заседании Аттестационной комиссии представляют документы о том, что подготовили столько-то лауреатов различных конкурсов. Как правило, это конкурсы 2-го, 3-го, а то и 4-го разряда. Но это уже не важно. Чем больше лауреатов он подготовил, тем выше его реноме. А уж звание лауреата международного конкурса для ребенка и для педагога очень важно. Но при таком количестве конкурсов понятие “лауреат конкурса” просто девальвируется. Поэтому в афишах уже нигде не пишут “лауреат конкурсов”, пишут просто имя.

Когда к нам в школу поступают ребята, скажем, в 5–6 класс, некоторые приносят толстенную пачку дипломов лауреатов конкурсов. Но мы их даже не смотрим. Количество побед на конкурсах не гарантирует поступление ребенка в школу. Главное — послушать его и понять, насколько он талантлив.»

Бизнес или искусство?

«На мой взгляд, можно конкурсы разделить на три группы: есть конкурсы профессиональные, скажем, те, что в нашей Ассоциации; есть конкурсы любительские, их огромное количество; и есть конкурсы коммерческие. Сейчас очень распространены интернет-конкурсы, онлайн-прослушивания. Никуда не надо ездить. Десять минут музыки записал, разослал по всем конкурсам и получил десять дипломов лауреата первой премии на разных конкурсах. И это делается за деньги родителей. Это тешит тщеславие родителей, что, безусловно, ощущается; педагог заинтересован, чтобы показать ученика. Но в интернет-конкурсах никто нигде не выступает, ребенок не приобретает опыта. Все абсолютно просто: направил, получил бумагу, никого не слышишь, ни с кем не общаешься, но ты лауреат конкурса. Это бизнес, понимаете? Бизнес, построенный на эксплуатации детского таланта. И в котором, кстати, активно участвуют программы телевидения.»

О пользе и вреде конкурсов

«Все определяет мера. Ведь и яд может быть полезен, а может убить, в зависимости от меры. Вот и здесь так.

Конкурс — это хорошо. Участие в конкурсе позволяет выявить те качества, которые есть у музыканта, или понять, что каких-то качеств у него нет. Я бы разделил конкурсы на три группы: профессиональные, любительские и коммерческие, но в условиях этих конкурсов записано одно и то же: выявление и поддержка талантливых музыкантов. Это декларация в чистом виде. Выписать диплом лауреата — какое же это выявление таланта? Музыкант проявляется не на конкурсах и воспитывается не на конкурсах. Это же не грибы: пошли в лес, собрали хорошие, а плохие выбросили. Воспитание музыканта — это колоссальный труд педагога, родителей, самого ребенка, и сумма еще многих обстоятельств. Вот где формируется музыкант!»

Борис ПЕТРУШАНСКИЙ
В последнюю ночь

«Мои впечатления носят двоякий характер. Во-первых, для меня это небольшое дежавю, потому что 49 лет назад я сам принимал участие в этом конкурсе. 49 лет — чудовищная цифра. Поэтому я сочувствую участникам, но не сострадаю. Они сами этого захотели. Как сказано у Вольтера: «Ты этого хотел, Жорж Данден». Нам пришлось отслушать по видео 267 человек, каждого по полчаса. Это была совершеннейшая вакханалия, полное сумасшествие. 133 с половиной часа. С 7 утра до 12 ночи. По дороге, в поезде, на ходу и так далее.

Все было ужасно сжато. Мы просили, чтобы дедлайн был 15 марта, и больше не продлевали. Но все-таки сделали сначала до 1 апреля, а потом в связи с нехваткой конкурсантов по другим специальностям продлили до 5 апреля. И вот 4 апреля было 120–130 человек — это нормально, а в последнюю ночь обрушилось еще человек 150! Их надо было отслушивать, это было довольно мучительно…»

Интернет правит бал

«Было совершенно очевидно, что при таком невероятном наплыве претендентов без какого-то видео-отбора или отбора по документам не обойтись. На прошлом конкурсе Чайковского было “живое” прослушивание, и прошло 36 человек вместо запланированных 30. В этот раз все было сокращено до 24 человек, но в последнюю минуту Валерий Абисалович сказал, что будет 25, и мы “дослушивали” еще четверых, наиболее близких к проходному баллу, из которых выбрали одного. Но мы абсолютно убедились, что видео не имеет ничего общего с живыми прослушиваниями. Когда смотришь по Medici — ничего общего с тем, что слышишь в зале. Даже если вы играете на очень плохом рояле, вы можете так поставить микрофоны, что рояль будет звучать изумительно. И надо сказать, что для организации конкурсов эти вещи крайне важны, потому что когда вы так слушаете — в общем, звучит очень мило, красиво, какое-то такое кантабильное звучание, а на самом-то деле смотришь — а пальчиками он не добирает ничего, все поверху. Значит, это все “микрофонное легато”. И это потом слышно даже в такой акустике, как в Большом зале консерватории.

Конечно, нервы так страшно напряжены, что представить себе невозможно. Большой зал консерватории, где каждая по’ра штукатурки пропитана великой музыкой. Вы имеете дело с выдающимися произведениями музыкального искусства, вы выступаете перед жюри. Конечно, нужно иметь не стальные, а молибденовые нервы для того, чтобы это все выдержать. И они все выдерживают. В этот омут нырнули люди с высоким уровнем осознания того, что они делают. Все они были подготовлены просто зверски. Но, повторяю, нужно проводить живые прослушивания.»

«Я был фраппирован!»

«Я был несколько фраппирован, неприятно удивлен, когда услышал в программе одного из конкурсантов плетневские транскрипции Чайковского. Если вы играете одну оригинальную пьесу Чайковского, то потом можете делать все, что угодно, но все же оригинальное произведение должно быть в программе. Более того, я бы даже посоветовал все-таки уточнить масштаб пьесы Чайковского, потому что один “орел”, который не прошел на конкурс, играл, кажется, «Болезнь куклы» из «Детского альбома» и Сонату Листа: это, по-моему, издевательство. Смотрите, какой я гениальный и замечательный, а Чайковский ну так. Другой сделал наоборот: просто играл Большую сонату Чайковского, одно сочинение на полчаса.»

Ненужный элемент

«Исключение из второго тура конкурса Чайковского сочинений современных композиторов мне кажется правомерным. Когда-то мы все их учили, на нашем конкурсе в 1970 обязательным произведением была “Токката” Ряэтса, на первом — все играли “Рондо” Кабалевского…

Сейчас это уже ненужно. Объясню, почему. Обязательное произведение выявляет только одно свойство — умение быстро выучить его наизусть. Кому-то это ничего не стоит, кому-то дается тяжело, но все забывают его на следующий день, даже если это потрясающая музыка. Оно не обогащает репертуар. Разве что некоторые возят его с конкурса на конкурс — играют там, где нужно сочинение современного автора. Я не отрицаю ценности ни вышеперечисленных сочинений, ни того, которое было написано Щедриным для одного из последних конкурсов. Но потом все равно играют “Крейслериану”, сонату Листа, сонаты Прокофьева, Скрябина и т.д. И по ним судят об игре участника, а обязательное сочинение забывают. Кроме того, теряется 6–7 минут из предусмотренного хронометража.»

О результатах

«Результаты бывают очень странные. Иногда думаешь: черт возьми, прожил всю жизнь, а так ничего и не понял в музыке. Ну как же так — этот получил премию, а этот нет? Но, к сожалению, это условия игры, потому что у всех свои предпочтения: кому-то нравится поп, кому-то попадья, кому-то попова дочка.

С другой стороны, бывают неровные исполнения: человек совершенно гениально играет Чайковского, так, что слезы текут; потом он играет сонату Моцарта, и думаешь: да, вот как-то… если бы к лицу этого… да немножко вульгарности от того…

Будет ли он давать слушателю пищу для ума и сердца? И какую пищу? Она может быть и вкусная, и привлекательная, но вредная от избытка жиров, холестерина или еще чего-то. Съел с удовольствием, а потом: «Ой, что-то мне нехорошо стало…»

Дмитрий СИТКОВЕЦКИЙ
Олимпийские игры

«Конкурс Чайковского — практически музыкальная олимпиада, здесь проходят соревнования сразу по 4, а сейчас и по 5 дисциплинам. Все самые известные конкурсы, с большой историей, проводятся одновременно не более чем по 1-2 специальностям. Шопеновский — по фортепиано. Брюссель — один год скрипка, один год фортепиано, один год пение, сейчас они ввели виолончель. В Монреале то же самое. ARD в Мюнхене — две специальности, максимум три. Здесь же объединены все вместе.»

Опасный конкурс

«В этот раз была заявка от одной девочки, которая блистательно играла на конкурсе в Индианаполисе, мы дали ей там вторую премию. Поэтому я не стал ее слушать. А потом выяснилось, что она не прошла. Оказалось, что запись была неудачной. Но я считаю: слава богу, что она не приехала. Я ей сказал: “Дорогая моя, Вам нужен конкурс Чайковского — но только к концу конкурсного возраста, пусть это будет Ваш последний конкурс. А сейчас, в 17, это не нужно”. Даже если бы она его выиграла, ну и что? Концертного репертуара еще нет, психика некрепкая, сама она еще неопытная, “необъезженная”.

Конкурс Чайковского в этом отношении очень опасен. Это трудное испытание, и некоторые зрелые, казалось бы, скрипачи, лауреаты, на первом туре сыграли блистательно, на втором уже не так, а на третьем тоже не так, как от них ждали. Но что было особенно приятно на первом туре: многие раскрывались от присутствия публики, потому что это давало тот самый необходимый “третий элемент”, который составляет основу успешное исполнение. Три элемента — это композитор, исполнитель и публика. Ведь мы играем не куда-то в космос, а для вас, чтобы вас это задело.»

Скрипка — аутсайдер?

«У скрипачей дела сейчас обстоят хуже, чем у пианистов и виолончелистов. Не знаю, почему, но это факт. Потому что есть хорошие педагоги, очень успешные, и есть очень талантливые дети, но с поколением 20-30-летних — проблема. Кто сейчас особенно знаменит из скрипачей? Те, кому за 30, около 40? Хилари Хан, Мидори, Жанин Янсен, Лиза Батиашвили… Максиму Венгерову уже 44 года, Вадику Репину 47, это уже другое поколение. 20-летних такого уровня я не вижу. Честно говоря, их просто нет. Поэтому сейчас все надеются, что конкурс Чайковского, или конкурс Елизаветы, или в Индианаполисе откроют новые таланты. Есть очень талантливые ребята, они побеждают, но в концертном плане они не выдерживают.

Но я считаю, что все равно надо приезжать сюда, где есть канал “Medici”. Например, прошлый конкурс не назвал лауреата первой премии, но ярко проявила себя замечательная скрипачка Клара Джуми Кан. Она до этого уже имела две большие премии — в Индианаполисе и в Ганновере, но карьера у нее по разным причинам не шла. После конкурса Чайковского все пошло лучше, несмотря на четвертую премию. Ее услышали, она стала играть с известными музыкантами, и именно благодаря этому конкурсу. И, может быть, благодаря тому, что она не выиграла его.»

О вундеркиндах

«Скрипка — инструмент трудный, он таким был всегда. И во времена Крейслера и Хейфеца. Есть объективные вещи, которые меня поражают в хорошем смысле. Я восхищаюсь, например, тем, что сейчас маленькие девочки без всякого труда играют безумно трудные сочинения, “Последнюю розу лета”, к примеру. В свое время, в 50-х годах, это играл только мой папа (выдающийся скрипач Юлиан Ситковецкий — «МО»), и все думали, что это нечто сверхъестественное. Потом играл Гидон Кремер. Были считанные люди, которые могли бы это сыграть. А сейчас 17-летние дети играют, даже не потея, причем абсолютно идеально. Это потрясающие девочки!

Но не только виртуозные сочинения, но и фугу Баха до-мажор играли в свое время считанные люди. Я переиграл и дважды записал все сонаты и партиты Баха и знаю, как это трудно. А здесь, на конкурсе, играли феноменально! У одной просто шелковая рука, другая играла немножко иначе. Но такое впечатление, что они даже не знают, как это трудно.

Но останутся ли они на концертной сцене — это большой вопрос. Потому что такие вундеркинды часто не успевали вырасти, не успевали набраться впечатления и образования: ни музыкального, ни общего. Никто ничего не читает, никто ничего не знает. Их все время толкают на концерты, они целыми днями занимаются на инструменте. Это все равно, что маленького актера заставить выучить все слова роли Гамлета. Он выучит, но не будет понимать, о чем он говорит. Он все скажет, а смысл в этом какой? В своем возрасте он не может, да и не должен это знать. Так же и с концертом Бетховена — они сыграют все ноты, это будет, конечно, цирк: вот маленькая пигалица играет концерт Бетховена. Но зачем это сейчас им нужно?

Многое идет, к сожалению, от близорукости их педагогов. Потому что они смотрят на своих педагогов, как я смотрел и все мы смотрели на Юрия Исаевича Янкелевича, на Давида Федоровича Ойстраха: как на непререкаемый авторитет. Нас держали, образно говоря, на хлебе и воде. Концерт Мендельсона я сыграл в 16 лет. А сейчас все его играют в 8. А ведь это поздний концерт одного из самых гениальных композиторов всех времен, написанный за 3 года до смерти. Очень драматичное сочинение. Но они об этом не знают, и это им простительно. А вот педагогам, которые тоже об этом не знают — нет!

Я не преподаю, но ко мне иногда приходят играть какие-то действительно выдающиеся таланты. Однажды пришла совершенно феноменальная девочка. Она потрясающе играла фантазию на темы «Фауста». Но вот я ей задаю совершенно другие вопросы по сравнению с теми, которые задает ей ее педагог: “Скажи мне, пожалуйста, ты, конечно, знаешь историю Фауста? А вообще кто его написал?” Композитора она еще знала, все-таки там написано — Гуно. Я спрашиваю: “Ты оперу слышала? Ты вообще знаешь, что ты играешь, какие это темы? Это ария Валентина, это ария Маргариты, это дуэт”. Ноль. Она никогда не слышала оперу «Фауст». Я говорю: “Как же ты можешь рассказывать нам истории на скрипке и петь песни, петь арии? Ты не знаешь даже, откуда ноги растут”. И я виню не ее, я виню ее педагога, потому что то, что я ей сказал, было ей совершенно неизвестно. Конечно, рядом сидела мама, она все записывала. Девочка сильно прибавила с тех пор. Они же все впитывают как губки, но надо в них это вложить.»

Экскурс в историю

«Я всегда мечтал, чтобы система конкурсов перешла, насколько возможно, в какой-то музыкальный форум. Но, к сожалению, публика заточена на соревнование, ей это страшно нравится. Это не такая уж новая идея. Паганини в свое время выступал против лучших скрипачей своего времени, они вызывали его на поединок, как тяжеловесы в наши дни вызывают друг друга на бой. А победителя определяла публика. Баллы не ставили. Побеждал тот, кто имел больший успех у публики. Так что идея конкурса была заложена, очевидно, гораздо раньше, чем в XX веке.

Есть интересная история. Александр Зилоти был единственным, кто учился у двух великих пианистов — Антона Рубинштейна и Ференца Листа. Он слышал, как Рубинштейн играл «Аппассионату», и однажды рассказал об этом Листу. Тот тут же сел за рояль и тоже сыграл «Аппассионату». То есть даже на этом уровне, двух титанов, самых гениальных пианистов XIX века, тоже было соревнование, пусть и заочное.

Но в жизни далеко не все должны одинаково хорошо играть весь репертуар. Есть люди, которые не лучшим образом играют Баха, а кто-то не может сыграть концерт Моцарта или Чайковского. Тогда не приезжайте на конкурсе Чайковского.»

Себя показать

«Главное на конкурсе — чтобы участник показал себя с самой лучшей стороны. Конечно, сегодня количество конкурсов отчасти девальвирует их смысл и значение, и число первых премий — не всегда повод для серьезных предложений. С другой стороны, какие еще возможности проявить себя есть у молодых? По большому счету, никаких. Но есть фестивали, и директоры этих фестивалей приглашаются в жюри. У нас в жюри их двое: Мартин Энгстрем (Вербье) и Михаэль Хефлигер (Люцерн). И если им кто-то понравится, даже из тех, кто не стал лауреатом, они могут пригласить на свой фестиваль. Это важно и это правильно, потому что жюри — не последняя инстанция.

Расскажу еще одну историю. В 2014, опять же в Индианаполисе, играла совершенно феноменальная 16-летняя девочка из Японии. Было ясно, что это талант, бриллиант, а ее не пропустили на третий тур. В жюри сидели мои друзья и коллеги. Некоторые были на моей стороне, но их было недостаточно, и она не прошла. Хотя, на мой взгляд, рядом с ней поставить было некого. И я сказал: “Через 4 года она останется единственной, кто будет на сцене”. Так и произошло. После этого она выиграла еще два конкурса. Знаете, когда она только выходила на сцену и даже еще не сыграла ни одной ноты, мы уже не могли отвести глаз. Вот эта энергия, интенсивность, внутреннее горение — это ведь очень важно для любого таланта. Человек может забыть ноты, перепутать текст, что-то может не получиться, не в этом дело. Есть искра — вот это самое главное.»

МО

Фото Дмитрий Лилеев, Александр Палиев

читайте также