Венцом его карьеры была позиция (уникальная для кого-либо из артистов того времени!), которая в нынешней иерархии, пожалуй, определяется сочетанием нескольких функций и должностей: советник по иностранным делам, советник по особым поручениям, личный помощник. С воцарением на престоле Карла III (1759) Фаринелли вышел в отставку и вернулся на Родину, в Италию; до самой смерти он жил в Болонье.

«Фаринелли…» — пятая книга Барбье, вышедшая в петербургском Издательстве Ивана Лимбаха; три из них посвящены кастратам. Помимо указанной, это «Искусство кастратов» (ориг. 1989, перевод 2006), «Празднества в Неаполе: театр, музыка и кастраты» в XVIII веке (ориг. 2012, перевод 2018). Еще две книги Барбье, представленные Издательством Ивана Лимбаха, — «Венеция Вивальди» (ориг. 2002, перевод 2016) и «Полина Виардо» (ориг. 2009, перевод 2017).

Видимо, подобный альянс издательства с иноязычным автором — исключительное явление в современной России, и выбор автора нужно признать удачей. Книги Барбье сочетают академическую фундаментальность с очарованием подлинной беллетристики.

Перевод выполнил сложившийся тандем Сергей Райский — Ирина Морозова. В 2018 их перевод книги Барбье «Празднества в Неаполе: театр, музыка и кастраты в XVIII веке» был удостоен престижной премии Мориса Ваксмахера (в номинации «Гуманитарные науки»; одна из трех ежегодных литературных премий, учрежденных Посольством Франции в Российской Федерации в 1996).

Московская презентация книги «Фаринелли. Величайший кастрат эпохи Просвещения» прошла 4 декабря 2021 на Международной ярмарке интеллектуальной литературы (non/fiction) в Гостином дворе; она была организована Издательством Ивана Лимбаха при поддержке Французского института при Посольстве Франции в России. Модератором дискуссии стал Михаил Сегельман. Предлагаемое интервью — своеобразный дайджест: в него вошли как фрагменты встречи, так и беседа в формате «один на один» по ее окончании.

«Моя цель — взять читателя за руку…»

МО | Очевидно, что музыка барокко, в частности искусство кастратов — один из ваших главных научных тем. Можно ли считать «Фаринелли…» частью своеобразного триптиха? Когда и почему вас это увлекло?

ПБ | Вы правы, только это не триптих. Есть еще книга «Дом итальянцев. Кастраты в Версале», просто на русский она не переводилась (издана в 1998 —М.С.). Изначально эта эпоха не входила в сферу моих интересов. Тема дипломной работы была связана с музыкой Россини, диссертацию доктора музыки я писал по творчеству Гаспаро Спонтини. Моим учителем, человеком, в огромной степени повлиявшим на меня, был Доминик Фернандес (1929; писатель, литературный критик, член Французской академии, лауреат Гонкуровской премии). В свое время его роман «Порпорино, или тайны Неаполя», фактически, открыл Франции искусство кастратов (опубл. в 1974; премия Медичи 1976 — М.С.). Я некоторое время работал под его руководством, и мне захотелось продолжить исследование этой эпохи и культуры, но уже в другом жанре.

В той или иной степени, Фернандес участвовал в судьбе всех моих книг. Первая из них называлась «Жизнь оперы в эпоху Бальзака и Россини» (1987). Дальше — важное уточнение: я изначально являюсь специалистом в области итальянского языка и культуры, и франко-итальянские связи для меня очень важны. Изучая музыку этого периода, я заинтересовался искусством кастратов, а через них — музыкой барокко. Постепенно ниточка с иголочкой нашли друг друга. Сначала была книга «История кастратов», потом — «Дом итальянцев». Это реальный дом, в котором жили итальянские кастраты, певшие в Версале со времен Людовика XIV, — он до сих пор так и называется. Ну а потом я, естественно, заинтересовался и Фаринелли.

МО | Одна из проблем так называемого популярного музыкознания — в некой необязательности: красиво, иногда очень привлекательно, но беспредметно. Все ваши книги явно адресованы непрофессионалам, но корпус (цитаты, источники, списки литературы) соответствует академическим требованиям. Насколько это сочетание для вас важно?

ПБ | То, о чем вы сказали, уже 30 лет является моей основной целью: кропотливая работа с документами, которая должна в конечном счете привести к результату, — но он предназначен не специалистам, а обычным читателям. Моя цель — взять читателя за руку и повести его в XVIII или XIX столетие, рассказать ему историю. Мне повезло в жизни: я много путешествовал. И я посетил все места, о которых говорю или пишу, будь то города Италии, Франции или, скажем, Санкт-Петербург.

МО | Какими источниками вы пользовались?

ПБ | Еще в пору создания «Истории кастратов» я много работал в архивах, пытался найти любую доступную информацию о 70–80 кастратах XVII–XVIII века. Я написал во многие архивы, были отклики. В какой-то момент мне повезло: обнаружились и стали достоянием гласности 68 писем Фаринелли своему покровителю графу Сичино Пеполи, и я, вероятно, был первым человеком, получившим доступ к этим документам. Эти письма открыли мне характер Фаринелли, его скромность, его страдания от одиночества, отсутствия семьи и детей. Из этих же писем стало понятно, что Фаринелли был дважды влюблен, но каждый раз платонически. Кстати, это отличает нашего героя от большинства кастратов того времени. Те еще были донжуаны! Ведь кастраты были очень чувственны, интересны, и связь с ними, по понятным причинам, не предполагала ненужных последствий.

«Фаринелли отчасти напоминает Марию Каллас…»

МО | В России интерес к искусству кастратов особенно ярко вспыхнул после известного фильма Жерара Корбьо «Фаринелли-кастрат» (1994). Этот фильм — ровесник вашей книги. Насколько он правдоподобен, как вы к нему относитесь?

ПБ | Честно скажу — критически. Но сначала подчеркну достоинства: красота кадра, красота контекста, некая попытка исторической реконструкции. Но при этом — фикция, абсолютная выдумка, и это меня смущает, а иногда и раздражает. Ничего от XVIII века в фильме нет, как нет и главных событий жизни Фаринелли, сути его личности?

МО | А какова она, эта суть? Каковы главные акценты вашей книги?

ПБ | Фаринелли, при всем своем артистическом величии, при всей своей славе, был очень скромным и щедрым человеком. Часто мы представляем себе певцов достаточно капризными, — но это было совсем не про него! Безумно интересен его социальный подъем: он происходил их достаточно скромной семьи (он был из так называемых «дворян мантии», получивших титул за гражданскую службу» — М.С.). Ну а дальше — его влияние на умы и сердца: я бы сравнил Фаринелли с Полиной Виардо в XIX веке и Марией Каллас — в XX.

МО | В чем, по вашему мнению, прежде всего состоит феномен кастратов, — уникальном сочетании инфантильных связок и мужских легких, методике обучения?

ПБ | В конце XVI века Римская католическая церковь занялась поиском идеала. Им оказался женский голос в мужском теле, — ведь женщинам было запрещено петь. Нельзя забывать, что этот феномен зародился в лоне церкви, но опера увидела его возможности. Ну а дальше — то, что многие знают: сама по себе операция проводилась на мальчиках 8–11 лет, результатом было сочетание инфантильных связок и мужских легких, о котором вы говорите. А дальше — как в жизни: многие становились рядовыми певцами, и лишь некоторые — звездами. Фаринелли был исключителен во всех отношениях: голос необычайной красоты и ровности, с диапазоном в три октавы.

МО | Тем не менее Фаринелли был далеко не единственной суперзвездой среди кастратов. Почему именно он стал символом века?

ПБ | В нем соединяются исключительные качества многих кастратов. Да, у него был феноменальный голос. Кстати, он был довольно средним актером. Это компенсировалось способностью слышать людей, находить к ним подход. Очень важный момент — происхождение: как я говорил, Фаринелли был одним из очень немногих кастратов-дворян (пусть и небогатых). Образование и широчайший кругозор позволяли ему легко завязывать знакомства, и часто он становился посредником и между людьми, и между дворами. Парадоксально, но Фаринелли не до конца верил в свой успех: он считал, что его нужно заслужить в каждом выступлении. Это сомнение в самом себе — очень ценное качество артиста, и я снова вспоминаю Марию Каллас.

Обращу внимание на важнейший эпизод жизни Фаринелли, — когда его призвал испанский двор. Как известно, король Филипп V долгие годы страдал тяжелейшим нервным расстройством. Всё изменил приезд Фаринелли: каждый вечер 10 лет он пел для короля, и это был один из первых примеров музыкотерапии, — музыки, которая спасает человека.

И, наконец, еще один исключительный факт: после смерти Филиппа V Фаринелли не покинул Испанию, он фактически стал членом королевской семьи, выполнял немало деликатных поручений, сыграл огромную роль в судьбе страны.

МО | В вашей книге акцентировано символичное совпадение: вслед за эстетической смертью культуры кастратов была уничтожена, стерта и память о Фаринелли. Не сохранилось место его упокоения, разрушен дом, где он жил, разграблено наследство. Как это стало возможным?

ПБ | Действительно, от Фаринелли не осталось практически ничего материального. Последние годы жизни он провел в Болонье. И так случилось, что не сохранилось ни место его последнего упокоения, ни особняк в Болонье. Особняк относился к объектам культурного наследия, и тем не менее владельцы участка предпочли постепенно довести этот дом до разрушения. Это случилось уже после Второй мировой войны, в 1949. А особняк Фаринелли в Аранхуэесе сгорел три года назад.

«В контратенорах привлекает андрогинность…»

МО | Сегодня наследниками кастратов отчасти объявляют себя контратеноры: они тоже поют и мужские, и женские партии в барочном репертуаре. Чтение ваших книг, в которых феномен детально описан с физиологической, вокальной точки зрения, заставляет воспринимать контратеноров, мягко говоря, несколько критичнее. Как вы относитесь к этой стороне современной музыкальной культуры, к моде на контратеноров?

ПБ | Начну с того, что в XVII–XVIII веках голос кастратов воспринимался как совершенно естественное явление (я уже говорил, почему). А мужчина, поющий фальцетом, как естественное явление не воспринимался. Сегодня женщина, поющая партии кастратов, имеющая диапазон в три октавы, — тоже естественная ситуация. В таком случае им приходится «травестироваться», принимать мужское обличие. У контратеноров нет того богатства красок, которые дает развитый женский голос, но есть андрогинность. Мужчина, выглядящий как мужчина и поющий женским голосом, — это привлекает!

МО | Кто из сегодняшних исполнителей барочной музыки вам наиболее интересен?

ПБ | В первую очередь, упомяну такие женские голоса, как Чечилия Бартоли и Анне Софи фон Оттер. Конечно, замечательный контратенор, мой друг Филипп Жарусски. А самые высокие партии — те, которые сегодня недоступны большинству контратеноров и которые под силу только женщинам, —исполняет аргентинский контратенор Франко Фаджоли. Кстати, если вы ищете что-то особенное, могу порекомендовать один из дисков Чечилии Бартоли; она поет музыку, которую кастраты исполняли при дворе Екатерины II (St. Petersburg, 2014).

МО | За редкими исключениями, теория не опережает практику, в частности, книги о музыке — саму музыку. Возможно, я ошибаюсь, но кажется, что во Франции исследователи традиционно интересовались музыкой французского классицизма, барокко. Можно ли сказать, что они способствовали расцвету исторического исполнительства?

ПБ | Думаю, бОльшая заслуга здесь принадлежит исполнителям и дирижерам, хотя вы отчасти правы в том смысле, что был и определенный интерес музыкальной науки к этому периоду. В 1960-е и 1970-е годы, после Арнонкура, Сигизвальда Кёйкена и некоторых других великих музыкантов стало ясно, что барокко — совершенно отдельная планета.

«Берите всё вместе!..»

МО | Вы говорили, что хотите «вести за руку» читателя. Чудесный образ, — он вызывает ассоциации со сказкой «Гамельнский крысолов» братьев Гримм. Вы ведете за руку только с помощью книг, — или еще и в качестве лектора, комментатора концертных программ?

ПБ | Во-первых, ваше сравнение оригинально. Во-вторых, вы угадали — я обожаю рассказывать истории, составлять программы фестивалей, часто веду концерты, — например, в Филармонии Люксембурга, на фестивале барочной музыки в Марселе. Совсем недавно в Люксембурге исполнялась одна из опер Монтеверди, и меня пригласили поговорить с публикой. Поговорить с людьми, настроить их, подготовить к тому действу, которое вот-вот произойдет, — интересная для меня задача.

МО | Есть авторы, которых не очень волнует судьба их книг в переводе. В данном случае это уже не первая ваша книга, которая выходит на русском в издательстве Ивана Лимбаха. Вы общались с переводчиками, уточняли какие-то позиции, — или, как говорится, отдали все на откуп?

ПБ | Было абсолютное доверие. Не сочтите за рекламу, — но издательство Ивана Лимбаха — рекордсмен в переводе моих книг. Даже итальянцы перевели всего 2, — а тут целых 5 (не забудем еще и монографию о Полине Виардо). Мы регулярно общались с Сергеем Райским и Ириной Морозовой; они уточняли детали или, например, интересовались, правильно ли они поняли моменты иронии, аллюзий и прочее. И такой контакт невероятно ценен. Для меня внимание переводчиков, их желание задавать вопросы — один из показателей их высокого профессионализма.

МО | Возвращаясь к началу разговора: who is мсье Барбье? Музыковед, писатель, беллетрист?

ПБ | Прежде всего, историк музыки и лектор! Я рассказываю людям о том, что знаю люблю. Но вообще — не надо выбирать, берите всё вместе!

Из книги «Фаринелли. Величайший кастрат эпохи Просвещения»

«Беда коснулась не только имущества Фаринелли, канувшего в Лету. Несчастье обрушивается и на место упокоения певца. В июне 1796 года наполеоновские войска входят в Болонью и с известной всем миру деликатностью на свое усмотрение принимаются сносить, перестраивать и облагораживать целые кварталы. Так, церковь в монастыре ордена капуцинов, где покоился прах Карло Броски, вскоре превращается в роскошную виллу. Да и что значила в глазах неофитов усыпальница какого-то стародавнего оперного певца? Входе перестройки от древнего святилища не остается ничего, а последнее пристанище Фаринелли навсегда исчезает с лица земли (…)

Вилла, приспособленная с годами под склад, потихоньку ветшает. На последних из дошедших до нас снимков она выглядит удручающе: стены изъедены, центральный балкон срезан, мраморные ступени на крыльце сняты для удобства грузчиков, сад превращен в утлый дворик, в непосредственной близости от дома видны рельсы подъездных путей. Власти Болоньи предпринимают тогда попытку сохранить дом и направляют соответствующее заявление в Дирекцию по делам исторического наследия и искусств. Министерство, погрязшее в политических, финансовых неурядицах послевоенного периода, медлит с ответом. Владельцы сахарного завода, воспользовавшись неразберихой и уверенные в своей безнаказанности за совершенное злодеяние (либо, что еще хуже, под прикрытием кого-то из местных шишек), в 1949 году буквально за сутки сносят постройку: заря в тот день займется над грудами строительных обломков. Петиция, инициированная преданными почитателями музыки и исторического наследия Болоньи, собирает тысячи подписей горожан, но, увы, худшее уже случилось, и ни о каком восстановлении или наказании виновных речи не идет. Последний след земного пребывания Фаринелли отныне исчез навеки».

Патрик Барбье (род. 1956, Нант) – историк, музыковед, профессор Западно-Католического университета в Анжере, член литературной Академии Бретани и Луары, президент Centro Studi Farinelli. Летом 2017 Французская академия наградила Барбье Премией имени Адольфа Тьера за вклад в развитие исторической науки.

Автор книг: «История кастратов» (1989, русское изд. 2006), «Фаринелли. Величайший кастрат эпохи Просвещения» (1994, русское изд. 2021), «Венеция Вивальди: Музыка и праздники эпохи барокко» (2002, русское изд. 2009), «Полина Виардо» (2009, русское изд. 2017), «Празднества в Неаполе: театр, музыка и кастраты в XVIII веке» (2012, русское изд. 2018) и др.