Трудно говорить о Викторе Екимовском в прошедшем времени.

Его называли «неукротимым новатором». Но мало кто, судя по высказываниям, понимал его художественные установки. Вероятно, «принцип неповторяемости» дезориентировал многих, заставив думать, что Витя проламывал музыкальное пространство со всех сторон, расширяя его границы. Витя ничего не проламывал, и «кейджеского» в его музыке вообще нет, несмотря на проглядывающее порой некоторое внешнее сходство. Каждое его сочинение — это, по сути, дань какой-то принципиально важной, возникшей в ХХ веке, композиторской технике. Он не вникал глубоко в какое-то одно направление, не углублялся, оттачивая свою собственную умственную эквилибристику с наработанными приемами, но неуклонно расширял границы своих знаний. Это привело к широчайшему кругозору. Возможно, бóльшему, чем у кого бы то ни было в нашей среде. В свою очередь, это повлияло на формирование вкуса. Многие обладают абсолютном слухом. У Екимовского был абсолютный вкус, в вопросах эстетики ему можно было доверять безоговорочно. Также это помогло ему воспитать уникальную способность: прослушивая чье-то новое сочинение, написанное в незнакомой тональной системе, он сходу определял, где точный повтор материала, а где варьированный. В музыке Екимовского нет и ничего «варезовского», отрицающего какие-либо системы и идеи единства, целостности, экономии средств. У него — своя тональная система, и интуиция подсказывает, что она едина для всех его сочинений, несмотря на их, мягко говоря, большое несходство. Одним из главных принципов его творчества был «принцип монофактурности». Как известно, любая тональная система, по аналогии с гравитацией в классической механике, основана на дуализме «устой – неустой». Фактурный абрис во всех сочинениях Екимовского и был тем самым устоем, определяющим систему.

Любое произведение искусства — музыкальное, в частности, — «делается» из какого-то «строительного материала». Тематизм, то есть, «строительный материал», Екимовского далеко не всегда опирается на привычные нам тоны, созвучия и составленные из них комплексы. Набор «первокирпичей» Екимовского выходит далеко за пределы музыкального пространства. Такого понятия, как «развитие материала» в общепринятом смысле, у него вообще нет. И потому способы организации этих пресловутых «первокирпичей» в единое целое, создающее стройную и интригующую архитектонику, у него уникальны и пока не исследованы.

Есть немало глубоко содержательных книг и статей о творчестве Екимовского: например, книга Д.И. Шульгина «Современные черты композиции Виктора Екимовского», — но они не дают ответа на многие важные вопросы.

Для Вити структурная завершенность была очень важна всегда и во всем. Минувшей осенью он сказал мне: «Я написал 100 композиций. Все! Я останавливаюсь и больше ничего не пишу». На вопрос, отчего бы не написать еще пару-тройку, а то и больше, ответил: «100 — хорошая цифра! Круглая!»

Екимовский был на удивление честным человеком. О таких, как он, говорят: «он был человеком прямым, и потому все ему выходило боком». Однажды в 1990-м году — все еще были живы, энергичны, и никто пока никуда не уехал — к нам на заседание Ассоциации современной музыки пришла милая дама, представлявшая одну из только что образованных коммерческих организаций. У дирекции этой фирмы возникла идея использовать современную академическую музыку в коммерческих целях. Согласно их экспериментальному плану, в лучших российских композиторов-новаторов следовало вложить деньги, поддержать их, «раскрутить»… ну, а дальше – как получится.

Будет финансовая отдача — хорошо! Нет — ну, на нет и суда нет. Все оживились, конечно, и обрадовались. Но Екимовский стал доказывать этой даме, что современное искусство коммерческим быть не может, что никогда продукты художников-новаторов прибыли не приносили, и согласиться на финансовую поддержку этой фирмы означает априори обмануть их ожидания, и все затраты на нас — это деньги на ветер. И убедил! И никто в нас деньги вкладывать не стал.

Как и большинство настоящих художников, Витя был, мягко говоря, человеком небогатым. Но к деньгам и к вещам относился с редким равнодушием. Все в том же 90-м году мы были участниками одной нашумевшей выставки в Манеже, посвященной «новой реальности» — обеспечивали ее музыкальную составляющую. Екимовский тогда ездил на «Запорожце». И этот «Запорожец» в разгар выставки сломался. Был декабрь: холодно, и Новый год на носу… Екимовский бросил своего «железного коня» прямо у стен Манежа и до марта даже не подходил к нему. Ну не до того было. В марте страшно удивился, что машина стоит, как стояла, и никто на нее не покусился!

А ведь время было такое, что автомобиль купить было невозможно, и за любым «металлоломом» охотились всерьез. Впрочем, в двух шагах от Кремля ситуация была получше…

Витя был очень методичным и аккуратным человеком: все, что касалось его сочинений, записей его музыки, афиш, статей и рецензий, он с самого начала своей композиторской карьеры аккуратно собирал и бережно хранил. Несколько лет назад он с грустью сказал мне: «Ну и зачем я это делал?

Все теперь можно найти в интернете, и бумага никому не нужна». И здесь я с ним не соглашусь: далеко не все можно найти в интернете. И потому архив Екимовского исключительно важен! Его будут исследовать, и многие материалы лягут в основу новых диссертаций, новых музыковедческих книг и аналитических статей.