«Когда напряжение, с которым работал Корней Иванович, переходило границу возможного, он вскакивал и выбегал на улицу. Широко размахивая руками, глядя в пространство своими особенными серыми глазами, обегал он квартал, и все оглядывались на него.

Один писатель, хорошо знающий Корнея Ивановича, сказал о нем как-то: “Это не комнатный человек”. И мне кажется, что слова эти многое проясняют. Некомнатна его неудержимая трудоспособность. И сила его впечатлительности. И то, что, несмотря на свою впечатлительность, а тем самым и уязвимость, он – человек не мирный». (Евгений Шварц. Некомнатный человек. Нева. 1957. № 3)

«Общее собрание родителей Кремлевского детсада в количестве 49 чел. (22 рабочих, 9 красноармейцев, 18 служащих), заслушав и обсудив 7 марта сего года доклад о том, “какая книга нужна дошкольнику”, считает необходимым привлечь внимание советской общественности к тому направлению в детской литературе, которое стало известно под общим названием “Чуковщина”. <…> Наш советский детсад ведет упорную борьбу за идеологию, за новый быт ребенка, и в этой борьбе сада книга является одним из наиболее ценных и важных средств воспитания ребенка. Это хорошо учитывают наши враги, стремящиеся тоже через книгу вырвать у нас ребенка, подчинить его своему влиянию. <…> У Чуковского и его соратников мы знаем книги, развивающие суеверие и страхи (“Бармалей”, “Мойдодыр”), восхваляющие мещанство и кулацкое накопление (“Муха-цокотуха”), дающие неправильные представления о мире животных и насекомых (“Крокодил” и “Тараканище”), а также книги явно контрреволюционные с точки зрения задач интернационального воспитания детей <…> В переживаемый страной момент обострения классовой борьбы мы должны быть особенно начеку и отдавать себе ясный отчет в том, что если мы не сумеем оградить нашу смену от враждебных влияний, то ее у нас отвоюют наши враги». («Мы призываем к борьбе с “Чуковщиной”». Резолюция общего собрания родителей Кремлевского детсада // Журнал «Дошкольное воспитание». 1929. № 4)

«Что вся эта чепуха обозначает? Какой политической смысл она имеет? <…> Такая болтовня – неуважение к ребенку. Сначала его манят пряником – веселыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдет бесследно для него. Я думаю, “Крокодил” ребятам нашим давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это буржуазная муть». (Н. К. Крупская. «О “Крокодиле” Чуковского». Газета «Правда». 1 февраля 1928)

«Меня призывали и спрашивали: Почему в “Мухе-Цокотухе” паук находится так близко к своей мухе? Это может вызвать у детей эротические мысли. Почему у комарика гусарский мундир? Дети, увидев комарика в гусарском мундире, немедленно затоскуют о монархическом строе. Почему мальчик в “Мойдодыре” побежал к Таврическому саду? Ведь в Таврическом саду была Государственная дума. Почему героя “Крокодила” зовут Ваня Васильчиков? Не родственник ли он какого-то князя Васильчикова, который, кажется, при Александре II занимал какой-то важный пост? И не есть ли вообще Крокодил переодетый Деникин?» (К. И. Чуковский. Наброски. / Собрание сочинений К. И. Чуковского в 15 томах, т. 2, М.: Терра – Книжный клуб, 2001)

«В каком унижении находится детский писатель, если имеет несчастье быть сказочником. Его трактуют как фальшивомонетчика, и в каждой его сказке выискивают тайный политический смысл» (К. И. Чуковский. В защиту «Крокодила». Письмо в редакцию. Февраль 1928)

«Я написал двенадцать книг, и никто не обратил на них никакого внимания. Но стоило мне однажды написать шутя “Крокодила”, и я сделался знаменитым писателем. Боюсь, что “Крокодила” знает наизусть вся Россия. Боюсь, что на моем памятнике, когда я умру, будет начертано “Автор «Крокодила»”. А как старательно, с каким трудом писал я другие свои книги, например “Некрасов как художник”, “Жена поэта”, “Уолт Уитмен”, “Футуристы” и проч. Сколько забот о стиле, композиции и о многом другом, о чем обычно не заботятся критики!… Но кто помнит и знает такие статьи! Другое дело – “Крокодил”. Miserere». (Письма К. Чуковского разных лет. / «Вопросы литературы», 1972. № 1)

«Быстрый стих, смена метров, врывающаяся песня, припев – таковы были новые звуки. Это появился “Крокодил” Корнея Чуковского, возбудив шум, интерес, удивление, как то бывает при новом явлении литературы.

Неподвижная фантастика дрожащих на слабых ножках цветов сменилась живой, реальной и шумной фантастикой забавных зверей, их приключений, вызывающих удивление героев и автора. Книги открылись для изображения улиц, движения, приключений, характеров. <…> Сказка Чуковского начисто отменила предшествующую немощную и неподвижную сказку леденцов-сосулек, ватного снега, цветов на слабых ножках. Детская поэзия открылась. Был найден путь для дальнейшего развития». (Тынянов Ю. Н. Корней Чуковский // Детская литература. 1939)

«Приняты решения: сидеть дома и только раз в неделю под воскресенье уходить куда-нибудь по вечерам. Читать, писать и заниматься. <…> Надо же – ей-Богу – хоть один месяц в жизни провести талантливо» (К. И. Чуковский. Дневники. 2 декабря 1902)