Махарбек Вазиев: «Роль в Большом по звонку — невозможна»

Махарбек Вазиев: «Роль в Большом по звонку — невозможна»

Тринадцать лет его работы в Мариинском театре стали новым прорывом русского балета: под его опекой вышли в звезды Лопаткина, Вишнева, Захарова, афиша приросла спектаклями ХХ века и реконструкциями старых шедевров.

Семь лет его работы в Ла Скала превратили “вечно вторую” балетную труппу при опере в достойную компанию, устроившую после ухода маэстро забастовку в надежде его вернуть. Большой театр пытался заполучить его несколько раз, но только 18 марта он приступил к своим обязанностям. О своих впечатлениях в кресле руководителя балета Большого театра Махарбек Вазиев делится с “Российской газетой” накануне своего 55-летия.

Еще немного, и будет ровно сто дней с вашего появления на этой должности. Освоились?

Смотря о чем говорить. Наверное, забавно звучит: мне нравится. Но если говорить о том, чем мы занимаемся и какую конечную продукцию выпускаем, то меня не устраивает многое. Например, система проката. Существует две сцены, чему можно только радоваться, но они не равнозначны, причем не только по параметрам, и надо внимательно думать над идущим там репертуаром. Балансировать между классическими спектаклями и новыми работами, которые у нас уже есть и еще будут. Это на самом деле один из самых главных вопросов.

Теперь не позволите загонять большие классические балеты на Новую сцену?

А зачем? Естественно, что в любой большой компании лучшие силы привлечены к классическому репертуару. А если классику не танцевать постоянно, то качество страдает. Сейчас вот была “Баядерка”. Выясняется, что последний раз она шла два года назад. Если в Большом театре балет “Баядерка” будет идти один раз в два года, то и без экспертного заключения могу сказать так: качество заметно ухудшилось. Кроме того, что это кассовый спектакль и огромная базовая ценность классического танца, он еще и основа наследия, на которой мы хотим и можем выстраивать свою линию.

Получается, что все вроде бы пекутся о сохранении наследия, а по факту оно рассыпается в запасниках?

Да, у нашего балета есть богатейшая история, созданная великими, талантливыми и просто способными людьми, и мы, конечно, ею гордимся. Но как с ней дальше идти – вот в чем вопрос. В Большом среди проблем, существующих во всех без исключения театрах мира, я все же вижу одну из главных проблем именно для балета: это система планирования спектаклей.

И кто в этом виноват?

Здесь я не могу сказать, что кто-то виноват. Мы огромный театр и должны в миролюбивой форме решать общие задачи. Здесь балет, не отдельно взятый от оперы, оркестра или хора, мы все единая команда. Значит, мы должны находить компромиссное решение. И я надеюсь, что мы их будем находить, более того, скажу, что мы их находим. Идущий сейчас до летнего отпуска репертуар я не формировал – это оговаривалось изначально, поскольку я пришел в середине сезона, а билеты начинают продавать за три месяца. Да я и не готов был сразу заниматься репертуаром, не зная хорошо компанию. Поэтому сегодня такая афиша, какая есть. Дальше уже будем в какой-то форме выстраивать репертуарную политику. “Баядерка” в Большом театре раз в два года – этого не может быть.

Вопрос, который я вам уже задавала, но при вступлении в должность еще не могли ответить: будет ли сокращение труппы с 63 солистами?

Хороший вопрос. С учетом системы проката, количества спектаклей и названий, очевидно, что штат слишком раздут. При 63 солистах руководитель будет думать в первую очередь не о качестве спектаклей, а о занятости людей, грубо говоря, выстраивать очередь. А я все же хотел бы говорить о качестве. Здесь только один путь – сокращать количество солистов. У нас в ближайшие годы не будет производственной необходимости задерживать актеров с достаточным для пенсии стажем. Да, исключения будут, но очень редко, потому что иначе я просто не представляю, сколько еще сцен нам понадобится – три, четыре.

В Ла Скала пенсионный возраст артистов балета 47-54. У нас 37 – так и останется?

У нас важен 20-летний стаж работы, он может набраться и в 38, и в 40 лет. Но я не исключаю, что артистов в хорошей форме, способных и дальше приносить пользу театру, мы будем переводить на разовый контракт. Почему нет?

Помню, вы удивлялись силе актерского профсоюза Ла Скала. Нашим относительно забитым артистам светит какая-то социальная защита или это в принципе не ваше дело?

Махарбек Вазиев: У нас история балета иная, отношение иное, чем в других странах. Но – все решаемо в миролюбивой форме. Мне кажется, дирекция театра должна нести ответственность за людей, которые работают. Должна быть социальная защита. В конце концов все, что театр делает, он делает благодаря актерам.

А кто этим будет заниматься? Попечительский совет?

Театр, я знаю, очень многим помогает, принимая во внимание человеческий фактор, и попечительский совет в этом смысле очень активен. Но! Если речь идет о льготах и защите актеров как в других европейских странах применительно к театру, то – упаси Бог. На этом все закончится.

То есть не надо защищать право артиста уйти на середине вариации, если время репетиции закончилось?

Я за то, чтобы идти вперед и учиться интересным тенденциям и направлениям – почему нет? Но я убежден, что у нас в театре есть что-то основательно хорошее, и за это, совершенствуя, надо держаться. Вряд ли кто-то меня сможет сегодня переубедить в обратном.

Мы говорим про художественную политику или про властную структуру театра?

За свои 55 лет я видел три модели управления. Абсолютная монархия в Мариинском, демократия в Ла Скала, а тут в Большом… Даже не знаю пока, как точно назвать.

Постсоветская модель, когда у каждого народного есть свое “ручное управление”?

В свое время Георгий Александрович Товстоногов говорил, что театр – диктатура на добровольной основе. Должна быть, конечно, единая власть – жесткая ли, мягкая, но она должна быть. Если говорить о моих предпочтениях в театре, я за власть, дающую художественный результат. Опыт мне подсказывает, что должна быть жесткая власть, но не по отношению к людям, а по отношению к соблюдению тех или иных правил. В чем разница между западным театром и российским в двух словах? Они законопослушны. Мы иногда “можем себе позволить”. Мы граждане своей страны, и на нас распространяется все то, что написано в Конституции. Другое дело, у нас есть специфика работы и есть дополнительные требования. Не учитывая их, мы рискуем не добиться ничего хорошего.

Но вы-то за период работы в Ла Скала умудрились удивить весь балетный мир, с одной стороны, добившись отменного художественного результата, а с другой – по-человечески расположив к себе труппу.

Да-да, пока мы разговариваем, опять артисты прислали видео с репетиций. В моем понимании, я не руковожу и не хочу руководить людьми, я руковожу процессом. К тому же для меня руководить означает разговаривать. И помогать. Сплошной диалог. Чтобы люди развивались и могли дать театру максимум, надо ими заниматься. Жестче ли, мягче – другой вопрос. Со всеми по-разному. Но чтобы был художественный результат, надо помогать. И рядом с единоначалием каждый человек в труппе должен нести ответственность за то, что делает. Все зависит от способности нести ответственность, ведь если талантливый человек не состоялся, насколько мог, это проблемы в том числе руководителя.

Похоже на идеализм.

Конечно, при всех возможностях нашей огромной компании с громадным количеством спектаклей мы все равно не можем удовлетворить все творческие потребности всех актеров. Это просто нереально. Но стремиться по максимуму – да.

Извините, но в один прекрасный день балерина N не получит ту роль, на которую рассчитывала, и пойдет наверх жаловаться, а руководству Большого театра скажут “ай-яй-яй”. Большой театр этим славен больше других и историей с кислотой крепко подмочил свою репутацию.

Я понимаю, о чем мы говорим, но не думаю, что ситуация настолько плоха. Попечительский совет – это люди, помогающие театру, их никто не принуждает. За время, пока я здесь работаю, не почувствовал, что кто-то из них так уж активно хочет влиять на художественный процесс или на состав исполнителей. И потом, мы же работаем в государственном театре, существуют договора, контракты. Я не исключаю ничего и где угодно, не только в Большом. Но на сегодняшний день думать о том, что кто-то пожалуется и здесь все поменяется, это значит – жить и бояться. Не мой случай. В конце концов, наше искусство очевидно, а зритель не идиот.

То есть ручное управление по телефонному звонку в Большом невозможно?

Я конечно, не всезнайка и не могу за всех отвечать, но как-то не очень в такое верю. Последние семь лет я работал в Милане, и мне кажется, страна наша изменилась за это время. Во всяком случае, пока никто из дирекции не сказал о том, что нам позвонили и надо дать такой-то балерине такую-то роль. Если это случится, я обязательно вам скажу.