Недолгая жизнь Льва Мея была внешне небогата событиями. Его отец – обрусевший немец, офицер, раненный в Бородинской битве, умер, когда сын был еще ребенком. Мей учился в Московском дворянском институте, затем в Царскосельском лицее, в 1841 поступил на службу в канцелярию московского генерал-губернатора. В 1849 вышел в отставку, в 1852 был назначен инспектором второй Московской гимназии, уволился год спустя. В 1853 Мей поехал в Петербург, чтобы приобрести журнал «Сын отечества». Затея не удалась, но Мей остался в столице, сотрудничая в этом и других журналах. Он почти голодал. В это время усилилась его тяга к алкоголю, к которому он пристрастился еще в лицейские годы. Поэт сказал об этом в горькой эпиграмме: «Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в графине, и притом в большом».

Карьера Мея – череда неудач. В 1853 он был назначен инспектором лицея в Одессе, но не смог выехать туда из-за отсутствия денег. В 1858 он обратился с прошением о назначении на должность в археографической комиссии. За него хлопотал Вяземский, но Мею было отказано. Поэт много раз пытался стать издателем (помимо «Сына Отечества», он пробовал издавать журналы «Мирское слово», «Листок для грамотного люда» и др.), но всякий раз терпел крах. В 1862 вместе с женой Мей начал выпускать журнал «Модный магазин», и поначалу дело ладилось. Но подорванное нуждой и алкоголем здоровье Мея не выдержало, и он скончался 16 мая 1862, едва перешагнув 40-летний рубеж.

Со стремлением Мея прожить за счет литературы связана большая часть его наследия: статьи, рецензии, переводы. Среди авторов, которых он переводил – Анакреон, Шевченко, Мицкевич, Мильтон, Байрон, Гете, Гейне, Шиллер, Шенье, Беранже, Гюго… Перевел Мей и библейскую «Песнь песней». Даже критики Мея-поэта (например, Добролюбов) отдавали дань его мастерству переводчика. Переводы Мея стали основой для целой линии в русской вокальной лирике: на них писали романсы Глинка, Бородин, Мусоргский, Балакирев, Кюи, Римский-Корсаков, Направник, Гречанинов, Рахманинов. Очень ценил Мея Чайковский, создавший на его тексты 11 романсов (почти все они – переводы из Гете, Гейне, Шевченко, Мицкевича), среди них шедевры: «Нет, только тот, кто знал» «Хотел бы в единое слово», «Моя баловница».

К переводам Мея примыкает его поэтическое переложение «Слова о полку Игореве», представленное на лицейском экзамене в 1841. В 1850 Мей напечатал новую редакцию «Слова», которая считалась одним из лучших переводов древнего памятника.

Несколько линий в творчестве Мея связаны с народными истоками. Это былинные композиции: «Волхв», «Александр Невский», «Песня про боярина Евпатия Коловрата»; народные предания – «Русалка», «Оборотень», «Леший». Гораздо ближе к фольклору – по образности, ритму, языку – песни Мея («Ох, вы, годы мои…», «Ты – краса ли моя девичья…» и др.).

Народным духом пронизаны и драмы Мея «Царская невеста» (1849) и «Псковитянка» (1850-1859), посвященные эпохе Ивана Грозного. В «Царскую невесту» введена величальная песня «Слава на небе», плясовая «Яр-хмель». На стыке фольклора и авторской поэзии многие эпизоды «Псковитянки»: песни «Баю-баюшки-баю», «По малину я ходила…», «Фить, фить, фить!..».

В 1854 написана драма «Сервилия», признанная критиками неудачной.

Все сценические сочинения Мея были воплощены Н. Римским-Корсаковым. Премьера «Псковитянки» (1873, Мариинский театр, дирижер Э. Направник, в роли Ивана Грозного О. Петров) ознаменовала возрождение русской исторической оперы, жанра, с которого началась отечественная оперная классика («Жизнь за царя» Глинки). В 1898 на сцене Русской частной оперы С. Мамонтова состоялась премьера одноактной оперы «Боярыня Вера Шелога», по содержанию – пролога к «Псковитянке»: опера основана на I акте драмы Мея.

В 1899 в Опере Мамонтова прошло первое представление «Царской невесты» Римского-Корсакова (дирижер М. Ипполитов-Иванов, художник М. Врубель). По сей день это одна из самых репертуарных опер на русской сцене.

В 1902 в Мариинском театре впервые была исполнена опера Римского-Корсакова «Сервилия». Как и пьеса, опера не имела успеха.

Мей вошел в литературу в 1840-х, когда разгоралась полемика между славянофилами (среди них были друзья и коллеги Мея – Погодин, Аксаков, Григорьев) и революционными демократами – Белинским, Добролюбовым, Некрасовым. Поэзия была вытеснена из общественной и литературной жизни: не случайно в «Современнике» в 1848-1849 не было напечатано ни одного стихотворения. Мей – лирик, далекий от общественных катаклизмов и тяготевший к красоте, «чистому искусству», – оказался в центре жесткого противостояния. Показательно, что «Современник», взявшийся печатать «Псковитянку», отказался затем от своего намерения. Критику в адрес драматурга не раз высказывали Чернышевский, Салтыков-Щедрин. Этим же непримиримым столкновением объясняются уничтожающие отзывы о Мее Щербины, Белинского, Добролюбова и других литераторов.

Сегодня фигура Мея в истории русской литературы выглядит иначе. Не все его сочинения равноценны, но в лучших из них слышны и протест против несвободы, и критика темных сторон жизни – не говоря уже о незаурядном таланте и мастерстве, стройности, глубине и мелодичности стиха. На фоне трагической судьбы поэта – личной и литературной – пророчески звучат его строки:

«Не верю, Господи,
чтоб Ты меня забыл,
Не верю, Господи,
чтоб Ты меня отринул:
Я Твой талант в душе
лукаво не зарыл,
И хищный тать его из недр моих не вынул.
Нет! в лоне у Тебя,
художника-творца,
Почиет Красота и ныне, и от века,
И Ты простишь грехи раба и человека
За песни Красоте свободного певца».