«Папа учил меня одной вещи, вложил ее в мое сознание: это — цеховая солидарность. Некая этика по отношению к занимающимся одним делом вместе с тобой. И, мне кажется, сейчас время про это вспомнить всем.

Потому что меня очень тревожат — я думаю, как и вас всех — те явления, которые происходят в нашей жизни. Эти наезды на искусство, на театр, в частности. Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими благими и высокими словами: «патриотизм», «Родина» и «высокая нравственность». Вот эти группки оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, очень нагло себя ведут, и к которым власть как-то странно нейтральна — дистанцируется. Это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. А запрет цензуры — я считаю, величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны… Это проклятие и многовековой позор отечественной культуры, нашего искусства — наконец, был запрещен.

И что сейчас происходит? Я вижу, как у кого-то явно чешутся руки — это изменить и вернуть обратно. Причем вернуть обратно не во времена застоя, а еще в более давние сталинские времена. Потому что наши непосредственные начальники разговаривают с нами таким сталинским лексиконом, такими сталинскими установками, что просто ушам своим не веришь! Представители власти, мои непосредственные начальники, господин Аристархов так разговаривает. Хотя его вообще надо переводить с аристархского на русский, стыдно, что от имени министерства культуры человек разговаривает таким языком.

Мы сидим и слушаем это. Мы что — не можем как-то высказаться все вместе?

Я понимаю, у нас довольно разные традиции, в нашем театральном деле — тоже. Мне кажется, мы очень разобщены, мало интересуемся друг другом. Но это полбеды. Главное, что есть такая мерзкая манера — клепать и ябедничать друг на друга. Мне кажется, это сейчас просто недопустимо! Цеховая солидарность, как меня папа учил, обязует каждого из нас, работника театра — артиста, режиссера ли, — не говорить в средствах массовой информации плохо друг о друге. И в инстанциях, от которых мы зависим. Ты можешь сколько угодно быть не согласным творчески с каким-то режиссером, артистом — напиши ему смс-ку злобную, письмо, подожди его у подъезда, скажи ему. Но не надо в это вмешивать средства массовой информации, и делать это достоянием всех. Потому что наши распри, которые обязательно будут, творческое несогласие, возмущение — это нормально. Но когда мы заполняем этим газеты и журналы, телевидение — это на руку только нашим врагам. То есть тем, кто хочет прогнуть искусство под интересы власти. Маленькие конкретные идеологические интересы. Мы, слава богу, от этого освободились.

Мы все родом из советской власти. Я помню этот позорный идиотизм! Это единственная причина, по которой я не хочу быть молодым, не хочу вернуться туда, опять эту мерзкую книжку читать. А меня заставляют читать эту книжку опять. Потому что словами о нравственности, Родине и народе, патриотизме прикрываются, как правило, очень низкие цели. Не верю я этим группам возмущенных и обиженных людей, у которых, видите ли, религиозные чувства оскорблены. Не верю! Верю, что они проплачены. Что это группки мерзких людей, которые борются незаконными мерзкими путями за нравственность, видите ли.

Когда мочой обливают фотографии — это что, борьба за нравственность? Вообще не надо общественным организациям бороться за нравственность в искусстве. Искусство имеет достаточно фильтров из режиссеров, художественных руководителей, критиков, души самого художника. Это носители нравственности. Не надо делать вид, что власть — это единственный носитель нравственности и морали. Это не так.

У власти столько соблазнов, вокруг нее столько искушений, что умная власть платит искусству за то, что искусство перед ней держит зеркало и показывает в это зеркало ошибки, просчеты и пороки этой власти. А не за то платит власть, как говорят нам наши руководители: «А вы тогда и делайте. Мы вам платим деньги, вы и делайте, что надо». А кто знает, что надо? Кто нам будет говорить? Я сейчас слышу: «Это чуждые нам ценности. Вредно для народа». Это кто решает? Это они будут решать? Они вообще не должны вмешиваться. Они должны помогать искусству, культуре.

Еще раз говорю: нам надо объединиться. На время забыть о наших художественных тонких рефлексиях по отношению друг к другу. Мне может сколько угодно не нравиться какой-то режиссер, но я костьми лягу, чтоб ему дали высказаться. Это я повторяю слова Вольтера. Мне кажется, это все поймут. Это нормально: будут несогласные, будут возмущенные.

В кои-то веки наши деятели театра встречаются с президентом. Это встречи нечастые. Я бы сказал, декоративные. Но все-таки они происходят. И там можно решить какие-то серьезные вопросы. Нет! Почему-то и здесь начинаются предложения установить возможную границу трактовки классики. Зачем президенту-то устанавливать эту границу? Он не должен вообще этого понимать. И не нужно ему понимать. И вообще, зачем устанавливать эту границу? Кто на ней будет пограничником?

У нас в театре происходит масса интереснейших вещей. И масса интересных спектаклей. Разных, спорных, прекрасных! Я считаю, это хорошо. Нет, мы опять почему-то друг на друга клевещем, доносим иногда, ябедничаем. И опять хотим в клетку. В клетку-то зачем опять? Не надо, не надо! Господи, что же мы утрачиваем и сами отказываемся от завоеваний? Что же мы иллюстрируем Федора Михайловича Достоевского, который говорил: «Только лиши нас опеки, мы тут же попросимся обратно в опеку». Неужели он такой гений, что и на нас настучал на тысячу лет вперед? Про наше, так сказать, раболепство.

Я предлагаю: ребята, нам нужно внятно высказаться по этому поводу. Почему мы молчим все время? Закрывают спектакли… Запретили «Иисус Христос — суперстар». Господи! «Кого-то это оскорбило». Да, оскорбит кого-то, и что?

И церковь наша «несчастная», которая забыла, как ее травили, уничтожали священников, срывали кресты и делали овощехранилища в наших церквях, начинает действовать такими же методами. Значит, прав был Лев Николаевич Толстой, который говорил, что не надо соединяться власти с церковью, иначе она начинает не богу служить, а власть обслуживать. Что мы в большой степени наблюдаем.

Церковь будет возмущаться? Ну, ничего! Не надо сразу закрывать все. Или, если закрывают, надо реагировать на это. Вместе. Вот попытались что-то сделать с Борей Мильграмом в Перми. Мы встали дыбом, многие. И вернули его. Представляете? Наша власть сделала шаг назад. Совершая глупость, сделала шаг назад и исправила эту глупость. Это потрясающе. Это так редко и нетипично. Мы сделали это. Вместе собрались и высказались.

Мне кажется, сейчас, в очень трудные времена, очень опасные, очень страшные; очень это похоже… Не буду говорить, на что, но сами понимаете, нам нужно соединиться и очень внятно давать этому отпор».