Арнольд Михайлович — единственный в стране (а, возможно, и в мире) дирижер, возглавляющий созданный им коллектив в течение 50 лет. При этом следует заметить, что Новосибирский оркестр создавался практически на пустом месте!

Кац — уникальный случай действующего главного дирижера, с огромным успехом занимающегося педагогической работой. Его ученики являются заметными музыкальными фигурами на дирижерском небосклоне: Наталья Базалева (художественный руководитель и главный дирижер Государственного концертного оркестра Якутии «Алдан»), Олег Бураков (художественный руководитель и главный дирижер Государственного оркестра народных инструментов «Сибирь», Барнаул), Евгений Волынский (дирижер Новосибирского академического театра оперы и балета), Валерий Галсанов (главный дирижер Бурятского академического театра оперы и балета), Павел Герштейн (художественный руководитель и главный дирижер Костромского симфонического оркестра), Марк Горенштейн (художественный руководитель и главный дирижер ГАСО России), Владимир Коваленко (главный дирижер Самарского академического театра оперы и балета), Артем Маркин (художественный руководитель и главный дирижер Владимирского Губернаторского симфонического оркестра), отец и сын Певзнеры (Борис — выдающийся хоровой дирижер, Марк — дирижер Новосибирского театра музыкальной комедии, преподаватель Новосибирской консерватории), Сергей Примак (художественный руководитель и главный дирижер Тихоокеанского симфонического оркестра), Владимир Семенюк (хормейстер, профессор Московской консерватории), Рашид Скуратов (дирижер Государственного симфонического оркестра Республики Татарстан), Евгений Шестаков (художественный руководитель и главный дирижер Омского академического симфонического оркестра), Александр Юдасин (дирижер Красноярского театра оперы и балета), дирижеры Марк Абрамов, Борис Бенкогенов, Петр Грибанов, Сергей Оселков, работающие за рубежом Вольдемар Нельсон, Василий Синайский…

О «Феномене Каца» пишет художественный руководитель Новосибирской филармонии, автор книги о дирижере Владимир Калужский:

«Главным вершителем судьбы будущего дирижера была мать. Она была скрипачкой в оркестре Бакинской филармонии, затем — в ГАБТе СССР, Государственном симфоническом оркестре Союза ССР, преподавала. Детство проходило в играх на репетициях оркестров, в которых играла мать. В этом отношении А. Кац был типичным музыкантским ребенком, чья память впитывала, как губка, фрагменты симфоний, инструментальных концертов, и который бессознательно начинал подражать деятельности взрослых.

Многие семьи, дружившие с семьей Кацев, отдавали своих детей учиться музыке. Достаточно назвать лишь имена Беллы Давидович и Мстислава Ростроповича. Будущий дирижер учился в общеобразовательной школе, получал от матери один рубль в день «на жизнь». Запомнилось ему то, что мать запирала его на ключ квартире и поручала выучить два-три этюда. «Что я из-под палки и делал» — самокритично замечает сегодняшний Арнольд Михайлович.

В 1936 семья переехала в Москву Ребенка отдают в группу одаренных детей при Московской консерватории, будущую ЦМШ. Он учится у профессора А.И. Ямпольского. И, казалось, его светлое скрипичное будущее не омрачено. Но…

На одном из занятий оркестрового класса проф. Тэриан обращается к ученикам-оркестрантам: «Кто из вас хочет попробовать подирижировать?» Вызвались двое — Леонид Коган и Арнольд Кац. По воспоминаниям Арнольда Михайловича, у первого «ничего не получилось, и он быстро потерял к этому делу интерес. А я про дирижировал одну часть «Маленькой ночной серенады» — и что-то запало…». Так началась 15-летняя образовательная эпопея, которая закончилась в 1951 получением А. Кацем в Ленинградской консерватории третьего диплома — оперно-симфонического дирижера. За два года до этого там же он получил диплом скрипача. А незадолго до окончания Великой Отечественной закончил военно-дирижерский факультет Московской консерватории, служил в 35-й инженерно-саперной бригаде, с которой дошел до Берлина.

А в 1954 Арнольд Кац начал «сибирский» период своей биографии. Так, по следам Ермака, он приступил к «Покорению Сибири» И 28 декабря 1955 Минкультуры РСФСР издает приказ № 782: «Организовать с 1 января 1956 при Новосибирской областной филармонии симфонический оркестр и возложить на нег обслуживание трудящихся Сибири Дальнего Востока»».

Похоже, Кац — один из немногих людей на Земле, следующих соломоновой молитве: «Боже, дай мне сил сделать то, что могу сделать; Боже, дай мне разум не делать того, что делать не могу: Боже, дай мне мудрость отличить одно от другого».

Арнольд Михайлович Кац — первый дирижер, который десять лет назад стал лауреатом газеты «Музыкальное обозрение». Тогда, при вручении диплома, он сказал: «Читать газету «Музыкальное обозрение» интереснее, чем жить».

Маэстро слукавил: жить ему интересно, о чем свидетельствует и его острый ум, и неистощимый юмор, и вулканический темперамент.

18 сентября в Новосибирске состоится чествование А.М. Каца по случаю его 80-летия. Какой сюрприз готовится юбиляру — скрывают все. Но известно уже, что на юбилей съедутся его ученики, а некоторые будут дирижировать в честь своего «Творческого Отца».

25 июня в Кремле Президент РФ В.В. Путин вручил Кацу орден «За заслуги перед Отечеством» II степени. Этим орденом награждены всего несколько выдающихся деятелей культуры России. И абсолютно по праву в эту элиту входит Маэстро Кац.

В канун вручения в Кремле высокой награды Арнольд Михайлович пришел в «Музыкальное обозрение» и побеседовал с главным редактором Андреем Устиновым.

Полвека и вся жизнь

АУ Арнольд Михайлович, на Ваших глазах страна прожила целую эпоху. Сколько на Вашем веку поменялось руководителей в Новосибирске?

АК Три секретаря обкома и четыре губернатора. Восемь директоров филармоний. А, впрочем, я — дирижер, а не историк, потому могу и ошибиться.

АУ А Вы все время на коне и стоите у руля.

АК Это уже не конь, а кобыла.

АУ И все-таки, когда творчески для Вас и для оркестра было лучше: тогда, или теперь?

АК Никогда. А вы думаете, в Америке лучше? Я был там несколько раз. Там те же проблемы! Сплошное недовольство: дирижеры плохие, много переездов, и так далее…

АУ Как Вы считаете, сколько времени нужно дирижеру на подготовку программы?

АК В нашем оркестре — максимум четыре репетиции.

АУ Но Мравинский, говорят, брал по двенадцать. А сейчас многие оркестры и без репетиций играют…

АК Дело в том, что даже в Петербурге, который по уровню оркестрового исполнительства всегда был выше Москвы, было особое качество работы. Как-то Караян предложил Мравинскому обменяться оркестрами: «Вы поедете в Берлин, а я поеду к Вам». Мравинский отказался. Когда его спросили почему, он сказал: «Караян не знает, сколько моих усилий требуется, чтобы оркестр играл на таком высоком уровне».

В первые послевоенные годы в Ленинградской консерватории преподавали такие столпы, как Мравинский, Мусин, Грикуров, Хайкин, Ельцин, Рабинович… Один лучше другого, и все разные. Я к ним ко всем ходил на уроки. А для того, чтобы попасть к Мравинскому на репетицию, нужно было очень осторожно появляться в зале: на цыпочках и корточках. Мравинский, который неоднократно дирижировал Пятую симфонию Чайковского, тем не менее. каждый раз брал на нее 6-7 репетиций, что вызывало удивление его коллег. Но, когда я бывал на репетициях Евгения Александровича, я понял, что такое количество необходимо, если у дирижера есть нечто, возвышающееся над окружающей музыкантской средой.

Это подтвердила моя собственная практика. В оркестре Берлинской филармонии я дирижировал Восьмую симфонию Шостаковича, она была тогда еще им не известна. Мне дали шесть репетиций. И тогда я лишний раз убедился, что если тебе есть что сказать, то музыканты чувствуют это сердцем. И за все репетиции я ни разу не повторился! Это до сих пор помнят музыканты: как-то в Германии мне встретился один пожилой скрипач и сказал, что мое лицо ему очень знакомо. Я назвал свою фамилию, и он воскликнул: «А, я помню, Вы дирижировали Восьмую симфонию Шостаковича!»

АУ Ваш случай уникален: Вы почти 50 лет стоите за пультом одного оркестра. Вообще, есть ли в истории аналоги?

АК Не знаю. Я говорил уже, что я не историк, а дирижер. Я создал этот оркестр. И даже Мравинский, который руководил 50 лет, пришел в готовый коллектив. Кстати, тогда уже, слушая этот оркестр, можно было безошибочно сказать, что это играет оркестр под управлением Мравинского. То же самое можно сказать и о Светланове, Рахлине, Кондрашине: их исполнение можно определить с закрытыми глазами и открытыми ушами и ни с кем не спутаешь. В этом и заключается магия дирижирования. Можно было соглашаться или не соглашаться с их трактовками и стилем работы, но то, что они были настоящими мастерами, не подвергалось сомнению. Мравинский всегда говорил, что дирижер должен умереть в оркестре. И он прав.

Есть такое высказывание: дирижера можно узнать по плохому оркестру — если плохой оркестр играет лучше, зна­чит, дирижер хороший. А у нас частень­ко говорят: «О, какой оркестр хороший! Значит, хороший дирижер».

Сегодня на Западе существуют ос­новы четкой ансамблевой игры. Луч­ше, хуже, — но ты точно знаешь, что духовики вступают вместе, и говорить им «выше-ниже, тише-громче» не нуж­но, у них это в крови. А у нас, к сожа­лению, такого нет. Мне когда-то жало­вался Владимир Николаевич Минин по поводу своего хора: «Ну, учу я с ними, учу, а назавтра смотрю — будто ничего и не делал, все забыли». Но добиться более-менее приемлемых резуль­татов (или хотя бы попытаться это сде­лать) можно всегда.

Когда я учился в Ленинграде, студентов-дирижеров было всего семь человек на всю консерваторию! Сегод­ня эта профессия стала массовой. А посему настоящих дирижеров-личностей у нас, по-моему, нет.

Дирижер о тайнах профессии

АУ В чем же тайна дирижерской профессии?

АК Как-то у Римского-Корсакова спросили: «Что такое дирижирование?». И он ответил, что это дело темное.

В области воспитания дирижеров до войны лидировала Германия, и она пытается поддерживать эту традицию. Разница с нашей системой великая. Я знаю одного молодого человека, кото­рого после окончания Высшей школы музыки взяли в оперный театр на дол­жность коррепетитора, то есть асси­стента дирижера. Чем он занимается? Учится настраивать оркестр, прово­дить групповые репетиции, учится ди­рижировать хором, обязан три года участвовать в подготовке репертуара — и только после этого его допустят к спектаклям. С точки зрения обучения, это очень правильно. А разве лучше, когда, например, бывший баянист идет учиться дирижированию? Его ведь надо учить «с нуля»!

Когда я приехал в Новосибирск, там был только небольшой оркестр на ра­дио, который совместно с оркестром оперного театра давал один-два раза в месяц симфонические концерты. И, как мне думается, концерты эти были не очень высокого качества из-за несыгранности. Выхода у меня не было. И са­мый главный этап моего пути — орга­низация филармонического симфони­ческого оркестра. Через год после формирования коллектива открылась консерватория. И я активно взялся за дело. Я понял, что если у нас будут лишь «пришлые» музыканты, коллектив жить не сможет, мы будем зависеть от теку­чести кадров… Поскольку консервато­рия была молода, я вынужден был при­глашать со стороны известных по тем меркам музыкантов и добивался, чтобы они преподавали в консерватории. Я и сам туда был приглашен в качестве педагога-дирижера студенческого оркес­тра. Было не так-то просто: в учебном плане оркестр значился два раза в не­делю. Поскольку я практик, то сказал, что это невозможно, и если начну пре­подавать, то студенты будут занимать­ся пять раз в неделю и в месяц разучи­вать по шесть-семь программ.

Пользуясь своим положением в филармонии, стал приглашать молодых солистов, которые, помимо выступлений с нашим оркестром, играли и со студенческим коллективом. Чего я этим добился? Студент получал полноценную профессиональную практику. Я настаивал: «Если этот Сидоров, Иванов, Петров не встретится с оркестром, он хорошо играть не будет!». И лет восемь я занимался «выращиванием» кадров. Ведь если музыкант приходит в оркестр, он должен знать все.

Да и сейчас я поддерживаю юных артистов, учеников ССМШ-лицея, студентов консерватории. Мы организовали фонд моего имени, который как раз и занимается этим.

АУ Что Вас так долго держит в Новосибирске? Неужели Вас не звали в Москву, Петербург?

АК Я вам скажу: «идиотов» много, но они разные. В 1956, когда я создавал оркестр, мест свободных не было, дирижировали все столпы. Да и с моей фамилией были сложности.

Сначала я мечтал быть оперным дирижером. И однажды, когда я уже работал в Новосибирске, меня пригласил Эдуард Грикуров дирижировать «Трубадуром» в МАЛЕГОТе. Этому спектаклю я отдал три недели. И накануне премьеры заболел тенор. Что делать? Работа останавливается, все в панике. Один мой приятель говорит: «Пригласи Андгуладзе, это единственный человек, который тебя выручит». Андгуладзе прилетает за несколько часов до начала спектакля, мы быстро познакомились, обговорили детали… Начался спектакль. И когда дело дошло до знаменитой «Кабалетты», выяснилось, что Андгуладзе поет в оригинале, в то время как наш заболевший тенор поет на тон ниже. Что делать? Продлили антракт, поехали в библиотеку Мариинского театра, с трудом нашли ноты… В общем, «на нервах» прошло более или менее удачно. Грикуров сказал, что видит меня своим преемником (он уходил работать в Кировский театр). А я подумал: И что, я каждый раз буду так готовить один несчастный спектакль, а потом его сто раз дирижировать?… И отказался.

Но была еще одна причина для отказа: в ленинградском обкоме дали ясно понять, что моя фамилия «не пройдет». И это подтверждает один анекдотический случай, который произошел с Борисом Эммануиловичем Хайкиным. В разгар кампании, когда «взялись» за Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, а заодно за все «непонравившиеся» фамилии, он был главным дирижером Мариинского театра. Начались и аресты по «ленинградскому делу». И на этой волне антисемитизма Хайкину предлагают сменить фамилию: «Она у вас, Борис Эммануилович, не сценическая». Хайкин был веселым человеком и сказал: «Могу сменить вторую букву».

Менеджер, профессор, авантюрист

АУ В Новосибирске, на мой взгляд, сложилась уникальная ситуация: есть и оперный театр с богатыми традициями, и замечательный симфонический оркестр, а конкуренция практически отсутствует. Второго города с такими достижениями, пожалуй, в России нет.

АК Мне кажется, что это не совсем верно. До меня на карте не было оркес­тра Новосибирской филармонии, я его создал. И поэтому все положительные и отрицательные стороны коллектива — это я и моя работа.

У нас уже давно достаточно высокая зарплата по российским масштабам. Когда стало известно, что собираются присуждать президентские гранты, я это немедленно усек и пошел к нашему гу­бернатору Виктору Александровичу То­локонскому (кстати, — удивительный человек). Говорю ему: «Если вы хотите, чтобы оркестр продолжал жить, чтобы не было оттока музыкантов, думайте, как повысить зарплату». — «На сколько Вы хотите ее поднять?» Я человек «скром­ный» и написал: «65% от сегодняшних грантов». Нам сделали такую заработ­ную плату и по моему настоянию прове­ли через бюджет! Еще я обратился к мэру Владимиру Филипповичу Городец­кому и в честь 50-летия оркестра выцы­ганил у него дополнительные деньги.

Когда 50 лет назад у меня было пер­вое штатное расписание, то первые два пульта получали 150 руб., следующие — 120 руб., а зарплата последних пультов составляла 90 руб. Я явился в Министер­ство и говорю: «Как же так? Вы требуете хороших оркестров, но какой хороший музыкант придет в оркестр за 90 руб.?» Первое, что я сделал, — сказал дирек­тору, что необходимо прозрачное штат­ное расписание: мы должны знать, сколько денег реально можно потратить на 56 музыкантов. Получив дотацию, он стал ее распределять. Хватило только на половину оркестра. Получилось не очень справедливо. Я понял, что бороться — пустое дело, и решил схитрить.

Наше штатное расписание мы в Ми­нистерстве не показали. Я говорил: «Не хватает денег? Значит, не будет дирек­тора», — убрал директора. «Опять не хватает? Обойдемся без библиотека­ря»… И так убрал всех, кто не играет. Получив от этого средства, я пришел к главному финансисту Министерства, и он меня спросил: «Как же ты без инспек­тора работаешь?» — «Я сам все делаю: и за директора, и за библиотекаря, за одну ставку». Он понял, что я жулик, и дал мне немножечко денег для оркестра.

Вообще, я всегда невольно обманы­вал начальство. Вспоминаю еще один эпизод. На берегу Оби стояло старое двухэтажное здание, пустующая шко­ла. Я набрел на нее и сумел уговорить Егора Кузьмича Лигачева (тогда, еще до Томска, он работал в Новосибирске в облисполкоме), чтобы он дал разре­шение, по которому первый состав ор­кестра (56 человек) мог занять любое помещение в центре Новосибирска и чтобы никем это не оспаривалось. Мы переехали в эту школу, сразу сделали там ремонт, нарезали «пеналы», и ро­дилось название «Общежитие Бертольда Шварца» — прямо по Ильфу и Петрову. Было два туалета, одна общая кухня и сплошные перегородки. Когда при Хрущеве началось маломальское строительство жилых домов, я решил уговорить местное руководство выде­лить артистам оркестра квартиры. Пе­ред «походом» к Лигачеву велел музыкантам-мужчинам все крушить: чтобы потолки обваливались, вода текла и т.п. Они хорошо постарались — все было разбито, как после землетрясе­ния. Приехала «высокая комиссия», вышла из машины, открыла дверь… Ужас! Клубы пара, жуткие запахи, воп­ли детей и шум от музыки. Они наверх даже не пошли. Спрашивают: «И это оркестр?» — «Да, другого у нас нет». Через час все 56 музыкантов получили квартиры в новом доме на другом бе­регу Оби. Лигачев до сих пор об этом помнит, может подтвердить.

А сейчас, через Фонд моего имени, помимо всего прочего, нам удалось до­биться участка земли в центре города, за оперным театром, для строительства 16-этажного Дома артиста. Я потратил на это полгода. В этом доме симфони­ческий оркестр получит 10 бесплатных квартир, оперный театр — 5, ССМШ-лицей — 3 и другие творческие коллективы Новосибирска. Чиновники долго сопротивлялись. Но, благодаря мэру, Владимиру Филипповичу Городецкому, теперь проект подписан, дело сделано. Осталась самая малость: начать и закончить строительство в рекордно короткие сроки.

Кстати, вспомнил… Вот рассказывал про 56 музыкантов, с которых начинался наш оркестр в 1955. А в 1970 мы поехали на первые зарубежные гастроли в Болгарию, где играли с огромным успехом, в том числе 10-ю симфонию Шостаковича (кстати, я тогда дирижировал ее впервые), так в оркестре уже было 90 человек… Мы потом, правда, с огромными трудностями, но неоднократно и всегда с большим успехом гастролировали за рубежом.

АУ Получается, что Вам всю жизнь приходилось, помимо творчества, заниматься зарплатами оркестра, поездками, квартирами… Вам это нравится?

АК Мне, честно говоря, было это противно. Но вот таким образом, со всеми ошибками, прошла моя жизнь. Поэтому я и не уехал, хотя, по существу, практически нет стран, где бы я не побывал. В трех случаях мне предлагали только подписать контракт — «и все будет». Но ведь богатство с собой в могилу не возьмешь. И оно для меня второстепенно, главное — что я сделаю. Да и условия на Западе меня не устраивают по разным причинам.

АУ Вернемся к вопросу о педагогике. У Вас училось много дирижеров. Вы всех помните?

АК Помню, наверное, всех. Например, Вася Синайский учился у меня в аспирантуре после окончания Ленинградской консерватории у Мусина. Собственно, я его подготовил к конкурсу Караяна. Занимался с ним каждый день, а наутро он репетировал с симфоническим оркестром. То есть и практику прошел, да еще какую!

АУ У Вас в этом смысле было выгодно учиться.

АК Конечно!

АУ На кого Вы обычно злитесь?

АК Как на кого? На музыкантов.

АУ А какие у Вас планы?

АК У-у-у, планов я люблю громадье городить. Какие у меня планы? Пережить юбилей… (смеется)

В честь 50-летия оркестра задумал организовать Международный камерный оркестр — 35 молодых музыкантов из четырех стран: Кореи (у нас живет много корейцев), Израиля, Японии, Германии и России. Даже не столько камерный, сколько моцартовский оркестр. Из Берлина пригласили пятерых духовиков, они в своей профессии, в ансамблевой игре «первачи». В этом начинании нас поддерживает и губернатор, он обещал финансирование. Предстоят концерты в Сеуле, Токио, Новосибирске, Берлине, Москве, Петербурге. И все это — под эгидой 50-летия Новосибирского оркестра.

Вообще, оглядываясь назад, думаю: вся моя жизнь — почти детектив. А может быть, авантюра? Ну чем я не Конан Дойл или Агата Кристи?