Однако даже при поверхностном профессиональном взгляде оказывается, что издание «кишит» неприятными неточностями, погрешностями и всевозможными словесными абракадабрами, разрушающими одиозное продвижение и приятные ожидания. Так и хочется воскликнуть вслед за Андерсеном: «А король-то голый!». Вот бы эти усилия и финансовые вложения направить в правильное русло, например, на издание фундаментальных отечественных монографий, которые, кстати сказать, написаны более увлекательно и интригующе, не говоря уже про научные и колоссальные исторические открытия. Так, монография Л.В. Кириллиной о Бетховене (2009) и четырехтомник «Дмитрий Шостакович в Ленинградской консерватории» (2013) существуют всего в количестве 500 штук, сразу после издания став библиографической редкостью!

Кстати, так и остается не понятно, о каком в действительности инструменте идет речь — клавесин, клавикорд, или?.. Все исторические разновидности клавишных подаются под единым соусом «фортепиано».

Свою экспертную оценку изданию дал известный специалист по истории фортепианного искусства, профессор Теодор Мюльбах. Ему слово.

Трудности перевода?

«Как приятно ощущать себя “чайником”! Ведь только на первый взгляд существо, определяемое этим словом, — ущербное и “темное”, человек несведущий. На самом же деле каждый из принадлежащих к этому славному племени в глубине души уверен: пусть я в компьютерах, литературе, живописи, истории фортепиано и т.д. полный “чайник”, зато уж в кулинарии, цветоводстве, стрельбе из снайперской винтовки, биржевых котировках — настоящий ас! А что касается пробелов в моих познаниях, то пусть меня научат — вот прямо сейчас пускай мне расскажут, как и что… Только, пожалуйста, не слишком “грузите”. Пусть будет занимательно, весело, и побольше пикантных подробностей — так, чтобы почитать на ночь, вместо какого-нибудь “Cosmo”, “Esquire” или “Каравана историй”. Тогда будет “эффективно”. И услужливые авторы тут как тут — прилавки книжных магазинов заполнены разными руководствами и книгами “для чайников” — “for dummies”…

Среди подобных изданий “Громкая история фортепиано” – произведение в своем роде выдающееся. Уже русское название с его фразеологической ассоциацией “влипнуть в громкую историю” таит в себе двусмысленность — то ли иронию, то ли глупость. По-английски оно звучит “Natural History of the Piano” (буквально “Естественная история фортепиано”, а, если по сути, — “Популярная история фортепиано”). “Легкость в мыслях необыкновенная” витает тут над каждой страницей. Некогда Шуман в “Новом музыкальном журнале”, рецензируя Седьмой фортепианный концерт Джона Фильда, сокрушался о том, что нельзя приложить к каждому номеру журнала по экземпляру нот. О книге хочется сказать то же…

Ее надо бы цитировать целиком — фантастические домыслы и головокружительные “ляпы” ожидают нас едва ли не на каждой странице. Увы, в настоящей рецензии приходится ограничиться некоторыми…

Мы узнаем, например, что название города Венеция произошло “от имени Венеры, богини любви и соблазнения” (стр. 33), что “Лист был не только бонвиваном, но и человеком с постоянными духовными исканиями” (стр. 142). Нам сообщают про “активный фортепианный механизм” Кристофори (с. 35, как будто бывает и еще какой-то “пассивный”). Мы читаем про “разнообразные “затычки” на струны, добавляющие звучанию разного рода экзотических обертонов”, в том числе про “лютневую затычку” и “фаготную затычку” (стр. 56, речь, по-видимому, идет о приспособлениях, приглушающих и изменяющих тембр струн клавишных инструментов).

Автор поверяет читателям сногсшибательные подробностииз жизни музыкантов. Кто бы мог подумать, что причиной гибели Шумана стал “таинственный и тихий звук, лишь чуткому доступный слуху”, упомянутый в эпиграфе к его Фантазии C-dur (стр. 258)? Рахманинов — сообщается нам, — выпускник Петербургской консерватории (стр. 305, общеизвестно, что Рахманинов закончил Московскую консерваторию, причем по двум специальностям — как пианист и композитор). При этом Петербургскую консерваторию основал совместно с Антоном Рубинштейном Теодор Лешетицкий (стр. 313, на самом деле, консерваторию основал именно Рубинштейн, а Теодор Лешетицкий был приглашен на должность профессора класса фортепиано в 1862 г.). Учителем Владимира Горовица был некий «Феликс Блюменталь» (стр. 359, видимо, речь идет о знаменитом пианисте и педагоге Феликсе Блуменфельде, у которого в Киевской консерватории учился Горовиц) и т.д.

В нашу эпоху Гугла и Википедии такие оригинальные открытия позволяют заподозрить, что создатель книги — бравый ковбой из американской глубинки, а переводчик — суровый таежный охотник, и оба ничего не ведают про интернет, не говоря о других справочных материалах…

Между тем, автор, Стюарт Исакофф, согласно издательской аннотации, — “пианист, композитор, музыкальный критик, основатель и главный редактор журнала Piano Today, постоянный автор The Wall Street Journal”, а переводчик, Лев Ганкин, по данным интернета — столичный журналист, музыкант, коллекционер грамзаписей, ведет передачи на радиостанции “Серебряный Дождь”. Пожалуй, именно стиль перевода придает тексту ни с чем не сравнимое комическое своеобразие.

“Впервые исполняя ре-минорный фортепианный концерт композитор, таким образом (имеется в виду исполнение на фортепиано с ножной клавиатурой), пользовался не двумя конечностями, а всеми четырьмя” (стр. 49).

“Размахивая одновременно руками и ногами и демонстрируя необычайное музыкальное и атлетическое мастерство, Моцарт принялся производить на свет звуки, восхитившие и заворожившие горстку его слушателей, а вслед за ней и миллионы других на многие века вперед” (стр. 67).

Нельзя не упомянуть тут людей, без которых это пиршество духа было бы невозможным — редактора Евгения Когана и ответственную за выпуск Ольгу Энрайт.

Разумеется, в книге излагаются не только экстравагантные “открытия”, но и вполне бесспорные сведения, многие из которых особенно живо удовлетворяют интерес “чайников” к истории фортепиано. Например, в качестве едва ли не единственного факта, касающегося знаменитой петербургской пианистки Анны Есиповой (у Исакоффа «Аннетты Есиповой») является то, что она — «одна из четырех жен Лешетицкого» (стр. 329)…

Мистер Исакофф претендует и на некие теоретические обобщения, предлагает свою оригинальную “фортепианно-композиторско-исполнительскую” типологию. Он делит музыкантов (в том числе джазовых) на четыре класса: “Горячие головы” во главе с “ударником”-Бетховеном (стр. 123); “Алхимики” — их типичный представитель “Клод Дебюсси предлагал аудитории нечто прямо противоположное бетховенской “молотилке”” (стр. 159); “Ритмизаторы”, — в эту категорию автор почему-то помещает лишь джазистов; “Мелодисты” — среди них и Шопен, и Брамс, и Сати, и Равель, и Шуман…

Если бы на обложке книги не стояло название уважаемого издательства “Corpus”, известного публикациями самых изысканных опусов современных зарубежных писателей и вполне квалифицированно подготовленных популярных книг по музыке (например, Алекса Росса «Дальше — щум», «Нота. Жизнь Рудольфа Баршая, рассказанная им в фильме Олега Дормана»), то и отношение было бы соответствующее. Тогда можно было бы прямо сказать: перед нами “махровый” образчик издательского брака. Но тут теплится надежда: вдруг все это — утонченный абсурдистский стеб, в духе известного эссе Даниила Хармса про пианиста “Гиллельса”? Тогда будем аплодировать. По примеру Моцарта — пользуясь “не двумя конечностями, а всеми четырьмя”».