Сегодня театральные и музыкальные критики числом под сто человек (а кто говорил, что критики у нас нет!) отправили председателю СТД Александру Калягину коллективное письмо, смысл которого сводится к невозможности согласиться с тем, что на формирование экспертных советов независимой премии начало прямо влиять Министерство культуры. Как следствие — в составе экспертных советов (далее — ЭС. — Ред.) в сезоне-2015/2016 будут работать одиозные выдвиженцы Минкульта, уже поспешившие публично заявить о своей предвзятости. Для сообщества все это — удар по профессиональной репутации, авторы письма настаивают на роспуске только что набранного совета и созыве нового. Даже если предположить, что СТД как учредитель «Маски» согласится пойти на роспуск, технически эту процедуру представить себе довольно сложно. Больше того, новый набор может оказаться хуже прежнего. Зато понятно другое: цех театральной критики вопреки ожиданиям уперся рогом, в то время как СТД и сама «Маска» идут на дипломатические уступки Минкульту из чувства самосохранения. И в этом есть понятная логика: каждому — свое.

Что было между торжествами и арестами

В этой истории c самого начала ощущался привкус токсичной химической реакции, и, что ни день, он становился все резче. После публикации списков новых ЭС режиссеры Константин Богомолов и Кирилл Серебренников разорвали отношения с фестивалем, еще двое экспертов вышли из состава ЭС по драматическому театру. В сегодняшнем письме критиков говорится, что «фестиваль может посыпаться как карточный домик». Но разрушительный процесс стартовал не вчера. Больше года длилась то ли спонтанная, то ли скоординированная атака на «Маску» группы оскорбленных граждан, среди которых были и театральные деятели, и журналисты, и просто неравнодушные. Они выглядели сплоченным отрядом и солидарно подтасовывали факты, используя риторику за гранью не только цеховой этики, но и нормативной лексики — тем, собственно, больше всего и запомнились.

Из-за спин ангелов возмущения скоро стал выглядывать Минкульт. Еще летом с его участием была образована Рабочая группа по улучшению «Маски». Видеозапись одного из ее заседаний выложена на YouTube-аккаунте СТД — и ее нужно увидеть, чтобы понять контекст происходящего и перспективы на будущее. Причем отнюдь не только одного отдельно взятого фестиваля.

Резкое сокращение номинаций, введение премиальной квоты для провинции, отмена экспертного отбора, дробление фестиваля и отправка его по частям в регионы с тем, чтобы в Москве выступали исключительно победители региональных смотров, а отбор проводили бы назначенные сотрудники Минкульта, — разговор на заседании Рабочей группы показывал, как именно государство намерено экспроприировать фестиваль. Театральный цех как будто в целом не возражает, а «Золотая маска» и СТД, в свою очередь, понемногу готовятся сами себя высечь — чтобы не дать учинить над собой расправу другим.

Сценарий добровольно-принудительной депрофессионализации «Маски» пока в общем и в целом не реализовался. Но факт поражения в правах самой идеи независимой профессиональной экспертизы, на которой строился «масочный» конкурс, сообщество ощутило остро.

Теперь выяснилось, что оно не готово уступить ни пяди независимости и чести — в них ведь и была главная ценность «Маски» как профессиональной платформы. И дело не в том, чем хорош или плох тот или иной протеже Минкульта, а в том, что он участвует в работе ЭС не персонально как критик, а от отряда недовольных (его списочный состав совпадает с министерскими предпочтениями) — по скрытой министерской квоте он в маске специалиста лоббирует министерские интересы.

Не громко и не сразу, но сказано, кто и как отбирал новых отборщиков, и публике понятно, что нововведения не прописаны пером, а вырублены топором административного нажима. Но когда и если они будут прописаны — станет еще хуже.

Тут важно понимать, что составы ЭС, степень взаимопонимания их участников и результаты раньше тоже бывали очень разными. Единственное, что по-настоящему нового произошло сегодня, — это публичное признание факта давления Минкультуры на независимый институт и того, что абсолютно независимым он сегодня быть не может и не будет.

Как могут выглядеть торжества

Удивительно, как сильно теперь Минкульту нужно свое представительство в экспертном сообществе. Самая популярная версия возросшего интереса культурно-надзорного ведомства к работе «Золотой маски» — экономическая: всеобщая финансовая катастрофа требует от чиновников позаботиться о перераспределении денег, а титульное мракобесие способно послужить для этого подходящей ширмой.

Интересно, что в последние годы в каждом новом составе ЭС кроме действующих критиков, аналитиков и журналистов всегда работали люди из Минкульта, хоть это и не было записано в уставе, причем без всяких идейных обоснований. Компетенции дирекции «Маски» в области театральной коммуникации и экспертизы уникальны, и Минкульт ими регулярно пользовался, фестивалю же при этом удавалось балансировать на грани независимости и галантности по отношению к соучредителю.

Теперь Минкульт поменял в ЭС своих сотрудников на журналистов по выбору — налицо новый план по размыванию репутации самого профессионального сообщества: принята тактика внедрения под прикрытием.

Министерство как бы говорит сообществу: вот эти люди по нашей квоте — они не чиновники на зарплате и не борцы-дилетанты, а тоже как бы критики: вот их дипломы, вот их публикации. Российскому театру как бы посылается сигнал: да, это именно мы заказываем музыку, раз имеем право регулировать отбор подрядчиков. Хотя на самом деле нет у Минкульта такого права — по крайней мере, права пользоваться независимым механизмом, инструментом и институтом, чем является «Маска», в государственно-охранительно-заградительных целях. И это проблема, которую Минкульту надо как-то решить.

Смысл внедрения людей от Минкульта в «масочные» экспертные группы в том, что их будущая подмоченная репутация автоматически обесценит неприятные для надзорного ведомства результаты конкурса — а сомнительный вес результатов приятных здесь вряд ли кого-то может смутить.

Цели Минкульта — фасадного толка. Его задача — влиять на премиальный рисунок так, чтобы он создавал картонные декорации стабильной традиционности, востребованные в ханжеском государстве больше, чем что-либо иное. Власть всерьез занята контролем во всех видимых частях жизни, отчтения городскими чиновниками независимых городских сайтов до идеи запрета курить на улице, ей необходимы тщательно нарисованные виды и положения. Заглядываясь на «национальную» (не государственную) премию, она спекулирует значениями высокопарных слов, которые ей не принадлежат ни в каком смысле: когда-то слово «национальный» в названии конкурса звучало хитро и гордо, не обещая ничего, кроме свободы, равенства и престижа. Теперь нам хотят сказать, что оно значит что-то совсем другое.

У идеи переноса экспертизы в сферу государственных полномочий много сторонников, принципы независимого профессионального отбора вообще не очень-то согласуются с местным укладом жизни, в том числе театральной. Это понимают многие эксперты, когда, отсматривая за год по несколько сотен спектаклей по всей стране, они получают не только художественные, но и сильные социально-антропологические впечатления — театры встречают новых экспертов с пирогами и проклятиями в адрес предыдущих гостей, словно уверены: неправильный критик когда-нибудь непременно сменится правильным, и один из них рано или поздно все-таки окажется вечным. Поэтому с каждым работают как с несменяемым, обвиняя прошлогоднего в беспринципности и бестолковости. Идеи ротации и коллегиальной ответственности за решения, добытые простым голосованием, не рассматриваются всерьез, им улыбаются, словно правила — это мушка на важной экспертной физиономии.

Но фестиваль — не раздаточный цех, откуда выпрыгивают грамоты и значки, которые потом иногда (особенно на региональном уровне) переплавляют в деньги. Это большой, сложно устроенный механизм коммуникации, анализа и презентации театра, охватывающий значительную часть современной театральной жизни. Из желания Минкультуры контролировать и цензурировать «Маску», опираясь на силу обиженных, прямо следует намерение косвенно контролировать театр — пускай последний пока и надеется, что обойдется.

Будут ли аресты

Последствия вмешательства Минкульта обещают быть неприятными как для «Маски», так и для театрального цеха. Вместо искомой прозрачности («там все свои решают, все дают своим, чужих не пускают» — примерно так звучала дежурная претензия оппонентов) уже вышел невероятный туман с хорошей перспективой навести еще больший. Невозможно же серьезно относиться к риторическим фигурам насчет «сбалансированности взглядов и интересов», когда речь идет о введении скрытого управления. И вряд ли новых лауреатов будут долго радовать новые премии, если решения экспертов и жюри непонятно откуда берутся.

Еще один итог — нежелание сидеть с некоторыми делегатами от министерства за одним столом или играть для них спектакли. В этическом смысле они безупречны. Любой имеет право побрезговать.

Другое неприятное следствие недавних событий, косвенно связанное с предыдущим, — разговор о коллаборационизме, уже не в первый раз возникающий за последние годы в поле культуры. Имеют ли право профессионалы сотрудничать с волюнтаристской властью (и о сотрудничестве ли идет речь, если власть вмешивается в работу независимых институтов)? Не должны ли они прекратить свое профессиональное существование, если им в друзья назначены не коллеги разных взглядов, а «бойцы на задании»? Можно ли садиться играть, если знать, что в колоде точно есть крапленые карты?

Ответы могут быть разными, но сперва нужно уточнить вопрос: у кого колода и кто именно во что играет. Цель одних — тайное влияние, демонтаж престижа независимости, других — сохранение уникального института и инструмента, третьих — защита чести, свободы и перспективы. Мотивации у всех разные, и коллаборационизм тут ни при чем.

Негласной волей короля в цех брадобреев направлены лица неопределенной профессиональной принадлежности: добровольный выход из профессии в таком случае — отнюдь не безусловное решение. Должны ли цирюльники бросить работу и пусть весь город зарастет волосами так, что лиц не разобрать, если новички — палачи и они непременно оттяпают клиенту голову? Тут да, всем горожанам следовало бы не только перестать стричься, но и убраться из города подобру-поздорову. А если король назначил в брадобреи пару маляров, и они не казнят, но разукрасят клиента так, что ему еще долго будет стыдно выйти на улицу? Тогда вопрос закрытия всех парикмахерских заведений представляется уже спорным. Дело осложняется тем, что заранее можно не знать, кого именно сегодня прислал король по твою голову — лесоруба или шута с бубенчиком. Но городок у нас небольшой, все, пожалуй, друг друга знают, а от сюрпризов все равно никто не застрахован при актуальном супостате, что уж там кокетничать.

Словом, цирюльный цех не может не возражать против указа короля называть маляра парикмахером. И желание сохранить цирюльни как класс этому никак не противоречит.

Драматичные обобщения на тему соглашательской позиции (самой «Маски» или экспертов, согласных продолжать полемику) во многом вызваны травматическим опытом прошлого. Генетический страх превращает любую ситуацию давления в заранее проигранную, опыт подсказывает, как много может быть жертв, и, чтобы не стать таковой, необходимо успеть исчезнуть — не случайно об опыте прошлого заговорила в своем кратком комментарии текущего момента председатель ЭС-2015/2016 Алена Карась.

С грузом прошлого связано и стремительное соскальзывание с индивидуальной этической повестки в пространство всеобщей идеологической дискуссии с заранее известным исходом — «мы проиграли, раз они против нас».

Только важно понимать, что это чужой, навязанный нам разговор. Логика в духе «если они среди нас, мы должны уйти» подразумевает, что раньше «среди нас» были только «мы». А это неправда. И, что самое главное, противоречит принципам самого института никем не назначенных, профессионально мотивированных экспертных групп — когда, попросту говоря, в процессе работы никто никому ничего не должен кроме того, что каждый должен своей профессии, опыту и репутации в рамках договора о совместной конструктивности сроком на один календарный год.

Дело в том, что в истории и механизмах «Маски» никаких «наших» и «ваших», «чужих» и «своих», «правильных» и «неправильных» (экспертов, членов жюри, номинантов, лауреатов) отродясь никогда не было.

И единственное, что сейчас по-настоящему удалось Минкульту, — так это продавить в сообществе некорректную логику рассуждений, вынудить его разговаривать в терминах «своих» и «чужих» в запале защиты человеческой и профессиональной адекватности.

Условные «мы» как будто должны либо вытолкать безусловных «их» (они-то как раз сами объявили себя идейно единой группой, но это еще не повод терять лицо всем остальным) — либо условно закрыться.

Это верно, если «мы» защищаем «нашу» территорию. Если речь идет о соблюдении профессионального кодекса — а территория адекватности защищает сама себя, как это делает «Маска», даже сдавая позиции, — то логика будет совсем другой: сохранение института премии и фестиваля (при всей возможной несвободе) и профессиональной свободы критики и театра — две соседние, но разные задачи.

В теории есть шанс даже на платформе «Маски» перемолоть и «государственное задание», и его исполнителей — в конце концов, за уровень компетенции в профессии отвечает сообщество. Именно в теории: на практике может не получиться или получиться сильно позже. Может случиться так, что результаты работы все более зависимого от внешнего давления ЭС будут становиться все менее интересными для публики и весомыми для театрального цеха. Престиж премии может упасть — просто потому, что он вырос за счет тех принципов, против которых сейчас возражают недовольные во главе с Минкультом-манипулятором.

И предположим, что он упадет до ниже пола. Вот это, на самом деле, единственное, чем рискует сейчас театральное сообщество. Когда-нибудь при желании этот престиж можно будет возродить, даже на другой платформе, но при одном условии — защиты института, в основание которого не входит принцип «наших и ваших». За сохранность этого инструмента сейчас отвечает сообщество, а не дирекция фестиваля: последняя, теперь это очевидно, несет ответственность только за то, чтобы работа, когда она возможна, не скрипела. Не нужно требовать от дирекции «Золотой маски» сохранять «нас», но стоит, наоборот, попробовать сохранить в профессиональном поле работающий механизм.

Другой вопрос — нужен ли он театральному искусству. На заседании Рабочей группы главным рефреном звучало примерно следующее: «надо вернуться к истокам». Так руководители театров объясняли необходимость свернуть всю структуру номинаций, сократить количество премий, экспертов, показов, любых движений. Действительно, когда-то — совсем, в сущности, недавно — всего этого, да и вообще спектаклей в России было гораздо меньше. Потом на протяжении двадцати лет театр развивался, был свободным, непредсказуемым и живым, попутно испытывая «масочные» возможности. Сейчас от испуга и сгущения туч нам предлагают «вернуться к истокам» — то есть буквально побросать весла на середине реки, там, где и берегов-то уже не видно.

Казалось бы, плыви куда хочешь. Так нет же, надо обязательно позвать кормчего — чтоб утопил поглубже.

– Ситуация действительно непростая, напряженная, общество все сильнее поляризуется, что отразилось и на театре. Одним не нравятся способы режиссерской интерпретация классики, другим – присутствие в спектаклях религиозных мотивов, – спорных вопросов немало, и сейчас они просто стали более выпуклыми. От зрителя – от его насмотренности, ума, желания думать и воспринимать что-то новое и необычное – тоже очень многое зависит. Когда публика недостаточно образованна, это может вызвать недовольство театром, вопросы к нему. Но, впрочем, так было во все времена. Главное, чтобы все споры решали профессионалы.

Что же касается претензий к «Золотой маске», на мой взгляд, они вызваны недопониманием, как работает фестиваль.

И в чем особенности этой работы, Мария Евсеевна, которая, как вы считаете, недостаточно ясна некоторым театральным деятелям?

– Почему-то эти люди считают, что спектакли в афишу «Маски» отбираются при участии дирекции фестиваля, что мы кого-то лоббируем. На самом деле список номинантов составляют эксперты – и только они, это их зона ответственности. А потом, во время фестиваля, участников конкурса оценивает профессиональное жюри. Все кандидатуры в этих составах утверждаются Союзом театральных деятелей России (СТД), учредителем «Золотой маски», и согласовываются с министерством культуры РФ. Каждый год составы меняются, происходит ротация.

Задача нашей технической дирекции – обеспечить этих людей всем необходимым для их работы. Предоставить экспертам записи спектаклей, которые подаются на конкурс, согласовать с театрами их командировки. После того, как они определили итоговый список номинантов, мы объявляем афишу «Маски», помогаем театрам из других городов выбрать площадки, арендуем их, заселяем приезжих в гостиницы и проводим церемонию награждения, где жюри объявляет лауреатов. И так каждый год.

А кто инициирует параллельные программы «Маски», разве не вы?

– Да, всем, что не связано непосредственно с конкурсом, занимается дирекция. И таких внеконкурсных программ у «Маски» много, что, на мой взгляд, лишь на пользу фестивалю – это дает возможность показать широкую палитру театральной жизни России. Мы стараемся пригласить и лучшие детские спектакли, и этнические, и какие-то интересные постановки из регионов, не прошедшие в конкурс. Плюс организовываем образовательную программу «Институт театра», в рамках которой проходят мастер-классы и лаборатории. Например, в этом году Дина Хусейн и другие педагоги провели Мастерскую новых форм танца – желающих было очень много.

Сделали с детьми программу «Давайте сыграем оперу» на базе театра «Новая опера» – сложнейший эксперимент, но безумно интересный. Очень важно показать детям, что такое опера, приобщить их к этому сложному искусству. Для самых маленьких зрителей, от шести месяцев до трех лет, запустили долгосрочный проект «Бэби Лаб».

При поддержке компании «Норильский никель» впервые провели фестиваль «Золотая маска» в кино» – прямые онлайн-трансляции некоторых спектаклей, чтобы жители разных регионов страны могли увидеть их у себя в кинотеатрах. Надеемся продолжить это начинание. Опять же, благодаря поддержке «Норникеля» показали сразу четыре спектакля у вас в Красноярске, будем рады закрепить сотрудничество с вашим городом и в дальнейшем. Мы вывозим лучшие спектакли «Золотой маски» в регионы России с 2000 года и уже десять лет – в страны Балтии.

Проекты достойные, тем неожиданнее претензии к фестивалю…

– Там, где есть конкурс, всегда будут возникать вопросы, всегда. И к премии «Оскар» ежегодные претензии, и к Нобелевской премии – до сих пор не стихают споры, почему ее дали Бродскому и не дали Набокову. Понимаете, у каждого человека есть свои предпочтения. Но когда в команде девять профессиональных экспертов, какие бы вкусы у всех не были, они должны вместе определиться – что было самое лучшее за прошедший сезон. Через год на их место придут другие эксперты, у них будут свои мотивации. И каждый раз кто-то будет недоволен их решением, это нормально.

Тем не менее, в этом году недовольство вышло за порог обычных дискуссий, не так ли? Участились выпады в адрес «Маски», и в то же время – все ведущие режиссеры страны высказались в защиту фестиваля. Ситуация на пике общественного внимания?

– Не думаю, что на пике, мне этот конфликт кажется искусственным. Именно потому, что, как вы заметили, абсолютное большинство театральных лидеров страны поддержало «Золотую маску». Они прекрасно понимают, что она нужна профессионалам. Не случайно же Михаил Александрович Ульянов, который когда-то создавал в СТД этот фестиваль, озвучил его главную идею: «Профессионалы – профессионалам». Компетентные театроведы проводят отбор спектаклей, показывают срез сезона. Жюри, в котором не больше трех критиков, а в основном практики – режиссеры, хореографы, актеры, сценографы, композиторы – оценивает работу своих коллег. На следующий год они сами могут поставить что-то значительное, и их работу точно так же будут оценивать другие. Это профессиональная премия, обмен творческими мнениями.

Мне кажется, идея «Золотой маски», родившаяся в недрах СТД, прекрасна. Благодаря ней мы имеем историю российского театра за 21 год. В середине 90-х, когда, как мы помним, по экономическим причинам был отток зрителей из театров, наше театральное искусство смогло заявить о своей социальной и художественной значимости, вновь привлечь к себе внимание широкой аудитории, заинтересовать спонсоров. И в этом, я считаю, немалая заслуга фестиваля.

Как вы оцениваете попытки минкульта усилить свое влияние на «Маску», ввести цензуру – какие спектакли можно номинировать, какие нельзя?

– Как я уже сказала, хозяин премии, учредитель «Золотой маски» – Союз театральных деятелей России. Министерство культуры РФ – один из организаторов, оно дает часть средств на проведение конкурса и может рекомендовать кого-то в составы экспертного совета и жюри. Есть Положение о конкурсе, куда ежегодно вносятся изменения. Сейчас мы принимаем от театральной общественности предложения, какие улучшения могли бы пойти на пользу фестивалю, рабочая группа СТД рассмотрит их в конце августа.

Что касается цензуры, то она запрещена Конституцией. До тех пор, пока основной закон нашей страны не поменялся, любые попытки цензуры противоправны.

Сколько лет существует «Золотая маска», столько времени ведутся споры – нужен ли конкурс среди номинантов? На многих фестивалях конкурса нет, попасть в их программу – уже само по себе почетно, например, в Авиньон или Эдинбург. И в самом деле, как можно сравнивать, кто лучше – Лепаж или Додин? Может, отказ от премии может убрать разногласия?

– Это, опять же, решает профессиональное сообщество. Для нас, организаторов, важнее афиша, срез сезона. Уже можно вести серьезные исследования, как менялась театральная жизнь России год за годом. И, конечно же, все понимают, что номинация – уже само по себе почетно. Если сами творцы сочтут, что премия им не нужна, это должно быть внесено в Положение Секретариатом СТД, и дирекция будет работать по новым правилам. Но пока от премии никто отказываться не хочет.

Источник публикации: KrskDaily, 21.07.2015, Елена Коновалова