Эта версия (недоказуемая) была распространена в Европе еще при жизни Сальери, которому приходилось неоднократно оправдываться, в том числе публично. В пьесе мотивом Сальери является профессиональная ревность; при этом он оправдывает покушение на Моцарта, убеждая себя в том, что Моцарт является тупиковой ветвью развития музыки.

В 1898 году Николай Римский-Корсаков почти без сокращений использует «маленькую трагедию» Пушкина в качестве либретто своей одноименной оперы.

В опере всего два поющих персонажа, два контрастных голоса: тенор Моцарт и бас Сальери. Легендарным Сальери был Фёдор Шаляпин, первый исполнитель роли; помимо него, эту партию пели Марк Рейзен, Александр Пирогов, Евгений Нестеренко. Моцарта пели участники еще одного, неконтрастного исторического музыкального противостояния – Сергей Лемешев и Иван Козловский.

Сегодня опера «Моцарт и Сальери» редко заявляет о себе в качестве громкого проекта, но регулярно обеспечивает репертуар вспомогательным сценам театров. В зале Исидора Зака в НОВАТе и в Концертном зале Мариинского театра идут два разных спектакля Вячеслава Стародубцева (2018 и 2019 годов, соответственно); квартируя на Арбате, в 2010 году обзавелась постановкой Ильи Ильина «Геликон-опера»

Сцена I

Сальери:
Нет! не могу противиться я доле
Судьбе моей: я избран, чтоб его
Остановить — не то мы все погибли,
Мы все, жрецы, служители музыки,
Не я один с моей глухою славой…
Что пользы, если Моцарт будет жив
И новой высоты еще достигнет?
Подымет ли он тем еще искусство? Нет;
Оно падет, как он исчезнет:
Наследника нам не оставит он.
Что пользы в нем? Как некий херувим,
Он несколько занес нам песен райских,
Чтоб, возмутив бескрылое желанье
В нас, чадах праха, после улететь!
Так улетай же! чем скорей, тем лучше.
Вот яд, последний дар моей Изоры.
Осьмнадцать лет ношу его с собою —
И часто жизнь казалась мне с тех пор
Несносной раной,
Все медлил я.
Что умирать? я мнил: быть может, жизнь
Мне принесет незапные дары;
Быть может, посетит меня восторг
И творческая ночь и вдохновенье;
Быть может, новый Гайден сотворит
Великое — и наслажуся им…
Как пировал я с гостем ненавистным,
Быть может, мнил я, злейшего врага
Найду; быть может, злейшая обида
В меня с надменной грянет высоты —
Тогда не пропадешь ты, дар Изоры.
И я был прав! и наконец нашел
Я моего врага, и новый Гайден
Меня восторгом дивно напоил!
Теперь — пора! заветный дар любви,
Переходи сегодня в чашу дружбы.

Сцена II

Моцарт:
Да! Бомарше ведь был тебе приятель;
Ты для него Тарара сочинил,
Вещь славную. Там есть один мотив…
Я все твержу его, когда я счастлив…
Ла ла ла ла… Аx, правда ли, Сальери,
Что Бомарше кого-то отравил?

Сальери:
Не думаю: он слишком был смешон
Для ремесла такого.

Моцарт:
Он же гений,
Как ты да я. А гений и злодейство –
Две вещи несовместные. Не правда ль?

Сальери:
Ты думаешь?

(Бросает яд в стакан Моцарта.)

Ну, пей же.

Моцарт:
За твое
Здоровье, друг, за искренний союз,
Связующий Моцарта и Сальери,
Двух сыновей гармонии.

(Пьет.)

Сальери:
Постой,
Постой, постой!.. Ты выпил… без меня?

Моцарт:
(Бросает салфетку на стол.)
Довольно, сыт я.
(Идет к фортепиано.)
Слушай же, Сальери,
Мой «Requiem».
(Играет.)

Хор:
(за кулисами)
Requiem aeternam dona eis, Domine!

Моцарт:
Ты плачешь?

Сальери:
Эти слезы
Впервые лью: и больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсек
Страдавший член! Друг Моцарт, эти слезы…
Не замечай их. Продолжай, спеши
Еще наполнить звуками мне душу…

Моцарт:
Когда бы все так чувствовали силу
Гармонии! Но нет: тогда б не мог
И мир существовать; никто б не стал
Заботиться о нуждах низкой жизни;
Все предались бы вольному искусству.
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
Не правда ль? Но я нынче нездоров,
Мне что-то тяжело; пойду засну.
Прощай же!