Зимой и летом Мария Вениаминовна Юдина носила кеды. И вовсе не потому, что они тогда были в моде. Вовсе нет. Зимой в них было очень холодно. Так она явилась на свой ответственнейший концерт чуть ли не в Большом зале Консерватории в домашних меховых тапочках. «Известный немецкий дирижёр Штидри выпучил глаза и долго смотрел то на лик, то на ноги пианистки, потом воскликнул: «Но фрау Юдина!» Пришлось на два часа выпросить приличные туфли у кассирши», – вспоминали очевидцы.

Впрочем, знавших Юдину музыкантов это не удивляло. Они были свидетелями того, как, приехав в Лейпциг с концертами, Юдина шла босая, будто паломница к святыне, к церкви св. Фомы, чтобы встать на колени перед надгробием Баха. Они тоже любили музыку, но не до такой же степени!

Еврейская семья, в которой 9 сентября (28 августа по старому стилю) 1899 года родилась Юдина, была бедна. Отец – врач, мать-домохозяйка имела музыкальные способности, но воспитывала четверых детей. Марии она наняла преподавательницу музыки – ученицу Антона Рубинштейна. Как та оказалась в захолустном Невеле?.. Впрочем, таким ли захолустным был этот Невель? Здесь юная Маша познакомилась с Михаилом Бахтиным (подружилась и переписывалась с ним до конца дней). Она была умна, талантлива и смела. В 13 лет поступила в Петербургскую консерваторию и «каждое музыкальное произведение осмысливала с позиций собственного философского прочтения». Попросту многое играла «не так, как принято».

Удивительно, но несмотря на то что родилась в еврейской семье, она приняла крещение в 1919 году и стала «страстной почитательницей Франциска Ассизского», даже носила рясу из чёрного бархата. Позже материал подешевел. Мария Вениаминовна считала, что музыкант, художник должен быть беден, если он христианин.

И так жила. Сначала в Ленинграде, потом в Москве. Истово работала и раздавала остро нуждающимся свои гонорары, «ссужала деньги на отправку в лагеря и ссылки, во время войны за счёт её пайка питалось несколько семей; бывало, не задумываясь, она занимала, чтобы помочь попавшим в беду», – свидетельствовали близко знавшие её люди. Стоит ли удивляться, что быт пианистки в Ленинграде, где она снимала дешёвые комнаты, и в однокомнатной московской квартире на Ростовской набережной был весьма скромен. Он поражал! «Из мебели – узкая железная кровать, самодельные полки для книг, десятки икон и садовая скамья, заваленная папками с нотами». Рояль – прокатный, долг за него гирей висел на исполнительнице… Неудивительно, что дверь её жилища никогда не запиралась. А ведь в то время она уже была всемирно известной пианисткой! Одна из лучших исполнительниц музыки Шуберта, Баха, Бетховена, Брамса и Моцарта. Преподавала в Ленинградской консерватории. Только вот репутация… Её делала молва и советская пресса. По приказу ответственных чиновников.

В 1930 году в центральной советской газете появилась статья под много говорящим названием «Ряса на кафедре». Преподавательницу и профессора Марию Юдину тут же уволили с работы. Ну что ж… В толстом, видавшем виды плаще ходить и осенью, и зимой ей не привыкать. Митрополит Ленинградский Антоний купил ей тёплую шубу. «Шуба принадлежала Марии Вениаминовне всего три часа». «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твоё и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, и следуй за Мною», – говорил Христос. Она следовала.

На концерты пианистка приходила с неизменным крестом на груди. Иные возмущались, судачили: «Как можно!» «Ничего не боится!» « В конце концов, так не принято!». Ей это было без-раз-лично. Публика слушала её стоя, не отпускала со сцены. Тогда она «показывала со сцены руки, заклеенные пластырем: «Простите, я больше не могу… Резала рыбу кошкам». Шуба, Шуберт, кошки… Франциска Ассизского любили птицы, а Юдину – кош- ки. Прихожанка храма Николы в Кузнецах была известна в храме как – теперь сказали бы – «решала»: она занималась вопросами устройства на работу и в больницы, оставшимся без средств помогала выжить, хлопотала за репрессированных… Но чего не могли понять её коллеги, так это – как великая пианистка по первой просьбе может играть на похоронах друзей! Играла и рыдала. Хотя в быту не была сентиментальной, наоборот, – суровой и… доброй.

Феномен Юдиной пытались разгадать многие верующие и неверующие её коллеги. Генрих Нейгауз (младший) страстно убеждал, что «она была гениальной пианисткой». Не «выдающейся», не «талантливой», просто – «гениальной». А Святослав Рихтер вспоминал: «Weinen, Klagen» Листа она замечательно играла, большую сонату B-dur Шуберта – очень хорошо. Хотя всё шиворот-навыворот. Она играла Баха во время войны – прелюдию си-бемоль минор – быстро и фортиссимо. И когда Нейгауз потом пошёл её поздравлять в артистическую, он сказал:

– Ну, скажите, пожалуйста, почему вы это так играете? Вот так!

– А сейчас война!

Вот это типичная Юдина: «А сейчас война!»

Источник публикации журнал «Тёмные аллеи», № 6 2018, Ирина Карпенко