Московский Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко готовится к важной «круглой» дате своей истории. Самое время узнать, с какими проблемами сегодня сталкивается дирекция театра и как эти проблемы решаются. Какая модель управления коллективом наиболее эффективна? Где зона риска театрального директора? На эти и другие вопросы отвечает директор театра Ара Карапетян.

– Ара Арамович, когда я несколько лет назад беседовала в этом же кабинете с Владимиром Уриным, он сказал, что у директора есть выбор между двумя моделями руководства – авторитарной, как, например, в Мариинском театре, и коллегиальной, как у него. Какой подход вам ближе?

– Не могу сказать, какой подход плодотворней, не было случая сравнить. Мне ближе модель коллегиального, командного управления, построенная Владимиром Георгиевичем Уриным, модель, в которой мы продолжаем существовать. Это своеобразный коллективный руководитель, когда несколько человек совместно принимают решения о настоящем и будущем театра. Эти люди –директор, художественные руководители оперы и балета, главный дирижер – принимают системные, стратегические решения, и дальше эти решения исполняются каждым из нас в своей области компетенции. Опираясь на собственный опыт могу сказать, что это очень удачная и эффективная модель управления. Хотя, при этом, мы знаем множество примеров, когда театры управляются единолично. Но нужно понимать, что количество дел и проблем в любом театре настолько велико, что ни один человек, я уверен, в одиночку с ними справиться физически не в состоянии, и, в любом случае, у каждого единоличного руководителя есть команда, которая помогает ему в работе.

– В чем при таком раскладе ваша роль как директора?

– На директоре, в соответствии с законодательством, лежит ответственность и вина за все, что происходит в театре, и за решения коллег тоже. Но внутри театра у каждого из нас есть своя область ответственности. Александр Борисович Титель несет на себе груз ответственности за оперу, Игорь Анатольевич Зеленский – за балет, оркестр – головная боль главного дирижера Феликса Павловича Коробова, ну а все остальное – уже моя. Каждый из нас на своем месте служит родному театру.

– Где ваша зона риска? Например, вам предлагают замечательный, но дорогостоящий проект. Или вы понимаете, что вот этой постановкой и этим названием кассу не собрать… что дальше?

– Прежде всего, у каждого из нас есть право вето, и мы должны друг друга убеждать. Меня, как директора, не может радовать перспектива неполного зала на спектаклях, но в то же время я осознаю, что творчество не может быть поставлено под контроль финансовой составляющей. Да, деньги очень важны, их надо зарабатывать, опера и балет – самые ресурсоемкие виды искусства, но деньги и ресурсы существуют для того, чтобы заниматься искусством, и никак не наоборот. Если мы понимаем, что какой-то спектакль в силу естественных причин не будет иметь широкой популярности у зрителей, но будет иметь высокую творческую ценность, то мы такой спектакль обязательно будем делать. Хотя, должен заметить, до сегодняшнего дня мы с такой ситуацией не сталкивались. Наоборот, практически все спектакли, которые мы выпустили за последние, скажем, десять лет, имеют очень высокий уровень популярности у зрителей, хотя за это время у нас выходили не самые известные оперы «Пеллеас и Мелизанда» Дебюсси, «Вертер» Массне и т.д.

Доля риска есть всегда. Вот к примеру, мы недавно выпустили оперу Массне «Манон». И в данном случае риск заключался в том, что, во-первых, опера «Манон» не находится в числе так называемых «оперных шлягеров», а во-вторых – в театре вот уже несколько лет идет замечательный балет Макмиллана «Манон», и нам пришлось придумывать специальную рекламную концепцию, чтобы не запутать зрителей.

– Какие организационные трудности подстерегают директора театра?

– Организационных трудностей полно! Каждый день в театре, в котором работает более тысячи человек, возникают те или иные проблемы, которые нужно моментально решать. Плюс ко всему никак не упрощает нашу работу колоссальная масса бюрократических процессов, количество которых изо дня в день только увеличивается. Мы тратим безумное количество времени и человеческих ресурсов на бесконечные бумаги, отчеты, переписку с разнообразными инстанциями и т.д.

– В должности директора вы работаете третий сезон. Как вам кажется, что мешает успешной работе театра? Какие законы нужно принять, какие – отменить?

– Самым важным и обязательным мне кажется необходимость создания преференций для спонсоров и меценатов. Для того, чтобы они вкладывали деньги в культуру, нужны внятные налоговые льготы. К примеру: ты не платишь налог на прибыль с той суммы, которую жертвуешь на культуру. Таким или похожим образом построено законодательство во многих странах. Мы об этом говорим уже много лет, но ничего не меняется, сегодня спонсорские вложения в культуру носят исключительно характер персональных симпатий, никакой системы для этого не существует.

Проблема нехватки денег в наши дни становится гораздо острее, нежели ещё год или два назад. Денег в государстве не хватает (а подавляющее количество российских театров – государственные), повсюду сокращают бюджеты. А ведь солисты оперы и балета нашего театра очень востребованы за рубежом, их охотно приглашают ведущие театры планеты, им платят соответственные гонорары. И мы просто обязаны обеспечивать нашим ведущим артистам, а их немало, такой уровень заработка, который поможет им преодолевать постоянно растущее искушение бросить работу здесь, в России, и уехать жить и работать за рубежами страны. В первую очередь по этой причине экономический кризис для нашего театра становится особенно болезненным, вот для чего нужны спонсоры, и вот для чего крайне необходимо, наконец, принять это решение на законодательном уровне.

– В прошлом сезоне балетную труппу вашего театра покинули сразу девять солистов…

– И одновременно в театр поступили одиннадцать новых артистов. Это нормальный процесс текучести кадров, не забывайте, что у нас более ста артистов балета. Я считаю вполне нормальной ситуацию, когда артист выбирает для себя более подходящее, по его мнению, место работы, хотя мне всегда очень жаль расставаться. Что касается ребят, которые покинули театр в прошлом сезоне, то это немножко иная история. Театр покинули, во-первых, те, кому был дан шанс, но артист не оправдал ожиданий с профессиональной точки зрения. Во-вторых, те, у кого не просматривалось какой-либо заметной карьерной перспективы у нас в театре, а имеющийся уровень профессионализма, желаний и амбиций требовал движения и развития, и некоторые из них нашли себе работу за рубежом. Я им искренне желаю удачи. Не секрет, что в Европе заработки на порядок выше наших. И я прекрасно понимаю такие решения.

Но те, кто сделал в нашем театре серьезную карьеру и стал «звездой» (а наш театр славится плюс ко всему и тем, что не просто даёт путевку в жизнь молодым артистам, но и рождает и воспитывает «звезд»), строят свои взаимоотношения с театром совсем по другим принципам. Мы заранее договариваемся о датах выступлений, и они поют на сценах других театров без ущерба родному дому. Те же ХиблаГерзмава, Дмитрий Ульянов, Нажмиддин Мавлянов и другие сделали успешную карьеру на Западе, и при этом продолжают оставаться солистами нашего театра, несмотря на регулярные предложения перейти в труппу других театров. Таких артистов с каждым годом становится всё больше,и удерживает артистов наш театр не высокими гонорарами, а своим высоким художественным уровнем, который, я уверен, и в дальнейшем будет только повышаться.

– Ощущаете ли вы в той или иной форме попытки вмешательства «сверху» в художественную жизнь театра?

– Таких попыток нет, и, надеюсь, не будет и в будущем.

– Каким вы видите место Музыкального театра на оперно-балетной карте столицы? Понятно, что Большой театр вне конкуренции…

– Мы – городской театр. Основной наш зритель – образованные любители оперы и балета так называемого «среднего класса». Аналогов нам в мире немало – это вторые музыкальные театры крупнейших столиц мира, как Английская национальная опера в Лондоне или «Комише опер» в Берлине. Но мы, в отличие от упомянутых театров, поем оперы на языке оригинала, а не на языке своей страны. Этому есть причина: никакой, даже самый талантливый эквиритмичный перевод, не способен так лечь на музыку, как оригинальный текст. Есть колоссальное количество примеров тому, как «трудности перевода» коверкают музыку.

– Дирижерская часть вашего «я» мешает или помогает директору Карапетяну?

– Помогает, конечно. Я, до того, как стал первым заместителем Урина, пятнадцать лет дирижировал и операми, и балетами, и не только в нашем театре.Этот опыт позволяет говорить с творческими руководителями на одном языке, что в модели коллегиального управления театром крайне важно. С другой стороны, являясь профессионалом в одной из главных творческих областей, я, мне кажется, в состоянии самостоятельно оценивать, как профессиональный уровень артистов и музыкантов, так и результаты нашей совместной работы.

– Каково ценообразование театра в условиях кризиса?

– Кризис на ценообразование пока не повлиял. У нас достаточно демократичные цены. Самые дорогие билеты стоят десять тысяч рублей, но это – лучшие места в партере на балеты с участием Дианы Вишневой, Сергея Полунина, других артистов такого класса. На обычные спектакли самый дорогой билет стоит пять тысяч рублей. Есть билеты и за триста рублей, не очень удобные места на бельэтаже. Будет ли такой расклад меняться – пока не знаю. Повышать цены не хотелось бы. Нужно сохранить нашего не самого богатого зрителя.

– Проблема с билетными спекулянтами у Музыкального театра остро не стоит?

– Нет, хотя со мной однажды случилась забавная история: на улице, около входа, мне предложили билеты в наш театр за пятнадцать тысяч рублей. В последнее время, как мне кажется, спекулянтов стало меньше, наверно, не такой уж сегодня это прибыльный бизнес.

– Скандалы ваш театр изнутри не сотрясали. Как удается сохранять мирную обстановку?

– Во-первых, у нас есть доверие со стороны людей, поскольку мы их никогда не обманываем и любые свои решения стараемся объяснять. Во-вторых, мы стараемся максимально корректно и этично решать все возникающие проблемы, и в том числе наиболее болезненную – проблему ротации творческих кадров. В нашем театре работают несколько категорий артистов. Есть те, кто в свое время блистал на сцене, был гордостью театра, а иногда и страны, и мы не имеем никакого морального права их бросать на произвол судьбы, учитывая существующие уровень жизни и размер пенсии. С такими артистами у нас есть взаимная лояльность: пожилые артисты переходят на полставки, мы пожизненно платим им прибавку к пенсии, а освободившаяся половина ставки дает нам возможность принимать на работу молодых артистов.

Есть иная категория артистов, уровень творческой и профессиональной подготовки которых не удовлетворяет сегодняшним потребностям театра, но которые по тем или иным причинам много лет назад оказались в театре. С некоторых пор в Трудовом кодексе появилось понятие аттестации артистов на профессиональную пригодность. Благодаря этому мы основательно почистили ряды, избавившись от очевидного балласта. По итогам этих аттестаций против театра в разные годы было подано несколько судебных исков, но совершенно безуспешно. Так как мы в своих действиях руководствуемся исключительно нормами законодательства и стараемся быть максимально объективными, насколько это возможно в творческих профессиях.

– Какие важные события нас ожидают в Музыкальном театре?

– В 2018 году нашему театру исполнится сто лет. У нас есть несколько версий того, как бы мы хотели это событие отметить. Одна из идей – показать ретроспективу спектаклей, оставивших заметный след в творческой истории театра за последние двадцать лет. Но это очень дорогостоящая затея, и всё будет зависеть от финансовых возможностей.

Источник публикации Театрал-Онлайн, 10.05.2016, Майя Крылова (интервью)