Адвокат Ксения Карпинская, женственно мягкая в жизни и напористо жесткая в профессии, в тот день заболела. Ее трясло и бросало в жар, хотя в офисе «Гриднев и партнеры» было прохладно. Ее подзащитного, Алексея Малобродского, которого она защищает уже 9 месяцев, перевели в условия, которые адвокат определила одним словом — «мучают».

«Театральное дело» — еще один демонстрационный полигон для силовиков, которые стали резко доминировать в государстве на предыдущем сроке Путина. Они в разных сословиях, в разных общественных стратах сегодня показывают обществу, кто здесь хозяин. На уровне губернаторов, высших правительственных чиновников, наконец — творческой интеллигенции. Процесс, в котором будет участвовать адвокат Карпинская, — подиум, на котором утверждается новый формат отношений людей и государства.

—…Ничто не предвещало, — говорит она устало, — Алексей Аркадьевич спокойно знакомился с делом в «Матросской Тишине»…

— То есть читал первые из 120 томов?

— Сколько их точно, мы не знаем. Следователь недавно сказал мне про 250 томов. Но на сегодняшний день Малобродский прочел, наверное, 12–13. В них нет ни одного упоминания о нем, он читал примерно по два тома в день, ничего не затягивал. И вот вдруг в ночь на понедельник его перевели. При этом я была в Следственном комитете утром в понедельник, снимала копии с этих томов, и мне никто слова не сказал, что его перевели.

Представьте: вас ночью куда-то везут, вы не понимаете, что происходит, у вас абсолютная дезориентация, в полпятого утра ты оказываешься в новой камере: там прокурено, нечем дышать, маленькое пространство набито людьми. Понимаю, он не на курорте, но не надо забывать, что он пока что ни в чем не виноват.

— Какой был внешний повод-раздражитель: обращение в Страсбургский суд?

— Да, жалоба в Страсбургский суд коммуницирована, но пока не рассмотрена, и у российской стороны есть время до июня подать свои возражения. Все, что до этого следователи говорили ему, сводилось к формуле «как вы с нами, так и мы с вами». Сначала мы думали, это касается свиданий, которых они не давали, ни с женой, ни с дочерью. И тогда было сказано: нужны показания! Не будет показаний, вы узнаете, что такое настоящая тюрьма.

— Но СИЗО — в любом случае не тюрьма…

— Да, это следственный изолятор, в котором люди содержатся до приговора. И пока он не вынесен, все они невиновны. Он нужен для того, чтобы обеспечить работу следователей и адвокатов, чтобы они могли обвинять и защищать в суде человека, который изолирован от общества. Но нигде не сказано, что при этом нужно его мучить, создавать невыносимые условия существования. И как бы следственной группе Лаврова ни хотелось доказать, что он что-то украл, приговора нет.

— Изоляторы сильно отличаются условиями содержания?

— Ну, у нас все СИЗО примерно одинаковые, нигде не курорт, но с учетом возраста, социального положения и того, как в камерах подбирают людей… Обвиняемых в экономических преступлениях, как правило, не сажают вместе с убийцами…

— Вы работаете с Алексеем Малобродским уже 9 месяцев: что можете сказать о резервах его стойкости? Откуда он ее черпает?

— Бывают такие люди. Он человек убеждений и принципов, и его невозможно изменить.

— Состояние его здоровья не нынешний момент?

— У него была операция на желудке два года назад, у него артрит плечевого сустава, и все эти поездки в холодном автозаке причиняют ему нестерпимую боль.

К тому же в «Матросской Тишине» есть окна, они не замазаны краской, и двери со стеклами. В «Медведково» окна замазаны, нет никакого света, там железная дверь, которая запирается на ключ, два коридора, которые тоже запираются. Я не обвиняемый, но даже мне там очень некомфортно. Нужно иметь большие запасы выносливости, чтобы это переносить, и не только душевные, но и физические. И к тому же у него особая камера. Когершын Сагиева вчера сказала мне, что таких камер немного во всех СИЗО.

— Но участь Сергея Магнитского была решена именно в лазарете «Матросской Тишины»…

— И туда не могла въехать скорая помощь. То, что Магнитского перемещали все время в худшие условия, это правда. Его защищали мои коллеги — Харитонов и Орешникова, я все это хорошо знаю, видела, и вот эти перемещения Малобродского теперь вызывают огромную тревогу. Никогда никого из моих подзащитных за двадцать лет работы никуда не переводили, если этого не требовали интересы следствия. А интересам следствия его перевод в «Медведково» сильно противоречит: ехать далеко, пройти сложно, каждый изолятор имеет свои особенности. В моей адвокатской практике обвиняемого не перемещали в другой изолятор до суда. Следствие заканчивалось, а суд мог быть в другом городе или районе. Но тут до суда еще далеко — он как знакомился с материалами дела, так и знакомится.

— Чем вы объясняете выбор именно этого человека на роль жертвы?

— Я думаю, что они ошиблись. Такая тактика: в подобных делах, как правило, кто-то один находится под стражей.

— Но почему именно он?

— Потому что он последнее время не работал с Кириллом Серебренниковым, они надеялись, у него будут какие-то личные мотивы… Но они оба нормальные люди, и даже наличие мелких конфликтов не означает, что ты можешь кого-то оговорить, обвинить в совершении несуществующего преступления. Алексей Аркадьевич на это не готов ни при каких обстоятельствах. Он считает, что никто никакие деньги не похищал, и поэтому последовательно отстаивает свою позицию. Он считает, что никакого преступления не было, что общество и Министерство культуры получило за эти деньги большое количество событий, которые все видели.

— Вы прочли столько же материалов дела, сколько и он?

— Нет, я смотрю отдельно, мне разрешено снимать копии.

— То есть вы представляете дело куда в большем объеме, чем ваш подзащитный?

— Нет, пока что весь объем дела я себе не представляю.

— Но собранные доказательства на вас, человека, который должен будет их опровергать, производят серьезное впечатление?

— Пока нет. Пока я не вижу никаких доказательств, но это пока малая толика материалов, может, они там где-то в конце. Состязание сторон в суде не будет осуществлять Следственный комитет. В суде прокурор, который будет представлять обвинение, и вовсе не все, что они соберут в эти тома, он будет расценивать как доказательства.

К тому же мы вообще хотим, чтобы Малобродского отпустили до суда: задерживать его нет оснований.

— Почему? Давайте объясним это читателям, которых в отличие от нас с вами не было на суде.

— Оснований не было с самого начала. Я не буду перечислять статьи, пусть коллеги меня простят, но смысл в том, что под стражей содержится лицо, которое обвиняется в совершении преступления, предусматривающего лишение свободы свыше трех лет. Он подпадает под эту статью, но это — если у него нет постоянного места жительства или проживания. У Малобродского есть — регистрация в Одинцово, где у его жены в собственности квартира. Дальше — лицо, которое пыталось скрыться. Он не пытался, его задержали в его собственной квартире. Он может уничтожить документы или воздействовать на свидетелей. Он ничего не уничтожал, у него изъяли электронную почту, письма представляли в суд. Он мог уничтожить, но ничего не уничтожил. Оказывать воздействие на свидетелей — но его арестовали через месяц после начала дела, и он ни на кого давление не оказывал. У него есть израильский паспорт, и он мог уехать. Он этого не сделал. Нам сообщили, что следственные действия закончены, собранных доказательств достаточно для составления обвинительного заключения. Алексей Аркадьевич ни на что уже не может повлиять. Все собранные доказательства находятся в Следственном комитете, все свидетели допрошены, и экспертизы произведены.

— Итак, он ни на что не может повлиять, но должен сидеть?

— Видимо, не хватает его показаний, другого объяснения нет. Но это человек, который никуда не уедет, он будет доказывать, что ни в чем не виноват, потому что ему важно его честное имя. Общаясь с ним, я поняла: он готов терпеть любые жесткие условие, но признаваться в том, что не совершал, — не будет.

— То есть с «царицей доказательств», которую так ценил прокурор Вышинский, следствию встретиться не светит?

— Со стороны Малобродского — точно.

— Ксения, вы из года в год имеете дело с бетонной стеной нашего правосудия, откуда берете силы, чтобы снова и снова ее атаковать?

— Мне людей жалко. Вот Малобродского перевели, а в это же время в «Матросской Тишине» сидит другой мой подзащитный — Мухиев Магомед Мажитович. Подозревается в экономическом преступлении. Единственное, что мы просим, положить его в тюремную больницу: он похудел на 42 килограмма. У него тяжелые заболевания, включая грыжу пищевода, которая может привести к гангрене. Просим положить его в больницу, поставить диагноз. Больница двумя этажами ниже этого СИЗО. Нам говорят — он здоров. И на последнюю жалобу, которую мы написали с помощью врача гастроэнтеролога, начальник медсанчасти ему сказал:

«Раз у тебя адвокаты такие умные, мы тебе вообще больше лекарства не дадим! Пока они свою жалобу не заберут!»

И это продолжается уже третий месяц!

Я не могу видеть, как человек страдает не из-за чего. Даже если он обвиняется в экономическом преступлении, почему он должен быть так унижен и должен находиться в таких нечеловеческих условиях? Почему вообще эти люди, обвиняемые в ненасильственных преступлениях, экономических и предпринимательских, должны находиться под стражей? Я считаю, что Малобродский сидит несправедливо. Что Мухиева не лечат, и это несправедливо. Мы, адвокаты, должны идти до конца — и пусть будет что будет.

Я всегда говорю: надо следователя и прокурора, которые твердят из процесса в процесс «все законно и обоснованно», на выходные отправить в камеру и открыть ее в понедельник. И после этого посмотреть, как они будут работать дальше. У меня не одно дело в СК РФ. Но так, как мучают Малобродского, никого из моих подзащитных не мучили.

— Что вы думаете о показаниях бывшего бухгалтера Масляевой?

— …что она несчастная женщина, которая для того, чтобы спасти себя, оговорила всех остальных. Я говорю это на каждом заседании. Думаю, мы на процессе еще узнаем много интересного о ней.

— Полковник Лавров, глава следственной группы, с вами общается?

— Нет. Когда ему звонит жена Малобродского, чтобы просить о свидании, он трубку не берет. В изоляторе он Малобродского ни разу не посещал. Вместо двух свиданий в месяц (по закону) за все 9 месяцев было всего шесть. Последнее — в день рождения Алексея Аркадьевича в феврале. В свиданиях могут отказывать в интересах следствия, но сейчас-то следствие закончено…

— Что дальше?

— В ближайшие два месяца мы будем читать дело.

— И все это время Малобродский будет сидеть?

— Если не случится чудо, да.

Источник публикации Новая газета, 02.04.2018, Марина Токарева