Охад Нахарин: «Когда я смотрю на свою хореографию, мне скучно. Но когда я смотрю на танцовщиков, я могу плакать от эмоции»

Охад Нахарин: «Когда я смотрю на свою хореографию, мне скучно. Но когда я смотрю на танцовщиков, я могу плакать от эмоции»
Фото Карина Житкова
Накануне премьеры балета «Минус 16» в Муз. театре им. Станиславского и Немировича-Данченко мы встретились с хореографом этого спектакля Охадом Нахарином. В интервью Охад рассказал о постановочном процессе, смысле постановки и своем отношении к счастью.

«Минус 16» – это российская премьера, вы впервые работаете с большой труппой в России. Как вам работалось с русскими танцовщиками, был ли какой-то особый подход?

Когда я приехал сюда, к танцовщикам, на сцену, в студию – все очень узнаваемо, потому что общество танцоров вне границ географии, религии, политики. Это общество универсально, но в то же время очень индивидуально. Поэтому, когда я встречаюсь с танцовщиками, я не чувствую, что встречаюсь с русскими балетными танцовщиками, которые чем-то отличаются от других артистов в мире. Это люди, которые талантливы, любопытны, открыты; они голодные и красивые. Я общаюсь с ними на нашей общей знакомой почве, она состоит из набора инструментов, которые я с собой привожу. Нам очень легко соединяться.

То, что я ставлю, конечно, отличается от традиционного балета. В каком-то смысле мы учим танцовщиков чему-то новому. Но это все равно не изменение правил, которые уже существуют, это все равно в зоне безопасности, которую этот красивый театр предлагает.

Мне кажется, для артистов танцевать мою работу приятно. На репетициях мы закрываем все зеркала, мы просим слушать свои внутренние импульсы. Движение – оно о чистоте форм, оно происходит от способности слушать деликатную, но взрывную энергию, когда движение идет от инстинкта, способности посмеяться над собой, это связь наслаждения и усилий, которые затрачиваются во время танца. Это вещи, к которым балетные танцовщики не привыкли прислушиваться. Но на самом деле, не так сложно научить их прислушиваться, если они открыты к этому. И в театре Станиславского они открыты.

Какие были критерии при выборе артистов в вашу постановку?

Я не проводил кастинг, мне жаль, что я не приехал с самого начала. Кастинг был очень быстрым, к сожалению, это не самый лучший способ. Я думал об этом, потому что я видел артистов в других постановках этого вечера, и я видел очень хороших танцовщиков, которые не участвуют в нашей постановке. Каждый из них заслуживает там быть.

Фото Карина Житкова

Обычно, на кастинге мы ищем людей, которым любопытно, которые хотят выйти за пределы своих привычных рамок. Мне нравятся люди взрывные, танцующие душой, которые знают, как использовать свое воображение, и, конечно, у них должна быть страсть к танцу.

Когда у тебя 100 артистов, а тебе нужно выбрать маленькую группу танцовщиков за два дня, это нелегко. Я не привык выбирать маленькую группу из сотни. Это происходит не так часто, в следующем году я еду в Парижскую оперу, и думаю, меня ждет та же ситуация, что и здесь. Вообще, привлечь всех, кто хочет участвовать в постановке, это хорошая идея.

Вы объясняете смысл той или иной сцены артистам, или каждый находит свой смысл в постановке?

Когда мы учим движения, мы не говорим о смысле, мы говорим о диапазоне и текстуре движения, о деликатности, скорости, динамике. Мы учимся делать больше или, наоборот, двигаться на полутонах. Мы помогаем почувствовать момент, открывать в себе зажимы, которые присутствуют в теле. У нас нет необходимости объяснять им смысл. Как хореограф, я вообще не должен объяснять смысл своих работ. Я соединяюсь с аудиторией при помощи артистов, хореографии, и они уже понимают это значение. Я могу не говорить о смысле ни с танцорами, ни с аудиторией, ни с вами.

Да, но тем не менее мы спросим два глупых вопроса о вашей постановке, ответы на которые многим хочется знать…

О, глупые вопросы – самые правильные вопросы. Это как раз то, что я требую от танцовщиков. Быть глупыми, не тупыми, а глупыми.

Хорошо. О чем сцена стульев и почему один человек все время падает в конце?

Это про повторение, аккумуляцию, энергию, о чистоте форм, музыкальности, развитии. Человек, который падает…вы спрашиваете, а я спрашиваю у вас тот же вопрос: «Почему он падает?».

Этот номер идет под традиционную пасхальную песню, она построена на последовательности, и вот эта нарастающая структура, построенная на аккумулировании каких-то вещей, меня как хореографа очень интересует.

Фото Карина Житкова

И почему вы назвали этот балет «Минус 16»?

Это температура, при которой можно заморозить сперму и сохранить ее свойства.

Шутка. Но так и напишите! На самом деле, я не помню почему я так назвал балет. Это как каталог.

Правда, что дуэт, который есть в этом балете ваша любимая часть?

Нет, я вообще не влюбляюсь в свои постановки. Мне нравятся мои танцовщики, я влюбляюсь в спектакль, в действие. Но в свою собственную работу, нет. Когда я смотрю на свою хореографию, мне скучно. Но когда я смотрю на танцовщиков, я могу плакать от эмоций.

Ваши постановки видоизменяются со временем или остаются первозданными?

Премьера балета – это не конец работы над постановкой. Это скорее остановка. Все мои работы очень сильно менялись с момента премьеры. Пока мы исполняем эту постановку, она меняется. Все очень свободно, потому что танец – это эфемерность, он каждый раз исчезает. Мне нравится, что танец – это  такая форма, которая позволяет мне постоянно исследовать и совершенствоваться. Здесь нет конца, и никогда не будет достигнут идеал. И я всегда в поиске.

Вы с Лораном Илером выбирали между какими-то постановками или сразу была предложена постановка «Минус 16»?

Это работа очень легкая для введения, для знакомства со мной как для компании, так и для танцовщиков, с которыми я никогда не работал.

Вы бы хотели что-то поставить специально на эту труппу?

Для меня неважно специально создана постановка для театра или перенесена. Каждый раз приезжая в ту или иную компанию, для меня это всегда особенный момент, особенным его делают встреча и наш обмен. Если бы это не было для меня особенным, мне это было бы неинтересно и я бы это не делал.

На ваш взгляд, в чем заключается секрет счастья?

Во многом это связано с умением смеяться, с умением осознавать, что счастье непостоянно, оно в моментах.