Свой вклад внесла и газета «МО»: были выпущены книга Льва Наумова «Под знаком Нейгауза», в 2014 — сборник статей «Международный конкурс им. П. Чайковского: Хроника событий. Факты. Комментарии».

В этом ряду появился еще один значимый труд — о С. Е. Фейнберге, одной из крупнейших фигур в отечественном исполнительстве.

Ученик А. Гольденвейзера, выдающийся виртуоз, обладающий феноменальной памятью, композитор и писатель, он 40 лет преподавал в Московской консерватории. Среди его учеников: В. Мержанов, В. Натансон, С. Иосифович, В. Бунин, В. Петровская, Н. Емельянова, Л. Зюзина, Л. Рощина, З. Игнатьева и др. В историю вошли его циклы концертов, посвященные И. С. Баху (48 прелюдий и фуг, собственные обработки), Л. Бетховену (32 сонаты, камерные и сольные сочинений), программы с музыкой Шопена, Шумана, Прокофьева, Скрябина (10 сонат). Книги Фейнберга «Мастерство пианиста» (1978) и «Пианизм как искусство» (1965,1969) входят в обязательные списки по методике и истории фортепианного искусство. В библиографическом списке о нем значатся два сборника. Первый из них относится к советской эпохе — «С. Е. Фейнберг. Пианист, композитор, исследователь» (1984), а второй выпущен четыре года назад к 120‑летию со дня рождения (Московская консерватория, 2011). Множество статей его учеников, а также монография В. Бунина, одного из нынешних составителей (Музыка, 1999).

Юбилей

Главными идеологами и «двигателями» издания стали его ученик В. Бунин и пианист М. Лидский, который не только сохраняет документальную память о нем, но и исполняет музыкальные сочинения Фейнберга-композитора. Кроме того, М. Лидский активно занимается издательско-просветительской деятельностью. Под его руководством в Волгограде выходил заметный журнал «Волгоград — Фортепиано». В программы своих концертов он включает редко звучащую музыку Н. Метнера и Н. Мясковского.

Книга была презентована на юбилейном концерте в Московской консерватории 20 сентября, где выступали ученики С. Фейнберга, звучала музыка любимых им композиторов‑романтиков и его сочинения.

«Квадривиум»

Дизайн и концепция сборника довольно необычны для традиционных юбилейных публикаций. Вместо привычной биографической статьи с «родился», «учился», «выступал там-то и там-то», восторженных эпитетов («выдающийся», «уникальный», «первый из первых») все начинается с разговора редакторов издания М. Лидского и В. Бунина. Жанр такой статьи, что-то похожее на телевизионные встречи с интеллектуалами, позволяет обсуждать проблемные вопросы, дискутировать. И в результате читатель приближается к пониманию личности пианиста. Совершается своего рода экзистенциальный скачок. При этом эмоциональный тон ей задает предисловие В. Мержанова о своем учителе, скомпанованное редакторами из статей разных лет.

Каким был внутренний мир Фейнберга? Он только скрябинист и человек эпохи модерна, известно, как его исполнением восхищался Скрябин? Авангардист, знакомый с Прокофьевым и играющий его сочинения, и считающий Шенберга великим? По пути составители рассуждают о его советском имидже, ведь Фейнберг был известен как музыкант, играющий для Ленина. Поднимается вопрос о том, как он относился к советскому режиму. Выясняется жуткий факт: после войны он носил зашитую в воротник пиджака ампулу с цианистым калием, на случай ареста. Впервые воссозданы религиозные взгляды пианиста, его размышления о еврействе.

И перед читателем открывается неизвестная, загадочная фигура музыканта, которая на фоне советской школы выглядит довольно экстраординарно.

Феномен Фейнберга

Не конформист и не диссидент, а художник, идущий своей дорогой. Он не был столь знаменит, как Г. Нейгауз, С. Рихтер и Э. Гилельс. В 1920—1930‑е испытывал гонения со стороны РАПМ как буржуазный исполнитель (ему свойственна была порывистость, взвинченная эмоциональность, наполненность энергетическими токами).

После постановления 1948, кстати, инициированного его учителем А. Гольденвейзером, его имя стояло в одном ряду с С. Прокофьевым и Д. Шостаковичем как главных «формалистов» советской композиторской школы (такому соседству он гордился, но болезненное проживание этого опыта осталось на всю жизнь). Однажды на уроке с одним из любимых учеников А. И. Соболевым он сказал, даже слегка лукаво, о Жиге Баха: «Замечательная музыка — прямо как формализм! Кстати, Вы знаете, что в документах 48‑го года среди таких композиторов, как Прокофьев, Шостакович, Г. Попов, упоминают и меня? Я был польщен! Мне было приятно — значит, меня тоже считают за композитора!»

Запрет его музыкальных сочинений повлек и запрет его выступлений как пианиста, отказ в записях. А потом, вслед за государственной тактикой «хлыста», последовала тактика «пряника»: Сталинская премию за Концерт для фортепиано с оркестром и другие высокие награды.

Еще одна некомфортная коллизия его жизни (об этом пишут авторы практически всех статей) — это то, что сам он в первую очередь считал себя композитором (вспомним здесь С. Рахманинова). Надо отметить, что впервые в этом сборнике столь ярко и убедительно проведена именно эта, композиторская линия, его жизни (аналитике его сочинений, анализу стиля посвящен отдельный блок статей). Он много сочинял: 12 сонат для фортепиано, 3 концерта с оркестром, обработки, камерные сочинения.

Последующие разделы с воспоминаниями современников (среди них близкий друг А. Александров, композитор О. Эйгес, один из первых учеников В. Натансон), с рассуждениями о его педагогике (ученики М. Азизбекова, Л. Снитко-Сорочинский, М. Ещенко, Л. Рощина, Ю. Батуев, З. Игнатьева, М. Саямов) дополняют новыми красками мир пианиста.

Прагматика

Открывая второй раздел сборника, можно понять прагматику особого формата издания — в виде альбома. Дело в том, что впервые публикуются факсимиле нот с аппликатурными и педальными ремарками Фейнберга (это несколько Этюдов‑картин С. Рахманинова), поэтому большой формат решает вопрос удобства. А предваряют ноты методическая заметка «Об аппликатуре», разъясняющая его пометки.

Востребованной у практиков будет и статья А. Меркулова, посвященная одной из интересных, но малоисследованных областей фортепианной педагогики — вопросам жестикуляции и пластики движений. Об этом часто говорил Скрябин. И Фейнберг, долгое время считавшийся скрябинистом, во многом идет по пути кумира юности. Дискографию анализирует немец Николо-Александер Фигови. О распространении наследия Фейнберга на западе — статья Кристофа Сиродо.

Таким образом, этот сборник статей, помимо исчерпывающей публикации наиболее значимых документов, связанных с наследием С. Фейнберга, показывает различные подчас противоположные пути в существовании отечественной фортепианной традиции.

Можно утверждать, что в условиях русско-советской системы образования и пианизма С. Фейнберг всегда находился между партиями и группировками, не вступал в открытые дискуссии и шел своим, зачастую трагическим путем.