Не мы последние: «Билли Бадд» добрался до Чехии

Премьера оперы Бриттена в Пражском национальном театре
Не мы последние: «Билли Бадд» добрался до Чехии
Сцена из спектакля «Билли Бадд». Фото предоставлено пресс-службой Пражского национльного театра

«Билли Бадд» — опера, достаточно редко идущая в театрах. В календаре сезона 2017/18 во всей Европе можно отыскать всего четыре ее постановки, включая московскую — это не сравнить с популярностью таких опер Бриттена, как «Сон в летнюю ночь» или «Питер Граймс». При такой частоте исполнения «Билли Бадд» является репертуарной редкостью не только для России, где он впервые прозвучал только в 2013 году в постановке Михайловского театра. Чешская премьера оперы состоялась еще на пять лет позже — в январе 2018 года.

Чешское плавание «Неустрашимого»

Познакомить родину с «Билли Баддом» решил Даниэль Шпинар, художественный руководитель Пражского национального театра. Шпинар — режиссер, активно работающий в драматическом театре, а оперных постановок у него за 16 лет карьеры — раз-два и обчелся. Кроме того, Шпинар — открытый гей, что до сих пор большая редкость среди институционализированных театральных менеджеров. И в «Билли Бадде» его интересует прежде всего гомосексуальный любовный конфликт.

Билли+Клэггарт+Вир=?

Социальная подоплека, проблемы власти и подчинения — все это в постановке Даниэля Шпинара остается за бортом. Спектакль сводится к взаимоотношениям трех центральных персонажей: и капитан Вир в пудреном парике и голубом камзоле с длиннейшими фалдами, и каптенармус Клэггарт в черном жакете и высоких сапогах, с тугой косицей, с длинным кнутом — оба испытывают чувственный интерес к Билли Бадду, симпатичному матросу в белой обтягивающей тельняшке. «Неустрашимый» волею режиссера попадает в бермудский любовный треугольник, существующий с 1797 года и по сей день.

Билли Бадд в исполнении молодого американского баритона Кристофера Болдака — простой и миловидный мальчик, почти что наш современник. Он даже будто бы делает селфи с друзьями в конце первого действия.

Как и положено современному молодому человеку, Билли кое-что смыслит в сексуальной стороне жизни: чувства Вира и Клэггарта не являются для него секретом, он отдает заметное предпочтение Виру, но и с Клэггартом ведет себя провокационно. Утверждая в соответствии с либретто, что Клэггарт его любит, а значит, не причинит ему вреда, Билли имеет в виду эротическую любовь.

Убить Билли

Наивный Билли упускает из виду, что такая любовь часто сопряжена с ревностью, — и что Клэггарт хочет его погубить именно из ревности к капитану: не достаешься мне, так не доставайся никому. Это и приводит к трагедии: Клэггарт умирает, но и Билли, убивший его, должен умереть. И хоть он ищет защиты у капитана, прячась под фалдами его камзола, и прижимается к нему, и умоляет спасти — все напрасно: сам капитан и становится его палачом.

Словацкий тенор Штефан Маргита изображает Вира слабым и самовлюбленным, но не лишенным обаяния человеком. Капитан с первой встречи выделяет Билли из общей матросской толпы и недвусмысленно флиртует с ним, не сомневаясь в собственной неотразимости: кто может устоять перед Звездным Виром? Размышления о добре и зле, о мятежах и войнах для него — лишь повод для демагогии; он упивается звуком собственного голоса и не замечает горечи Редберна, когда тот поет о восстании в Норе.

Виру приходится дорого заплатить за эгоцентричность и слабость. Он не только утверждает смертный приговор, но и сам приводит его в исполнение: омывает ноги раздетому донага Билли, укладывает его в свою постель и пронзает церемониальной шпагой. Кровь Билли на его руках, и в финале для него нет прощения: вернувшись в опустевшую постель, он поет последнюю арию, падает на подушку и умирает.

Либидо против мортидо

В то время как Виру достается только символическая пенетрация клинком, за откровенную эротику в спектакле отвечает Клэггарт. Петь его в промежутке между двумя московскими сериями показов «Билли Бадда» приехал Гидон Сакс — пожалуй, лучший исполнитель этой партии сегодня. Его пражский каптенармус получился демоничным и сексуальным на грани китча. В отличие от большинства других постановок, здесь Клэггарту не нужно подавлять свою гомосексуальность – напротив, он находится с ней в абсолютной гармонии. Влечение к Билли Бадду не становится для него чем-то неожиданным: он действует решительно и расчетливо, соблазняя Билли, и так же расчетливо пытается его уничтожить, когда понимает, что не добьется ни добровольного согласия, ни ответной страсти, поскольку Билли больше заинтересован в Вире.

Шпинар смакует вызывающую сексуальность Клэггарта, делая ее главным стержнем постановки; Клэггарт заигрывает не только с Билли, но и с Новичком, и орудует кнутом с ловкостью опытного садиста. Чтобы еще яснее обозначить желания Клэггарта, режиссер демонстрирует их на сцене во плоти — в виде пятерки акробатов, участников профессиональной пражской цирковой труппы Losers Cirque Company. Они практически неотрывно сопровождают Клэггарта, вместе с ним царят на «Неустрашимом», вместе с ним обвиняют Билли в мятеже. С Клэггартом они взаимодействуют как любовники: льнут к нему в первом акте, пока он науськивает Крысу на Билли; заключают Клэггарта в клетку из своих тел во втором акте; а в сцене боя в третьем акте, исполнив пластический этюд на фоне неподвижного хора, принимают каптенармуса в объятия, ласкают его и получают ответные ласки. Удар Билли смертелен для Клэггарта, но не для них, они продолжают дышать и двигаться и уносят тело Клэггарта за кулисы: Клэггарт умер, но желания его живут.

Перелом со смещением

Моря, как и в московской постановке Дэвида Олдена, в Праге нет. Спектакль начинается и заканчивается в больничной палате, где умирает капитан Вир.


Пространство искажено; перекошенные стены выложены голубой плиткой, круглая лампа свисает с потолка под углом, в центре сцены стоит наклоненная, как бы утопающая в полу белая кровать.


По ходу действия она будет служить то смертным одром, то капитанским мостиком, то фок-мачтой, то местом казни. Во втором акте к ней добавятся черные гробы, наполовину выступающие из пола.

Минималистичное оформление, созданное Люсией Шкандиковой, почти лишено каких-либо морских примет: нет ни гамаков, ни канатов, ни мачт; корабль условен, режиссер играет в него так же, как капитан Вир, Редберн и Флинт играют в кораблики в каюте Вира. О военно-морском флоте напоминают лишь эклектичные костюмы, в которых смешиваются разные эпохи — от восемнадцатого века до века двадцать первого: офицеры ходят в старинных мундирах и треуголках, матросы — в тельняшках и бушлатах.

Реалистичные детали заменены символами или вовсе убраны: матросы не трут палубу пемзой, а просто поют, стоя на коленях, и на их шапках горят фонарики, уместные скорее в шахте, а не на борту корабля; шейный платок Билли Бадда превратился в наволочку, перекинутую через плечо; под прицелом пушек оказывается не французский фрегат, а сам капитан Вир — в тот момент, когда он позволяет приговорить Билли к смерти.

Гребли как могли

Прага начала знакомство с «Билли Баддом» в не самом очевидном варианте.


Дирижер-постановщик спектакля, британец Кристофер Уорд, выбрал первую, четырехактную редакцию оперы 1951 года, тогда как по умолчанию обычно исполняется более зрелая вторая редакция, подсушенная Бриттеном в 1960 году до двух актов.


Уорд хотел, чтобы прозвучала эффектная ария Вира из финала первого акта изначальной редакции. Что ж, ее он получил, но выучить партию целиком Штефан Маргита (он специализируется на чешском и немецком репертуаре) не смог. В итоге целый монолог «The mists have cleared» («Туман рассеялся»), который Вир произносит после убийства Клэггарта в третьем акте, был передан Новичку. Польский тенор Ян Петрыка справился и со своей партией, и с лишней нагрузкой, но целостности спектаклю такой компромисс не добавил: монолог написан от лица Вира и в устах другого персонажа воспринимается странно.

Новичку в спектакле приходится не только петь за Вира, но и брать на себя обязанности его юнги (обычно эту разговорную роль отдают мальчику из детского хора). Шпинар вообще экономит на персонажах: Редберн исполняет еще и партию Первого помощника, Рэтклифф — Второго помощника, Артур Джонс — Грот-марсового матроса. Решение скорее вынужденное, чем художественное: у Национального театра, видимо, не нашлось солистов на два десятка афишных партий «Билли Бадда», и собирать их пришлось с миру по нитке. При очень пестром национальном составе исполнителей театр не подумал о педагоге по языку, поэтому со сцены звучали все типы произношения сразу: британский английский Гидона Сакса, американский — Кристофера Болдака, а вдобавок целая палитра славянских акцентов. Спектакль получился противоречивым. Зияют очевидные режиссерские просчеты, навевает уныние навязший в зубах санитарный интерьер — но при этом Даниэль Шпинар явно добился своей цели: на Клэггарта с акробатами в самом деле хочется смотреть. В России режиссера наверняка обвинили бы в «пропаганде гомосексуализма». В Чехии, судя по отзывам, даже в недостатке вкуса не обвинили.

Екатерина КАМЕНЬ