1 апреля 2018 года исполняется 150 лет со дня рождения русской певицы, жены и музы М.А Врубеля, Надежды Ивановны Забелы-Врубель (урождённой Забелы).

Надежда Ивановна Забела-Врубель родилась 1 апреля (20 марта по старому стилю) 1868 года в семье старинного украинского рода. Ее отец, Иван Петрович, государственный служащий, интересовался живописью, музыкой и способствовал разностороннему воспитанию своих дочерей — Екатерины и Надежды. С десяти лет Надежда училась в Киевском институте благородных девиц, который окончила в 1883 году с большой серебряной медалью.

С 1885-го по 1891-й годы Надежда учится в Петербургской консерватории, в классе профессора Н.А.Ирецкой. «Для искусства нужна голова», — говорила Наталия Александровна. Для решения вопроса о приеме она обязательно прослушивала кандидаток у себя дома, подробнее знакомилась с ними.

Вот что пишет Л.Г.Барсова: «Вся палитра красок строилась на безукоризненном вокале: чистый тон как бы бесконечно и беспрерывно течет и развивается. Формирование тона не сковывало артикуляцию рта: «Согласные поют, не запирают, а поют!» — подсказывала Ирецкая. Самым большим недостатком она считала фальшивую интонацию, а форсированное пение рассматривалось как величайшее бедствие — следствие неблагополучного дыхания. Вполне современными были следующие требования Ирецкой: «Надо уметь держать дыхание, пока вы поете фразу, — легко вдохните, подержите диафрагму, пока поете фразу, чувствуйте состояние пения». Уроки Ирецкой Забела усвоила идеально…»

Уже участие в студенческом спектакле «Фиделио» Бетховена 9 февраля 1891 года обратило внимание специалистов на молодую певицу, исполнившую партию Леоноры. Рецензенты отметили «хорошую школу и музыкальное понимание», «сильный и хорошо поставленный голос», при этом указывали на недостаток «в умении держаться на сцене».

После окончания консерватории Надежда по приглашению А.Г.Рубинштейна совершает концертную поездку по Германии. Затем она отправляется в Париж — совершенствоваться у М.Маркези.

Сценическая карьера Забелы началась в 1893 году в Киеве, в оперном театре И.Я.Сетова. В Киеве она исполняет партии Недды в постановке «Паяцы» Леонкавалло, Елизаветы в постановке «Тангейзер» Вагнера, Микаэлы в постановке «Кармен» Бизе, Миньон в постановке «Миньон» Тома, Татьяны в постановке «Евгений Онегин» Чайковского, Гориславы в постановке «Руслан и Людмила» Глинки и Кризы в постановке «Нерон» Рубинштейна.

Особо надо выделить роль Маргариты в «Фаусте» Гуно – одну из самых сложных и показательных в оперной классике. Постоянно работая над образом Маргариты, Забела все более утонченно трактует его. Вот один из киевских отзывов: «Г‑жа Забела, с которой мы познакомились впервые в этом спектакле, создала такой поэтический в сценическом отношении образ, была так безупречно хороша в вокальном отношении, что с первого своего выхода на сцену во втором акте и с первых же ноток своего вступительного речитатива, пропетого безукоризненно, вплоть до заключительной сцены в темнице последнего действия, — она всецело завладела вниманием и расположением публики».

После Киева Забела выступает в Тифлисе, где в ее репертуаре появляются партии Джильды в постановке «Риголетто» Верди, Виолетты в постановке «Травиата» Верди, Джульетты в постановке «Ромео и Джульетта» Гуно, Инеи в постановке «Африканка» Мейербера, Тамары в постановке «Демон» Рубинштейна, Марии в постановке «Мазепа» Чайковского и Лизы в постановке «Пиковая дама» Чайковского.

В 1896 году Забела выступала в Петербурге, в Панаевском театре. На одной из репетиций оперы Хумпердинка «Гензель и Гретель» произошла встреча Надежды Ивановны с будущим мужем. Вот как об этом рассказала она сама: «Я была поражена и даже несколько шокирована тем, что какой‑то господин подбежал ко мне и, целуя мою руку, воскликнул: «Прелестный голос!» Стоявшая здесь Т.С.Любатович поспешила мне представить: «Наш художник Михаил Александрович Врубель» — и в сторону мне сказала: «Человек очень экспансивный, но вполне порядочный».

После премьеры оперы «Гензель и Гретель» Забела привезла Врубеля в дом Ге, где она тогда жила. Ее сестра «заметила, что Надя как‑то особенно моложава и интересна, и сообразила, что это от атмосферы влюбленности, которою ее окружал именно этот Врубель». Врубель потом говорил, что «если бы она ему отказала, он лишил бы себя жизни».

28 июля 1896 года в Швейцарии состоялась свадьба Забелы и Врубеля. Счастливая новобрачная писала сестре: «В Мих[аиле Александровиче] я каждый день нахожу новые достоинства; во‑первых, он необыкновенно кроткий и добрый, просто трогательный, кроме того, мне всегда с ним весело и удивительно легко. Я безусловно верю в его компетентность относительно пения, он будет мне очень полезен, и кажется, что и мне удастся иметь на него влияние».

Как наиболее любимую Забела выделяла роль Татьяны в «Евгении Онегине». Впервые пела ее в Киеве, в Тифлисе выбрала эту партию для своего бенефиса, а в Харькове — для дебюта. Об этом первом ее появлении на сцене Харьковского оперного театра 18 сентября 1896 года рассказала в своих воспоминаниях М.Дулова, тогда молодая певица: «Надежда Ивановна произвела на всех приятное впечатление: внешностью, костюмом, манерой держаться… Уже репетиции «Онегина» сказали об удельном весе Татьяны—Забелы. Надежда Ивановна была очень хороша и стильна. Спектакль «Онегин» прошел прекрасно». Талант ее расцвел в Мамонтовском театре, куда она была приглашена Саввой Ивановичем осенью 1897 года вместе с мужем. Вскоре произошла ее встреча с музыкой Римского‑Корсакова.

Впервые певицу Римский‑Корсаков услышал 30 декабря 1897 года в партии Волховы в «Садко». «Можно себе представить, как я волновалась, выступая при авторе в такой трудной партии, — рассказывала Забела. — Однако опасения оказались преувеличенными. После второй картины я познакомилась с Николаем Андреевичем и получила от него полное одобрение».

Образ Волховы отвечал индивидуальности артистки. Оссовский писал: «Когда она поет, чудится — перед вашими глазами колыхаются и проносятся бесплотные видения, кроткие и… почти неуловимые… Когда приходится им испытывать горе, это не горе, а глубокий вздох, без ропота и надежд».

Сам Римский‑Корсаков после «Садко» пишет артистке: «Конечно, вы тем самым сочинили Морскую Царевну, что создали в пении и на сцене ее образ, который так за вами навсегда и останется в моем воображении…»

Вскоре Забелу‑Врубель стали называть «корсаковской певицей». Она стала главным действующим лицом в постановке таких шедевров Римского‑Корсакова, как «Псковитянка», «Майская ночь», «Снегурочка», «Царская невеста», «Вера Шелога», «Сказка о царе Салтане», «Кощей Бессмертный».

Римский‑Корсаков не скрывал своего отношения к певице. По поводу «Псковитянки» он говорил: «Я вообще считаю Ольгу лучшей ролью у вас, хотя бы даже и не был подкуплен присутствием на сцене самого Шаляпина». За партию Снегурочки Забела‑Врубель тоже удостоилась высочайшей оценки автора: «Так спетой Снегурочки, как Надежда Ивановна, я раньше не слыхивал».

Некоторые свои романсы и оперные партии Римский‑Корсаков сразу писал в расчете на артистические возможности Забелы‑Врубель. Здесь надо назвать и Веру в постановке «Боярыня Вера Шелога», и Царевну‑Лебедь в постановке «Сказка о царе Салтане», и царевну Ненаглядную Красу в постановке «Кощей Бессмертный»), и, конечно, Марфу в «Царской невесте».

22 октября 1899 года состоялась премьера «Царской невесты». В этой партии проявились лучшие черты дарования Забелы‑Врубель. Недаром современники называли ее певицей женской души, женской тихой грезы, любви и грусти. И при этом кристальная чистота звуковедения, хрустальная прозрачность тембра, особая нежность кантилены.

Критик И. Липаев писал: «Г‑жа Забела оказалась прекрасной Марфой, полной кротких движений, голубиного смирения, а в ее голосе, теплом, выразительном, не стесняющемся высотой партии, все пленяло музыкальностью и красотой… Забела бесподобна в сценах с Дуняшей, с Лыковым, где все у нее любовь и надежда на розовое будущее, и еще более хороша в последнем акте, когда уже зелье отравило бедняжку и весть о казни Лыкова сводит ее с ума. И вообще Марфа в лице Забелы нашла редкую артистку».

Отзыв другого критика — Кашкина: «Забела удивительно хорошо поет арию [Марфы]. Этот номер требует довольно исключительных голосовых средств, и едва ли у многих певиц найдется в самом высоком регистре такое прелестное мецца воче, каким щеголяет Забела. Трудно себе представить эту арию, спетую лучше. Сцена и ария сумасшедшей Марфы была исполнена Забелой необыкновенно трогательно и поэтично, с большим чувством меры». Столь же высокую оценку пению и игре Забелы дал и Энгель: «Очень хороша была Марфа [Забела], сколько теплоты и трогательности было в ее голосе и в сценическом исполнении! Вообще, новая роль почти целиком удалась артистке; чуть ли не всю партию она проводит в каком‑то мецца воче, даже на высоких нотах, что придает Марфе тот ореол кротости, смирения и покорности судьбе, который, думается, рисовался в воображении поэта».

Большое впечатление Забела‑Врубель в роли Марфы произвела на О.Л.Книппер, которая писала Чехову: «Вчера я была в опере, слушала второй раз «Царскую невесту». Какая дивная, тонкая, изящная музыка! И как прекрасно и просто поет и играет Марфу Забела. Я так хорошо плакала в последнем акте — растрогала она меня. Она удивительно просто ведет сцену сумасшествия, голос у нее чистый, высокий, мягкий, ни одной крикливой ноты, так и баюкает. Весь образ Марфы полон такой нежности, лиризма, чистоты — просто из головы у меня не выходит».

Разумеется, оперный репертуар Забелы не ограничивался музыкой автора «Царской невесты». Она была отличной Антонидой в «Иване Сусанине», проникновенно пела Иоланту в одноименной опере Чайковского, ей удавался даже образ Мими в «Богеме» Пуччини. И все же наибольший отклик вызывали в ее душе русские женщины Римского‑Корсакова. Характерно, что и его романсы составляли основу камерного репертуара Забелы‑Врубель.

В самой горестной судьбе певицы было что‑то от героинь Римского‑Корсакова. Летом 1901 года у Надежды Ивановны родился сын — Саввочка. Но уже через два года он заболел и умер. К тому добавилась и душевная болезнь мужа. Врубель умер в апреле 1910 года. Да и сама ее творческая карьера, во всяком случае театральная, была несправедливо короткой. После пяти лет блистательных выступлений на сцене Московской частной оперы, с 1904-го по 1911-й годы Забела‑Врубель служит в Мариинском театре.

Мариинский театр имел более высокий профессиональный уровень, но в нем отсутствовала атмосфера праздника, влюбленности, которая царила в театре Мамонтова. М.Ф.Гнесин писал с огорчением: «Когда я однажды попал в театр на «Садко» с ее участием, я не мог не огорчиться какой‑то ее незаметностью в спектакле. Внешний облик ее, да и пение были для меня обаятельны по‑прежнему, и все же это была по сравнению с прежним как бы нежная и несколько тусклая акварель, лишь только напоминающая картину, написанную масляными красками. Вдобавок окружение ее на сцене было лишено поэзии. Сухость, присущая постановкам в казенных театрах, чувствовалась во всем».

На императорской сцене ей так и не довелось исполнить партию Февронии в опере Римского‑Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже». А современники утверждают, что на концертной эстраде эта партия звучала у нее великолепно.

Но камерные вечера Забелы‑Врубель продолжали привлекать внимание истинных ценителей. Последний ее концерт состоялся в июне 1913 года, а 4 июля 1913 года Надежды Ивановны не стало.

Источник публикации Чтобы помнили, автор текста Дмитрий Самин

PS

Врубель умер от воспаления легких в Петербурге 14 апреля 1910 года в больнице для душевнобольных доктора Бари. Известно, что простудился он, подолгу стоя в морозные дни под открытой форточкой. Последними его словами были: «Хватит лежать, собирайся, Николай, поедем в Академию…» Он был похоронен на Новодевичьем кладбище. Вдохновенную речь на похоронах произнес Александр Блок, назвав художника «вестником иных миров».

Блок над могилой Врубеля сказал: «Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».

В 1913 году рядом похоронили его жену, Надежду Забелу-Врубель. В 1935-1936 годах предполагался перенос могилы Врубеля в музейный некрополь Александро-Невской лавры, однако этот план не был осуществлен.