Солнце-генсек мусолит лорнет в императорской ложе

Расклад сил в музыкально-театральном пространстве Новосибирска бросается в глаза даже визуально. Оперный театр стоит мрачным и темным советским мавзолеем: выделенные из федерального бюджета 400 миллионов на наружную подсветку еще не освоены; репертуарную политику не спасают и федеральные вливания, коль скоро худрук Владимир Кехман и главный режиссер Вячеслав Стародубцев стараются сидеть потише – достаточно того, что громким был «Тангейзер», после которого они и оказались в своих креслах. Зато перед театром залит каток, чья форма веселит весь Рунет, а зрителей уже второй сезон радует (в теории по крайней мере) постановка «Летучей мыши», ради которой НОВАТу пришлось переманить солистку из Новосибирского музыкального театра.

Новосибирский музыкальный театр, он же театр музыкальной комедии – уютный старомодный особнячок на краю парка (даром что советской постройки): светит теплым желтым светом, из динамиков звучат задорные мелодии репертуарных спектаклей. Театр, которым с 1995 года руководит Леонид Кипнис, раз за разом доказывает, что качество работы не зависит от уровня подчинения: как федеральный статус – не гарантия хороших спектаклей, так и региональный – не приговор. Стабильность появления спектаклей Новосибирской музкомедии в шорт-листах «Золотой маски» говорит сама за себя, а из наград за те годы, пока академический конкурент сползает в медийное небытие, – в 2019 году «Маски» за лучший мюзикл и лучшую работу режиссера «Римским каникулам» в постановке Филиппа Разенкова, а в 2018 – «Маски» Александру Новикову за лучшую работу дирижера и Евгении Огневой за лучшую роль второго плана в мюзикле «Безымянная звезда»: это еще один спектакль Разенкова.

Юра музыкант

И «Каникулы», и «Звезда» – постановки славные и трогательные, но слишком неглубокие по масштабу, чтобы стать чем-то большим, чем доказательство профессионализма отдельно взятой труппы. Чтобы спектакль стал событием национального уровня, необходим горизонт пошире того, над которым горит безымянная звезда румынской глубинки, и поближе того, на котором раскинулись холмы Вечного города. И вот 13 декабря 2019 на сцене Новосибирской музкомедии появляется рок-мюзикл «Фома». На афише – имя далеко не безымянной звезды: спектакль создан из песен лидера группы ДДТ, живой легенды русского рока Юрия Шевчука.

Производить мюзиклы из готового – и культового! – музыкального материала мировой индустрии не внове: был «We Will Rock You» по песням группы Queen, шла в России «Mamma Mia!» по песням ABBA, регулярно появляются и исчезают безымянные локальные пастиши. Чем дальше, тем больше аудитории, живущей в перенасыщенном информацией мире, хочется слышать знакомое, а не привыкать к новому. Но в случае с Шевчуком песни десяти-, двадцати-, а то и сорокалетней давности нужно услышать именно сейчас, чтобы осознать, по какой спирали скрутилась история и что произошло со свободой, которую наша страна так предвкушала когда-то и которую – как дает почувствовать спектакль – на какой-то миг всё-таки обрела.

Я получил эту роль

Леонид Кипнис, де факто продюсирующий все постановки Новосибирской музкомедии, в «Фоме» впервые значится в таком качестве в выходных данных спектакля. И логично: продюсеры эпохальных западных мюзиклов, от Оскара Хаммерстайна до Джеффри Селлера, известны в индустрии поименно; есть даже бродвейский мюзикл «Продюсеры» (в России ставился в театре «Et Cetera» в 2009 году и собрал четыре «Маски»), который, правда, концентрируется не на креативной составляющей профессии, а на шутках вокруг нее.

Музыкальный руководитель и дирижер-постановщик – Александр Новиков, он же главный дирижер музкомедии (а также встает за пульт во время НОВАТовских балетов). В «Фоме» под его началом не только оркестр театра, но и базирующаяся прямо на сцене новосибирская рок-группа «Красный берег» (клавишные, две гитары, бас и ударные) и мультиинструменталистка Галина Беляева. Песни Юрия Шевчука (среди них есть и мало-, и сверхизвестные) и реаранжированы местными музыкантами во главе с военным дирижером Игорем Шаталовым и звучат с более легкой мюзикловой окраской.

Автор идеи и режиссер – Филипп Разенков, который с 2017 года является главным режиссером театра оперы и балета в Уфе – родном городе Шевчука, и сам играет в рок-группе.

Стихи о коварстве героев и верности крыс

Пьесу, где события смещены и сконденсированы относительно биографии прототипа, но всё равно узнаваемы, написал Константин Рубинский, для которого это уже не первое либретто со стихами других людей – до того были, в частности, спектакли по произведениям Александра Вертинского и Осипа Мандельштама в Челябинске в 1990-е. Драматургам не дают «Золотых масок», но в 2017 году мюзикл «Белый. Петербург» на либретто Рубинского по роману Андрея Белого фигурировал в семи номинациях на премию и победил в двух из них.

Герой «Фомы», имя которому выбрано за сомнения и правдоискательство, – мальчик-мажор (соответствующей песни в мюзикле нет, но между строк она чувствуется) с безымянной периферии (а вот эта песня есть). И вот он выбирает не быть мажором, а быть андеграундным певцом и делать то, что считает правильным, из-за чего всю дорогу попадает в ситуации, мерзость которых (сперва это корчи конвульсирующего СССР, до последнего пытающегося сожрать всё индивидуальное и свободное, потом гримасы новорожденного рынка) могла бы унизить кого-то другого, но в Фоме рождает вместо поддакиваний – песни с изумительными, резкими, странными и сложными стихами. Фома становится звездой, не изменяя себе, зато, кажется, изменяя нас. Он находит, отталкивает, снова обретает и теряет окончательно свою музу и жену Людмилу (Эльмирой звали первую жену Шевчука, которая умерла молодой от поздно диагностированной опухоли мозга). А мир вокруг меняется радикально, переосмысляя себя в том числе стихами и песнями.

Позволь нам допеть до весны

Привычные акценты в песнях смещены, особенно когда песни поются другими персонажами, но смещены – не значит ослаблены. «Ночь Людмила», написанная в 2000 году, перемещается в начало 1980-х и становится комической родительской отповедью пришедшей с ночного свидания героине. «Дождь», в 1981 году рисовавший фантастические, утопические картины – «И представил я: город наводнился вдруг весёлыми людьми» – в спектакле становится гимном расцвета Перестройки, а утопия на глазах превращается в реальность.

А потом эта реальность кусается: лихие девяностые кажутся карикатурой, настолько неправдоподобны возникающие в них события, но мы же прекрасно помним, что так всё и было. Кумиром эстрады становится персонаж из песни «Фонограмщик», Фома зарабатывает деньги и связи на похоронах авторитета, его старый друг-хиппан становится оборотнем в погонах, гитару пытаются отжать братки, и в этот момент, буквально под ногами готовой запинать Фому толпы рождается «Родина». 1992 год.

Лейтмотив спектакля, тема любви главных героев и якорь для всего, во что верит Фома – «Новое сердце», песня-ровесница «Людмилы». Даты нельзя не фиксировать: все, кто старше тридцати, могут вспомнить, когда выходили эти песни. Но их подчиненный сюжету, а не хронологии, порядок в спектакле не фальшивит ни капли. «Новое сердце» как будто было всегда.

Главный хит Шевчука – «Осень», на которой целые поколения учили основные гитарные аккорды – звучит в момент, когда Фома взлетает на пик славы, и она переполнена радостью, с какой у группы ДДТ никогда не исполнялась. Но параллельно Людмила узнает от врачей диагноз и решает его скрыть. Что ж, мюзиклу дозволена мелодраматичность, да и зачем воспроизводить реальность, еще живущую в памяти очевидцев. В любом случае, Юрий Шевчук всё одобрил.

«Фома» – не байопик; он в большей степени фиксирует биографию страны, в которой создавались звучащие в нем песни, чем описывает жизнь Юрия Юлиановича Шевчука через события, происходящие с Фомой Олеговичем Григорьевым. И в партии Фомы специфическую вокальную манеру Шевчука стремится явно имитировать только один из исполнителей – Антон Войналович; Александр Крюков балансирует на грани узнаваемости и больше следует за духом аранжировок.

Небо под ногами

Сценограф Елена Вершинина делает спектакль-комикс: плоские фанерные декорации с рисунком от руки, плоский картонный реквизит – среди немногих настоящих предметов гитара Фомы да проигрыватель с пластинкой, на которой вместо музыки битлов оказывается речь Брежнева. Опрокинуты в дальнюю перспективу «ласточкины хвосты» московского Кремля и крыши питерского двора-колодца, в котором можно ходить прямо по окнам, превращающимся в двери в небо. Перестройка в виде переворачивающихся табличек с названиями городов: был Куйбышев, стала Самара. Простота сценографии вымывает из песен ту часть их имманентного и оставшегося даже после реаранжировки рок-пафоса, которая бы могла задать «Фоме» неверный тон.

Свет Ирины Вторниковой создает в нужные моменты эффекты рок-концерта, а один раз совершает настоящее театральное чудо. Сюжет поначалу развивается медленно, но когда уже бесповоротно понятно, что судьба Фомы – петь, а наша – его слушать, он выходит к залу с гитарой, и от струн отражаются лучи.

За два часа сценического времени мир спектакля, не меняя технических приемов воплощения, меняется кардинально и в то же время закономерно. Если в начале одинаково одетые толпы (художник по костюмам Екатерина Малинина) ходят строем по указке фанерного Ленина, и сцена кажется ограниченным от сих до сих окошком в ту ушедшую (но далеко ли?) реальность, то в финале вокруг одинокого героя вырастают ирреальные нарисованные цветы, а пространство спектакля втягивает в себя всех находящихся в зале, чтобы все о чём-то пели и смеялись, чёрт возьми.

Это всё

На самом деле в финале звучит не «Дождь», нет. Фома дает открытый концерт на Дворцовой площади, он признан, он звезда, но он же – простой очкарик, который просто верит в то, что делает. «Это всё, что останется после меня, это всё, что возьму я с собой», – и не надо ничего наносного, статусного, престижного: достаточно того, что мы есть или хотя бы были друг у друга. Мы, люди.

И люди в зале, державшиеся два акта, становятся свободны. По залу загораются фонарики телефонов, заменившие зажигалки на стадионных концертах. Зрители подпевают в голос, машут руками в такт, встают и танцуют в проходах, не стирая слез с глаз. К ним выходят артисты, обнимают их, жмут руки. Одетые в фирменные футболки «Фомы» фанаты, которыми спектакль обзавелся всего за несколько показов, дарят солистам цветы. Пока не закроется занавес, никто не сбегает в гардероб. Нельзя по доброй воле сократить свое участие в таком событии.

А «Фома» – в самом деле событие. Отечественный театр создал явление уровня «Отверженных»: у нас этот мюзикл известен, к сожалению, только по экранизации с Хью Джекманом, а в Вест-Энде он идет восемь раз в неделю вот уже 35 лет – абсолютный европейский рекорд. В основе обоих мюзиклов лежит история объединения людей, в обоих без всякой дидактики воплощена идея, что быть хорошим человеком хорошо. И мир наглядно становится местом, в котором можно быть счастливым при всех бедах и потерях. Это то, что всем нам нужно время от времени слышать, чтобы жить дальше.